Я не исключение. У меня тоже был враг. Нет, на самом деленедругов, неприятелей и прочих грябьих детей, всячески отравляющихмое существование, за свою пиратскую жизнь я успел приобрестинемало, но вот Враг с большой буквы, дрыц его побери, был один.
Хитрый. Умный. Расчетливый. Наглый и самовлюбленный. Я ненавиделего до зубовного скрежета и добрый десяток лет мечтал только ободном: сжать пальцы на холеной, лоснящейся от жира шее этогонапыщенного человеческого болвана и насладиться его агонией.
На первый взгляд наша вражда объяснялась общей сферойдеятельности. Мы и впрямь не могли поделить море, вдвоем нам былотесно на его волнах. Мы оба были не первыми в своем ремесле, даже невторыми, но каким-то необъяснимым образом ходили одними морскимипутями и грабили одни корабли. Порой даже случалось, что мы выбиралив жертвы одно и то же судно одновременно. Несколько раз, ужеприготовившись к абордажу и заприметив конкурентов, мы затевалисвару. Наши команды выясняли отношения, а сообразительные мореходыуходили из-под носа, чем распаляли враждующих еще больше.
Но мои чувства были далеки от жадности и погони за золотом. Яхотел во что бы то ни стало доказать своему врагу, что я - лучше,сильнее, умнее его, продемонстрировать свое превосходство и царскимжестом указать Варесу на его место. Где-то между камбузом и уборной.
Я был очень молод тогда - мне едва исполнилось восемьдесят. Поэльфийским, да и по тролльим меркам - "зеленый" возраст. Моемуврагу-человеку - чуть больше сорока.
Как-то раз мы сцепились не на шутку. Из-за происков недоумкабогатая добыча уплыла у меня буквально из-под носа. А тут еще этотсын морской гадюки принялся потешаться над моими сердечными ранами -в ту пору я весьма болезненно переживал расставание с очереднойневерной красоткой, променявшей меня на какого-то сухопутчика. Ну, яи не выдержал. До сих пор ломаю голову: как я мог брякнуть в ответтакое?!
Вот как вы считаете, что мог сказать в запальчивости молодой пиратсвоему врагу? Думаете, что-то необычайно хлесткое и оскорбительное?Ни за что не догадаетесь!
"Деревяшкой ты был, деревяшкой и останешься, пока не полюбишьпо-настоящему!" - проорал я тогда с борта своего корабля. Говорю же,молодой я был, зеленый, в голове ветер, а на языке - сплошныеглупости… Да и откуда мне было знать, что проклятия могут обладатьсилой не только у колдунов?! И уж тем более - что сказанная взапальчивости фраза окажется по сути своей не чем иным, какпроклятием?!
Месяц спустя Вареса убили при взятии очередного корабля. Чтопоказательно - предали свои же матросы, прирезали втихомолку ивыкинули за борт, на корм акулам. Он никогда не умел подбиратькоманду…
А на следующий день, вернее, следующую ночь я заметил, что мой лисна носу корабля уже не тот, что прежде. Иногда его глаза начиналисветиться желтым, волчьим огнем, пару раз мне казалось, что я слышуего дыхание, но я списывал это на игру собственного больноговоображения. Я крепко задумался, лишь когда эта тварь чуть неоттяпала мне руку. Средь бела дня! На глазах у всей команды! Какоеуж тут воображение…
При первом же заходе в порт я пригласил на борт колдуна - самогосильного из тех, что посоветовали местные. Старикашка дышал наладан, но дело свое знал крепко. Он долго выспрашивал меня о моейжизни, задавал вопросы, как мне казалось - один глупее другого, и вконце концов вынес решение. По его словам выходило, будто в моюносовую фигуру, мою гордость, отличительный знак моего корабля,вселилась неупокоенная душа этого мерзавца, Вареса! И будетпребывать в нем, пока не исполнит проклятие до конца!
Когда я понял, что старикан не шутит и не обманывает, я пришел вярость. За всю свою жизнь я не испытывал злости большей, чем в теминуты - ни до, ни после. Мало того, что злейший враг оказался живпосле смерти - так я еще был вынужден таскать за собой его дух!Терпеть его присутствие на своем корабле! Этого я не мог вынести.Поначалу.
Я примерял мысленно все возможные варианты, от замены носовойфигуры до смены всего корабля. Но знающие люди рассказали, чтоменять носовую фигуру - дурная примета, что бы с этой фигурой нипроисходило, иначе от корабля навеки отвернется удача. А продатькорабль… На это я так и не решился. За годы странствий мы с нимстали одним целым, лишиться его для меня было страшнее, чем потерятьруку, ногу или даже голову.
Я не раз и не два предпринимал попытки расколдовать своегозаклятого врага. Сколько деньжищ я потратил на всяческих шарлатанов- стыдно вспомнить! Я зазывал всех, кто был хоть сколько-нибудьсведущ в магии. Напрасно. Старый портовый колдун оказался прав:проклятия подобного рода снимаются только после выполнениязаключенного в них условия.
Я долго отказывался верить в свою способность наслать проклятие. Вдругое время это польстило бы мне - но не в этой ситуации! Правда,астрологи говорили что-то об особом расположении планет, совпавшем внаших с Варесом гороскопах. Ну, говоря простыми словами, именно вэтот час было самое благоприятное время, чтобы мне проклясть, а ему- быть проклятым. Но мне-то от этого было не легче!
Все, чего я смог добиться, - это лишить лиса способностидвигаться, когда ему вздумается. Шрамы на месте его укусов еще долгонапоминали о себе, да и я отнюдь не горел желанием быть загрызеннымукрашением собственного корабля. Долгие поиски увенчались успехом:один алурский не то шаман, не то ведун за баснословные деньгиналожил на дух Вареса заклятие повиновения или что-то вроде того -запамятовал я, как этот фокус у алурских колдунов называется. Теперьстервец мог только сверкать глазами да изредка шевелиться. А еще ямог приказать ему броситься на любую выбранную мной жертву -требовалось лишь назвать имя. К этому я прибегал лишь раз, да и тоскорее для острастки, чтоб напугать противника - до смертоубийствадело так и не дошло. Кроме меня правом повелевать лисом обладал мойбрат, подавшийся в пираты вместе со мной. После его гибели это правоперешло к его сыну. Нирму.
Сорок лет минуло с тех пор. Я уж и пиратствовать перестал, икоманду не раз поменял, а вот носовую фигуру сменить - рука неподнимается. Он ведь живой. Хоть и деревянный… Глупо это звучит,знаю. Но я виноват в том, что с ним произошло, и чувствую себяответственным за его посмертное существование.
Тяжело и горько чувствовать себя виновным в мучениях друга. Но,оказывается, вдвойне горько, если мучается враг. Сначала, поостывнемного и оценив выгоду нового положения, я, конечно, упивалсяпобедой, чего уж греха таить. Я чувствовал себя отмщенным, считалвеликим, могучим и непобедимым. Но постепенно вкус триумфа сталслабеть, а потом и вовсе сошел на нет. Победа, доставшаяся безусилий, - на кой ляд она мне? Она не делает чести победителю и неговорит о слабости побежденного…
Путники слушали рассказ капитана, раскрыв рты, и в их душахрождались совершенно разные чувства.
Деятельный Вотий не замедлил, хоть и с опаской, ткнуть пальцем вдеревянный хребет с облезшей краской.
- А он точно больше не кусается?
- Не тронет, не бойся, - успокоил не в меру любопытного мальчишкуЫтыриэль. - Но злить его не советую…
Угроза прозвучала зловеще. Вотий тут же отдернул руку, спрятал ееза спину и даже отошел от греха подальше
- Жалко беднягу, - вздохнула сердобольная Маржана.
- Я даже представить боюсь, как ему, должно быть, тяжело иодиноко, - поддержала хайяри графиня.
- И поделом ему, - возразил жестокосердный рыцарь.
- Ну, прямо как в какой-нибудь древней легенде, - умилиласьЗаринна. - А в конце обязательно должно быть просветление злобноговорога и примирение сторон!
- Ну, положим, примирились-то мы уже давно - пожал плечамикапитан. - Попробуйте-ка дуться на беспомощного врага, которыйнаходится целиком в вашей власти и с которым никто даже поговоритьне догадывается! Я с ним даже беседую… иногда. Он ведь всепонимает. Как собака какая, честное слово!
Маг на минутку нахмурился. Видимо, вспомнил, что сболтнул что-толишнее лису на ушко. Айна, запоздало припомнив собственное вольноеобращение с деревянным Варесом, вновь залилась краской.