– Усек, Петр Алексеевич.

– Ну и молодец. Жалую тебя шубой со своего плеча и золотыми аглицкими часами – поставь их на пол, владей!

– Благодарю, ваше величество, поистине царский подарок!

– Владей, – Петр Алексеевич милостиво махнул рукой и напомнил: – О шаутбенахтстве твоем после поговорим. Да! На ассамблею сегодня вечерком к Меншикову приходи, да не один – с молодой супругой, она у тебя, говорят, красавица с земли гишпанской?

– Ну да, оттуда, из Барселоны.

Сдержанно отозвавшись, Андрей отвесил глубокий поклон и удалился, простившись с государем до вечера.

Царская шуба оказалась, хоть и покрыта золотистой парчою, да изрядно трачена молью, а часы были сломаны, что, впрочем, ничуть их красоты и изысканности не умаляло.

– Ничего, починим, – смеялась Бьянка. – А и не починим, так пусть просто так стоят. Главное, не подарки, а милость государя. Кстати, милый, знаешь, у нас тут рядом, на набережной знакомое судно ошвартовалось – то самое, зеленое, с ромашками! Ну что в Ригу с нами шло, помнишь?

– А, «Белая ромашка», – Андрей тоже рассмеялся. – Ирландская торговая шхуна… в смысле – английская, но капитан – ирландец.

Вечером, на ассамблее, приставучий, как клейкая лента – скотч, – Меншиков пил с Бьянкой на брудершафт, так что Громову сильно захотелось разбить «светлейшему князю» морду, впрочем, тот быстро переключился на какуюто графиню с огромной – арбузами – грудью и вычурной прической в виде парусного корабля. Не прическа, а настоящее произведение искусства, сотворенное на клею, крахмале и пудре с мукою… правда, Андрей затруднялся себе представить – как можно с такой прической спать? Да и вообще, блох там и вшей – видимоневидимо, никакие мехаблохоловки не помогают, да и не почесаться никак – паруса мешают! Впрочем, красота требует жертв, что графиня доказывала своим стойким поведением – изящно танцевать с таким сооружением на голове тоже было проблематично, а сия гламурная красавица не пропускала ни одного танца, напропалую флиртуя и с Менщиковым, и с самим государем, всерьез вознамерившимся услать «светлейшего» куданибудь подальше, тем более и повод был – Карл Двенадцатый, просидев около года в Польше, наконец, двинул свои войска на восток – явно против России.

– На свою погибель, – тяпнув водки, Громов громко хохотал, положив локти на стол. – Ох, наваляем мы им под Полтавой, ох и наваляем! Бокато намнем!

– Вот это правильные мысли! – усевшись рядом, одобрительно рассмеялся Петр. – Давайка, Андрюша, за наши будущие победы и выпьем! Эй, все слышали? За будущие и настоящие российские виктории! Виват!

Супруги вернулись домой поздно, к утру, Громов без сил упал на постель, не раздеваясь, только что и смог снять туфли, Бьянка же – все же не водку пьянствовала, а вино, – распахнув окно, долго смотрела на луну, сиявшую в темном августовском небе, дувший с Невы ветер трепал ее распущенные по плечам волосы, а на тонкой шее баронессы поблескивал висевший на цепочке кулон из нержавеющей стали – Богоматерь Тихвинская, подарок Андрея.

– Голова, милый, не болит? – обернулась юная женушка.

Громов вздохнул:

– Да не знаю. Завтра поглядим. А сейчас – спать.

Спать… А вот Бьянку, наоборот, изрядно тянуло поговорить, пообщаться, пусть даже и с разбуженным грумом Томом, если уж родной супруг твердо намеревается спать, не реагируя даже на соблазнительно обнаженное плечико.

– Милый, помнишь, ты меня просил какнибудь подругому «Барона Рохо» назвать? Так я придумала… Эй, эй, ну не спи же!

– Да слышу я, зая. И что ж ты придумала? Надеюсь, не яхта «Беда» и не «Черная Каракатица»?

– Сам ты каракатица! – девушка обиженно отвернулась, впрочем, дулась недолго, а, мечтательно глядя на луну, прошептала:

– Назовем наш корабль – «БьюикСкайларк»!

– Какккак? – Громову неожиданно заикалось.

– «БьюикСкайларк»! Такой красивый темноголубой кабриолет пятьдесят четвертого года, – Бьянка томно вздохнула. – Мы такой както брали напрокат, с Линой. Весь блестит, сиденья – мягкиемягкие, и такой же мягкий ход. А скорость! И ничего впереди, у ног, не торчит, ничего переключать не надо…

– Коробкаавтомат, – машинально промолвил Андрей.

– Какая еще коробка?

– Трансмиссия, говорю автоматическая… Две педали. А вообще – машинка недешевая. Хоть и красивая, согласен. Да в пятидесятые все тачки красивыми были, а потом пошли одни «дровяные баржи», без страха не взглянешь.

– Так тебе, милый, не нравится?

Шелковая ночная рубашка сползла с плеча девушки, обнажив пленительно вздымающуюся грудь, такую упругую, теплую… зовущую…

– Ну почему же не нравится? – теряя остатки сна, молодой человек поласкал грудь рукою, – «Скайларк» так «Скайларк». Ничуть не хуже, чем «Красный Барон», так что – пусть будет.

Шелковая рубашечка уже сползла до пояса, и капитанкомандор, погладив жену по животику, нежно поцеловал темную ямочку пупка и быстро сбросил одежду…

– Ах, милый… Ах… А ко мне Меншиков так приставал… Ах…

Примерно через неделю, во время которой не произошло ничего маломальски важного, не считая торжественного переименования «Красного Барона» в «Скайларк» (не в «Бьюик» – и то ладно!), царь Петр Алексеевич, исходя из полученных известий о пришедших в нехорошее движение шведских войсках, немедленно отослал царевича Алексея (которому в то время, до появления «наследника» от Екатерины, очень даже доверял, поручая, без всяких опасений самые важные дела) в Москву для возведения дополнительных укреплений на случай нападения Карла, сам же с ближайшими сподвижниками отъехал ненадолго в Лодейное Поле, а затем – в Олонец, проверить, как идут дела на верфях, чтоб, в случае чего, поотечески грозно подбодрить корабельщиков.

В отсутствие государя немедленно подняла голову всякая сволочь, действуя в полном соответствии со старой пословицей «кот из дому – мыши в пляс». Тут же начались драки, сведения старых счетов, и – потихому откровенное воровство со складов, оставленных на попечение явно не тех людишек, каким бы, по уму, следовало бы.

В тот самый момент в гости к Андрею явился старый знакомый и друг Спиридон Рдеев, быстро нашедший в СанктПитерБурхе применение своему недюжинному плотницкому таланту и уже успевшему сколотить артель. Рдеев явился смурным и сразу пожаловался на странную пропажу юнги Лесли Смита, коего еще с американских вод держал под своим покровительством и коечему уже успел научить.

– А у меня Бьянка с Томом с утра еще на рынок ушли, – вдруг забеспокоился Громов. – Да с тех пор и нет! А делото к обеду уже, давно должны бы вернуться, обычно они так долго не задерживались… Может, в дурную историю попали? Народец тут всякий, тем более – без царято батюшки – распоясались!

– Важнова людишки около твоего дома крутились, – скупо заметил Спиридон. – Ну помнишь – капитана галерного?

Андрей насторожился:

– Еще бы!

– Сей капитан злопамятен, говорят, зело. А пленников своих Важнов в Ниенской крепости держит… там несколько бастионов осталось, подвалы… когдато целый город шумел! Я вот что, Андрей Андреич, думаю, – чуть помолчав, продолжал плотник. – Важнов этот, Антип, давно под тебя копает! Да ты и сам то знаешь.

– А нука, пошли! – резко поднявшись на ноги, капитанкомандор потянулся за шпагой. – Проверим, расспросим…

Поначалу дела шли неважно – мало уже торговцев осталось, времято позднее, но потом Рдеев, с помощью своих знакомых, отыскалтаки одну зеленщицу, которая и показала, что красивую боярышню и черного, как черт, слугу, хорошо заприметила еще с утра, а потом видела, как их усаживали в карету…

– Что значит усаживали? – резко переспросил Громов.

– А то, батюшка, и значит, – зеленщица почмокала губами и махнула рукой. – Колымагато, она быстро подъехала. Потом так же скоро – фьють! И обоих уж нету, ни сударушки, ни арапа. Одна корзинка со снедью валяться осталась – так и ту подобрали быстро.

– Таак… – нервно моргнув, Андрей положил руку на эфес шпаги. – А что за карета была?