Андрей улыбнулся:

– У нас говорят – кто не рискует, тот не пьет шампанского!

– Всегда предпочитал бургундское или, уж в крайнем случае, бордо… Впрочем, это сейчас неважно, – герр Фидлер спрятал улыбку, посмотрев на собеседника со всей возможной серьезностью и, выдержав небольшую паузу, спросил: – Что у вас за судно, господин капитан?

– Добрый трехмачтовый корабль с вместительными трюмами и высокой кормой.

– Не тот красный, что вошел в гавань совсем недавно?

– Он и есть.

– Славно! – потерев ладони, собеседник понизил голос почти до шепота: – Теперь слушайте меня внимательно и делайте в точности так, как я вам скажу. Не прогадаете, смею вас уверить! Итак, под погрузку встанете последним, так, чтобы освободить трюмы лишь к вечеру… а загрузить – ближе к ночи. Со старостами грузчиков и портовыми ратманами ругайтесь на эту тему, как можно сильнее – мол, задержали до самой темноты! По бумагам – у вас коровьи шкуры, на самом деле – медь. Будьте осторожны, если узнают шведы… Ну вы человек опытный. Да! По навигационной карте – вы идете в Ревель, так на таможне и заявите. Деньги я чуть позже занесу прямо на ваш корабль. Все, до единого талера, в том числе – вашу долю и долю вашего экипажа, герр капитан. Если вы доставите груз в СанктПетербург, получите еще немало. Ну все! Удачи! Увидимся вечером, господин капитан.

Допив пиво, купец вытер с губ пену и откланялся, попросив Громова еще чутьчуть посидеть в таверне. Так, на всякий случай.

В очередь на таможню Громов, как и договаривались, встал последним, сразу за разбитным огненнорыжим малым с веснушчатым лицом ярмарочного забияки, судя по выговору – ирландцем. Рыжий оказался капитаном «Белой ромашки», того самого веселого судна, что всю дорогу от Рюгена до Риги шло чуть впереди «Красного Барона» и вызвало такой интерес Бьянки.

– Вот ведь скоты безрогие! – громко ругался «ромашечный» (или «ромашковый») капитан. – У меня, между прочим, кроме кофейных бобов, кои нужно срочненько выгрузить, еще и цветочные луковицы, нежнейший товар! Вы знаете, сколько они стоили еще лет восемьдесят назад на Амстердамской бирже?! За дюжину можно было купить очень приличный особняк! Дада! Что вы смеетесь, сэр? Не верите?

– Нет, почему же? Верю, – Громов все же был историком, и случившуюся в Голландии в первой половине семнадцатого века «тюльпанную лихорадку» прекрасно помнил. Еще бы – такойто курьез! Луковицы тюльпанов, по сути, заменили деньги, никто не работал, все бросились выращивать цветы, искусственно взвинченные цены на тюльпаны росли, как на дрожжах. И, конечно, все кончилось крахом.

– И кто же в наши дни интересуется цветами? – саркастически спросил Андрей. – Впрочем, извините – это совершенно не мое дело, куда вы их везете и кому хотите продать.

– Ну… так… есть одно местечко, сэр…

Ирландец почемуто замялся, и весь его задор кудато пропал, правда, минут через пять капитан «Белой ромашки» снова начал орать – на этот раз уже на грузчиков, по его мнению, двигавшихся, словно сонные мухи.

– Э, дьявол вас разрази! Этак вы и до утра не управитесь, парни!

Громов тоже присоединился к проклятиям, так, что портовый чиновник в темнозеленом кафтане и небольшом паричке, покачав головой, скривился и сделал приглашающий жест: мол, заходите уже.

В таможне, как ни странно, управились быстро: может, ратманы и в самом деле устали от криков, а может, просто торопились по домам и делали свою работу быстро.

– О, герр капитан! И вы – в Ревель?

– В Ревель, господа мои, в Ревель!

– Сахар, значит, везете, кофе… Ага! А портовый сбор?!

– Вот, господа. Пожалуйста!

Андрей старательно и без спешки отсчитал деньги, после чего один из ратманов, грузный, с одышкой, мужчина, приложил к навигационной грамоте зеленую восковую печать.

– Можете следовать в Ревель, герр капитан. Советую отправиться завтра утром, тут уже много кого набирается – и тот рыжий ирландец, что был до вас, и еще коекто… А главное – «Густав Ваза», шведский фрегат. Недавно пришел, верно, видали уже его на рейде? Сорок больших пушек – не шутка! С таким сопровождением сам черт не страшен!

– Дада, – прощаясь, рассеянно ответил Громов. – Это просто замечательно! Замечательно просто…

Когда капитан «Барона Рохо» покинул таможню, уже начинало смеркаться. На пришвартованных к причалам судах зажигали кормовые фонари, а у выхода в гавань, на рейде, точно нарисованные углем, маячили высокие мачты фрегата под шведским – голубым с тремя золотыми коронами – королевским флагом.

Ктото еще – коренастый, в куцем смешном кафтане, чемто напоминавшем русский зипун – стоял спиной к городу, внимательно рассматривал фрегат. Вот обернулся.

– Что скажете?

Рыжий!

Узнав ирландца, Андрей повел плечом:

– Доброе судно.

– Доброе? – не скрывая раздражения, капитан «Белой ромашки» сплюнул себе под ноги. – Ну это для кого как, сэр! А вдруг он вздумает нас проверять? Или, скажем, проводить до самого Ревеля под конвоем? Оно нам надо?

– А куда деватьсято? – хмыкнув в кулак, спокойно заметил Громов.

Рыжий со вздохом кивнул:

– Оно верно, деваться некуда – против сорока пушек не попрешь. Да и парусов на нем много – ходко пойдет, тем более, там только матросы да канонир, никаких лишних людей нету.

– А кого вы подразумеваете под лишними людьми, уважаемый? – быстро поинтересовался молодой человек.

– Солдат! Морскую пехоту. Они возьмут их в Ревеле – за тем туда идут, – собеседник снова сплюнул, на этот раз постарался – далеко, в воду.

Громов покусал губу:

– А вы откуда знаете про солдат?

– Хаха, дружище! – неожиданно весело расхохотался ирландец. – Да разве в порту от моряка чтонибудь скроешь?

Грузчики торопились, хоть никто их и не подгонял, так боцман (бывший галерник ЖанЖак Лефевр) орал для показухи. Никто не подгонял, но парни с мешками и носилками сновали проворно и живо, разгружая и загружая подходившие один за другим возы, как видно, грузчикам не оченьто хотелось возиться здесь до утра, хоть ночной труд и оплачивался щедрее дневного. Не намного, но всетаки.

Погрузкой распоряжался герр Фидлер. Придерживая рукой треуголку, он подозрительно косился на шведский фрегат, загораживающий выход из гавани.

– Вам лучше его обогнать, – кивнув на корабль, посоветовал купец подошедшему Громову. – Или наоборот – отстать, так чтоб вас и видно не было. Самое плохое, если он встанет на рейде в Ревеле и будет внимательно осматривать море.

– Мы просто возьмем севернее, – успокоил Андрей. – Ничего, проскочим, все жтаки это море, а не озеро.

– Да, именно так. Имейте в виду – все подступы к Нарве контролирует эскадра адмирала Горна, так что проходите мимо, а у Котлина не забудьте поднять русский флаг и взять лоцмана, – посматривая на грузчиков, озабоченно напомнил немец. – Там такой сложный фарватер.

– Не забудем. Поднимем. Возьмем.

– Ах, дьявол тебя разрази!

Один из грузчиков – молодой косоротый парень – вдруг споткнулся, уронив носилки с мешком… В мешке чтото глухо звякнуло.

– Осторожнее, осторожнее! – воскликнул купец. – И не спешите вы так – успеете.

Когда закончили погрузку, в черном, усыпанном сверкающими звездами небе уже светила луна, и призрачная тень стоящего на рейде фрегата, казалось, заслоняла всю гавань.

– Да нет, – стоя на корме, Громов поднял подзорную трубу. – Места там вполне достаточно, пройти можно. Шкипер!

– Да, месье капитан?

– Когда будет лоцман?

– Как вы и сказали, сразу на рассвете, месье капитан.

– Прекрасно.

Потерев руки, Андрей направился в свою каюту, да по пути встретил поднявшуюся на корму Бьянку и уже с ней прошел на балюстраду под зажженным кормовым фонарем.

– Как тихо! – чуть постояв, заметила баронесса. – Не слышно ни шума попоек в тавернах, ни песен припозднившихся рыбаков.

– Наверное, тут запрещено нарушать ночную тишину, милая.

– У нас, в Барселоне, тоже запрещено. Однако это никому не мешает… Знаешь, милый… я так тоскую! – девушка еле слышно вздохнула и продолжала прерывающимся шепотом: – Тоскую по теплому морю, по каталонским песням, по сардане – этот такой танец, где все пляшут вместе, встав в круг…