– Теперь – канониры. Два шага вперед!

Помявшись, вышло человек десять.

– Кто хаживал в море? Умеет обращаться с парусами?

Парни обескураженно переглянулись, из строя вдруг вышел мужчина лет сорока, с красным обветренным лицом и уверенным взглядом:

– Мое имя ЖанЖак Лефевр. Парни просто не поняли вопроса, господин капитан. В море ходили немногие, но с парусами управиться смогут – я их коечему научил.

– Так вы моряк, месье?

– Боцман, господин капитан.

– Тактак… – задумчиво протянул Громов. – А нука, проверим… Вот вы! – он ткнул пальцем в первого попавшегося парня – белобрысого, стриженного покрестьянски, в кружок. – Гротмарсель – это где?

– Верхний парус на средней мачте, господин капитан! – без запинки выпалил белобрысый.

– А блинд?

– Блинд, господин капитан, на бушприте.

– Что ж, неплохо.

Искоса поглядывая на Райкова, Андрей опросил еще несколько человек, после чего развел руками и улыбнулся:

– Моряки – хоть куда. Правда, пока только в теории.

Данила Петрович окинул гостя цепким взглядом и, понизив голос, спросил:

– Ну так как? Согласны?

– Ммм… – скривился молодой человек. – Признаться, еще даже не думал. Както было не до того.

– Жаль, жаль, – Райков скривился и вздохнул. – Вижу, не особенното вы рветесь на родину, дорогой мой Андрей Андреич.

– Да как вам сказать…

Громов и в самом деле не рвался, он и здесьто, в Онфлере, можно сказать, только жить начинал, наконец вот женившись. А что в России? Дикий сатрап Петр Алексеевич? Боже упаси, там и в двадцать первомто веке – в чистейшем виде территориальноотраслевой феодализм с многочисленными и своевольными вассалами типа «Газпрома» или РАО «РЖД», с «вертикалью власти» по типу типичной древневосточной деспотии, основной принцип которой – «я начальник – ты дурак!» Нет уж, не надобно такого счастья! В прежней своей жизни Громов имел немало знакомых эмигрантов, уехавших кто в девяностые, а кто в «тучные» далеко не для всех нулевые, в Финляндию, Францию, Германию, Чехию… Обратно «домой» никто не рвался, и никакой ностальгии не испытывал. Вообще, это понятие – ностальгия – как заметил Андрей, почемуто поднимали на щит люди, нигде кроме какойнибудь пошлой «все включено» Турции не бывавшие, а то и вообще загранпаспорта не имевшие, зато всерьез полагавшие, что в чужедальнейто сторонке русского человека грустьтоска обязательно до смерти заест. Да не заест! Никого еще не заела, и не спился никто «от тоски». Спиваютсято – в России, большинство тех, кто по привычке полагает, мол, российское государство – это же их, родное – что давно уже далеко не так.

Так что никакая ностальгия Громова, как умного человека, не мучила, в Россию образца начала восемнадцатого века он не стремился ничуть. А вот туда, туда в двадцать первый… в цивилизацию… Перед каждой грозой таскал ведь Бьянку на корабль, надеясь – а вдруг?

Так что, наверное, и была ностальгия… не – упаси боже! – по государству – по временам, по эпохе.

А Райкову почемуто неудобно было сразу отказать, однако Андрей все же пересилил себя:

– Знаете, Данила Петрович, – думаю, что нет.

– Ну что ж, – дипломат не особенното и обиделся. – Жаль, конечно, но, как говорится – хозяин – барин. Не буду неволить, спасибо, Андрей Андреевич, что людей моих посмотрели. Молодцы ведь – один к одному, а?

Ближе к вечеру гости уехали, со всей искренностью поблагодарив гостеприимного хозяина за теплый прием. Данила Петрович долго махал им вслед, а когда всадники и идущий рядом негр скрылись в рябиновой рощице, хмыкнул в кулак и, утробно высморкавшись, промолвил себе под нос:

– Думаешь, избавился от меня, господин капитан? А вот шалишь! Все одно помоему выйдет, все одно! Чего вам, месье Лефевр? – Райков скосил глаза на подошедшего боцмана.

– Там человечек какойто… Нездешний, говорит, что за кроличьими шкурками едет.

– И что?

– Да больно уж востроглаз. И кроликов тут никто не держит.

– Так ты полагаешь…

– Да, мой господин – соглядатай. Королевский шпион, тут и думать нечего! За гостями нашими следил, с ними и явился. Прикажете его… того…

– Нетнет, – подумав, ухмыльнулся Райков. – Пусть о том, что видел, доложит, а мы… А мы подождем… не здесь, а близ Гавра. Пора уже туда перебраться… ЖанЖак – объявите о том людям, пусть собираются. Да! И парней, тех, кто половчее, отправьте в Онфлер… за соглядатаем этим.

На следующий день, в понедельник, с утра уже за Громовым и Бьянкой явился небольшой отряд коннополицейской стражи во главе с незнакомым офицером, представившимся лейтенантом Брюссо и вежливо попросивший «господина капитана и его домочадцев» следовать за ним в здание городского суда.

– А что случилось? – изумился Андрей. – Что, вас господин Дюпре послал?

– Господин Дюпре смещен со своего поста еще в субботу! – лихо отрапортовал лейтенант. – Приказом нового сюринтенданта полиции, графа д'Арно, наш прежний командир, шевалье д'Эвре восстановлен в своей должности… как и господин судья, к которому мы сейчас с вами и направляемся.

– Ах, вон оно как… – одеваясь, Андрей лихорадочно размышлял о случившемся. – А что же с маркизом де СентОбан?

– Арестован, господин капитан, – пожал плечами офицер. – Насколько я знаю, маркиз де СентОбан обвинен в злоупотреблении служебным положением и в ожидании суда помещен в Бастилию.

– В Бастилию! – непритворно ахнул Андрей. – Ну надо же! И что? Думаете, он оттуда уже не выберется?

– Может, и выберется, – Брюссо нехорошо ухмыльнулся и многозначительно поправил висевшую на новенькой перевязи шпагу. – Но нескоро.

– Тактаак…

– Вы собрались уже, господин капитан?

– Меня что, тоже вознамерились арестовать?

– Насколько знаю – господин судья лишь собирается предъявить вам обвинение. А дальше, в ожидании суда – домашний арест.

Надев треуголку, Громов покачал головой:

– Интересно, и в чем же меня хотят обвинить?

– А вот судья вам и скажет, – вполне логично объяснил офицер. – Вам и вашей супруге.

– При чем тут моя супруга?

– В суде все и узнаете.

Андрей был ошеломлен – ну надо же, ни с того ни с сего – словно гром с ясного неба! Ладно, с ним самим, пользуясь арестом маркиза, явно пытались свести счеты – было кому! Но вот Бьянка… к нейто какие претензии?

– Ничего, милый, – набросив на плечи легкий шелковый плащ, баронесса подбодрила супруга. – Я уверена – все очень скоро разъяснится, уладится.

Громов, кстати, думал сейчас точно так же. Ну врагизавистники, интриги – понятно. Однако под его командованием – почти целый флот! Моряки, морская пехота. Неужели посмеют арестовать? Это трусоватыйто судья? Вряд ли… Прав этот Брюссо – домашний арест, самое большее. От командования, конечно, отстранят – ну и черт с ним! Друзей много, еще поборемся!

В сумрачном зале суда, за трибуной уже собрались заседатели во главе с самим судьей – морщинистым старикашкой с желчным отечным лицом и недобрым взглядом, парик которого напоминал нечто среднее между вороньим гнездом и куском старой пакли. Солнечные лучи, падавшие сквозь украшенные витражами высокие стрельчатые окна, окрашивали лица заседателей в синий и зеленый цвета, придавая сим достойным гражданам сходство с ожившими мертвецами.

– А, месье де Тоннер! – хриплым, какимто каркающим голосом промолвил судья после доклада Брюссо. – Давно, давно вас ожидаем, как и супругу вашу… если ее вообще можно считать супругой.

Андрей возмущенно вскинул брови:

– Как это – можно считать?!

– А сейчас и узнаете, дорогой мой, вот прямо сейчас… Это кто еще?

Рассерженно тряхнув париком, судья вызверился на вошедших в зал жандармов в красных мундирах. Полдюжины человек во главе с широкоплечим молодцом – офицером. Вооружены алебардами и палашами, у офицера, кроме шпаги, еще эспантон и пара пистолетов за поясом. Жандармы конвоировали какогото безусого юнца, почти мальчика, с наглым ухмыляющимся лицом и связанными за спиною руками.

– Что это? Кто? – возмущенно закаркал судья. – Я вас что – приглашал, господа жандармы? Какого ж черта вы сюда ворвались?