– Доставили преступника, господин судья! – кивнув на задержанного, молодцевато доложил офицер.

– Какого еще преступника?

– Это – Ансельм Обиши, тот самый обидчик женщин из Хулгата! Наконецто попался, голубчик! Мы б его снаружи посторожили, на улице, да там девчонки с рынка – так мы боимся, кабы его до суда не разорвали.

– Ооо! – с интересом взглянув на ухмыляющегося парня, судья потер руки. – Так это значит, тот самый Обиши и есть! Обидчик женщин. Надо же – а по виду совсем еще молокосос. И где вы его поймали?

– В гавани, господин судья. В таверне «Черный жук».

– Ах, вон оно что. В «Жуке», значит. Ладно, сидите пока здесь, ждите… Только смотрите мне – не гомонить!

– Еще одно только слово, господин судья, – глянув на синие мундиры солдат коннополицейской стражи, учтиво испросил разрешения жандарм. – Не вам, а вот этому господину офицеру.

– Говорите, – судья махнул рукой. – Только быстро.

– Не вы ли будете лейтенант коннополицейской стражи месье Брюссо?

– Я, а что? – лейтенант вытянулся.

– Да ничего особенного, – его собеседник светски улыбнулся. – Просто я встретил по пути вашего командира, полковника д'Эвре, так он объявил общее построение и срочный сбор!

– Да, но у нас вот тут… – Брюссо растерянно обернулся на Громова.

– Так мы его можем сопроводить, если нужно, – пожав плечами, жандарм посмотрел на судью.

– Сопроводите, – похожий на паклю парик раздраженно дернулся. – А вы… – судья кивнул лейтенанту. – Можете уходить, тут и без вас народу много.

Солдаты коннополицейской стражи поспешно покинули зал заседания, и достойнейшие представители нормандского правосудия наконецто смогли приступить к своим непосредственным обязанностям.

– Итак, господин де Тоннер, имею честь сообщить, что вы, равно как и ваша… гмгм… супруга, обвиняетесь сразу по нескольким пунктам, – с ухмылкой прогнусавил судья. – В предательстве национальных интересов и в предательстве интересов веры!

– Что? – дернулся молодой человек. – Каких еще интересов?

– Извольте, разъясню, – похожий на паклю парик колыхнулся, словно корабль в бурю. – По первому пункту – вы постоянно поддерживали связь с нашими врагами англичанами…

– Ну надо же!

– Посредством вашего юнги… кстати, урожденного англичанина, по имени Лесли Смит, уже давшего все необходимые показания высокому суду.

– Интересно, каким путями вы их выбили?

– По второму пункту обвинения имеются два подпункта, – судья глянул на Громова с торжествующей усмешкой, словно все дело было уже давно доказанным и требовалось лишь соблюсти все необходимые формальности. – Подпункт «а» – вы тайно встречались с врагами нашего короля и католической веры, последователями некоего голландца Янсения, посланец которого, по имени Мартин, скрывался в вашем доме.

Тут уж не выдержала Бьянка:

– Что вы такое говорите, господин судья? У вас имеются свидетели?

– Конечно имеются! Кроме того, некий господин Анатоль, что служил при церкви НотрДам де Грас, тоже – янсенист, закоренелый враг нашего короля и веры!

– Отец Анатоль?! Янсенист?

– Это еще не все, господа! – судья повернулся к заседателям. – Не далее как вчера обвиняемые так же сношались с еще одними недобитыми врагами – с мятежниками камизарами! Гугенотами, коих, вне всяких сомнений, очень скоро ждет костер, и…

– Ну до костра, я полагаю, все ж не дойдет дело, – судью неожиданно прервал чейто гулкий голос.

Громов, Бьянка и все остальные обернулись, увидав идущего к трибуне человека в красном жандармском платье и с двумя пистолетами в руках.

– Райков! – удивленно воскликнул Андрей. – Данила Петрович! Тыто как здесь? Зачем?

– За тобой, – выстрелив в потолок, Райков громко расхохотался и кивнул жандармам. – А нука, парни, вяжите их всех. Нет, нет, своихто не трогайте. Ну что, Андрей Андреевич, скажете, что я не вовремя? Они бы вас вздернули, честное слово. И вашу дражайшую супругу бы не пощадили.

– Что ж, спасибо, – Громов покусал губу. – Я так полагаю – мы идем сразу на корабль? Слава богу, морских пехотинцев там сейчас нету, месье д'Арризо увел их тренироваться в лес. А ваши люди, господин Райков, они здесь?

– Недалеко от Гавра, – Данила Петрович поотечески взглянул на Андрея и улыбнулся. – Надо будет за ним свернуть.

– А сейчас – освободить юнгу.

– Уже!

– Быстро же вы управились! – с уважением промолвил Громов.

Райков рассмеялся, убирая пистолеты за пояс:

– На том и стоим, друг мой, Андрей Андреич, на том стоим!

Уже через полчаса «Красный Барон» вышел из гавани и лег на правый галс, к Гавру, точнее, к тому местечку в устье Сены, где дожидались завербованные Данилой Петровичем парни. Кто их знает, может, и впрямь – камизары, повстанцыгугеноты, не до конца разгромленные войсками Его величества короля Франции.

Глава 11

Лето 1707 г.

Балтика

Из Северного моря в Балтику «Красный Барон» прошел без всяких эксцессов, в числе подобных ему торговых голландских судов, следующих в Любек, Ригу или Ревель. Полосатый голландский флаг щедро пожертвовал Райков, также у него нашлись и русские стяги – полосатый триколор с андреевским косым синим крестом, ныне тщательно спрятанные в особом тайнике в трюме. Судно «голландского купца Яна Песториуса», по всем документам, вышло из Амстердама с грузом сахара и кофе, оный груз тоже предоставил все тот же Райков, перегрузив в устье Сены на лодках, и яснее ясного намекнул, что и кофе и сахар очень ждет в Риге один тамошний купец по имени Ганс Фидлер, по словам Данила Петровича, настроенный к России весьма лояльно. Часть денег за товар Фидлер предоставил заранее, еще весной, совершив так называемую фьючерсную сделку через Амстердамскую биржу, а часть – девяносто восемь тысяч талеров – должен был уплатить непосредственно в Риге, для чего Райков, тщательно проинструктировав Громова, дал ему к купцу рекомендательное письмо, кое тоже надлежало хранить в тайне, правда, тайна сия – в отличие от всех других – была чисто коммерческая. Просто уважаемый Данила Петрович, наряду с дипломатическими и чисто шпионскими делами еще и при удобном случае проворачивал чисто личные гешефты. Почему бы и нет? Поэтому судно должно бы обязательно зайти в Ригу, а из девяноста восьми тысяч талеров пять получал лично Андрей и еще пять делилось на всю команду. После Риги, сделав портовую отметку для возможной проверки со стороны шведских военных судов и прихватив попутный груз все от того же купца Фидлера, судну надлежало идти в Ревель, а уж оттуда – по бумагам – в Выборг, на самом же деле – свернуть в СанктПетербург (тогда еще – СанктПитерБурх, никакая не столица), можно даже и под голландским флагом, с подачи царя Петра Алексеевича голландцев в будущей столице любили и всячески жаловали, даже сам царь иногда подносил капитану чарку. К царю же Райков дал Громову письмо и просил заходить, не чинясь, ибо «вас, господин капитан, с собственнымто фрегатом и командой сам черт в друзья примет!». Так что дело все, казалось, было уже на мази, от Онфлера никто за беглецами не гнался, вот только Балтийское море все же не зря называли Шведским озером, а могущественная Швеция находилась с Россией в состоянии войны, король Карл упрямо требовал Ингрию с СанктПитерБурхом. Так что, ежели б шведы хорошенько проверили липового «голландца», могли бы возникнуть весьма нехорошие коллизии… впрочем, Андрей – а, вернее, его новая команда, предоставленные Райковым люди, вполне могли бы сказаться теми, кем на самом деле и были: французскими мятежникамигугенотами, беглыми «камизарами», как их называли за белые рубашки (камиза, поитальянски и южнофранцузски), надеваемые поверх одежды – нечто вроде мундиров, чтобы отличить своих. Камизары выступали за возвращение норм Нантского эдикта, коим славный король Генрих Четвертый когдато даровал свободу веры, и ныне давно отмененного, а также собирались установить какоето мифическое «царство равенства и братства», что заставляло Громова относиться к своим навязанным матросам с известной долей осторожности – он вообще не очень любил фанатиков и предпочитал не иметь с ними никаких дел.