А она мгновенно образовывалась вокруг великого Мэтра Влажного Пути Алхимии. Кто тащил сетку водки, кто – ящик пива, дабы только прикоснуться к песням московского Мэтра. А когда Адмирал брал опытной рукой гитару, душа плакала и раскрывалась. Он был настолько мягок и добр, что слезы сами капали на окурки, растоптанные капитаньём. Суверен с бледным лицом время от времени истерически кричал: "Пьем за нашу свободу!" – резко выбрасывая руку вверх. Адмирал, легко шатаясь, поднимался со стула с тремя ножками и чертил в воздухе знак Ордена Splendor Solis – крылатое солнце бога Аполло.

Каждый день был Днем Рождения Адмирала. Он говаривал: "Пить – так пить!" Капитаньё напивалось и падало там, где его настигал неумолимый градус. Но Петр Борисович – чемпион сборной алкоголиков страны – всегда находил в себе силы растащить упавших в беспамятстве по комнатам и оставить их там лежать, как одурманенных змей.

Когда все стихало, мы с Петровичем могли обменяться впечатлениями и сесть за дневник.

– Не могу все это терпеть, – говорил Петрович, – в теплые места надо подаваться.

– А ты думал пройти Нигредо в удовольствии и эйфории? – успокаивал я. – Еще немного – и в нас прогорит земная страсть и откроется в душе драгоценная жемчужина Анима Мунди,..

Но тут обычно кто-либо из капитанья, просыпаясь, громко восклицал:

– Это разве пьянка – пьянка только начинается! Здесь никто не пьет, здесь все трезвые.

Наступало утро, и хромой хозяин квартиры, с пьяной рожей, окаймленной прилизанными волосами, первым делом прыгал на одной ноге на кухню. Там он подбирал окурки с пола и с наслаждением докуривал, а остальное сметал в помойное ведро, набивая его доверху пробками и серым пеплом. Затем этот монстр сливал со всех пустых бутылок последние капли вина, водки и пива, называя их "Красные слезы", делал себе похоронный коктейль и, сильно морщась, выливал в глотку. Затем, насвистывая марш Люцифера, хоронил бутылки в огромной французской сумке

– воспоминании о своем спортивном прошлом. Он отыскивал беспокойно спящего на половичке Петровича, выволакивал его за воротник в коридор, вручал сумку с бутылками, нажимал кнопку первого этажа в лифте и, дав сильного пинка и проорав: "Одна нога здесь, другая там!" – отправлял в спиртной магазин. Круглощекий Петрович торопился по грязной улице к магазину с тысячной толпой. Шныряя меж пьяных, он отыскивал щель в очереди, чтобы побыстрее сдать полсотни мертвецов – пустые бутылки на пьяном жаргоне – и получить за каждого не меньше двугривенного. Пьяный бутылочник грязной толстой клешней брал мертвецов за горлышки и сортировал по гробам. Затем, подозрительно косясь на Петровича, недодавал руб. Петрович засовывал выручку в штанину и выпрыгивал вон, а потом нырял в слизистую очередь алкоголиков, злобно ожидающих похмелья, и там застывал, думая о том, далеко ли еще до Просветления. В это время я добывал что-нибудь в продовольственном магазине.

– У меня съезжает крыша от такого обучения, – жаловался Петрович.

– Терпи, братушка, – говорил я. – Еще немного – и мы должны попасть на Небеса.

Вечерами Адмирал, глядя на безумного Петра Борисовича, напевал:

Голубой и рогатый сыночек

Тут как тут появился на свет.

Упырев угостил его пивом

И в партшколу тотчас потащил.

Но директор обиделся люто,

Упырева ругал он и клял,

И сынка его из пулемета

Деловитой рукой расстрелял.

Упырев писал письма-угрозы:

Дескать, я уезжаю в Донбасс.

А потом, как печальная роза,

Провалился он в свой унитаз.

– Ты что, – косился на него Петр Борисович, – на меня намекаешь?

– А на кого же еще? – смеялся Суверен.

"У Адмирала мягкий, пантерообразный стиль общения, – говорил Джи. – И хотя ему немало лет, он напоминает черного леопарда, изящно спящего на краю огненного вулкана. Он похож на глубоководный айсберг. На физическом плане видна его верхняя часть в виде пьющего тела. А в глубине океанического слоя, там, в темноте потустороннего мира, находится гора психическо-духовной структуры Адмирала. Эта подводная гора имеет связь с раненым Люцифером".

Это дыхание раненого божества мы ощущали по хмурым, выжженным алкоголем утрам. Атмосфера трещала и лопалась красными пузырями, пространство кишело монстроидальной астральной свитой. В такие часы любимый жрец Черной Изиды прятался от людей и милиции, которая в красных фуражках везде поджидала его. Иногда апостол бога Аполло излучал из своего сердца такую пронзительную волну любви, что даже самый старый звездный пират мог заплакать на его груди. А когда молоденькие студентки, приходившие послушать Адмирала, засматривались на него влюбленными глазами, он напевал:

Ваш любовник скрипач, он слепой и горбатый,

– Он вас дико ревнует, не любит и бьет.

Но когда он играет концерт Сарасате –

Ваше сердце, как птица, летит и поет.

Он Альфонс по призванью, он знает секреты,

Он умеет из женщины сделать Зеро.

Но когда затоскуют его флажолеты –

Он божественный принц, он влюбленный Пьеро.

А когда вы устали от ласк хамоватых,

Где-то плачете тихо в углу, чуть дыша,

Он сыграет для вас тот концерт Сарасате,

От которого кровью зальется душа.

В последний день трехнедельного обучения Адмирал вызвал меня и Петровича на кухню и торжественно произнес:

– Теперь вы готовы получить Посвящение.

Многие рыцарские ордена – это псевдомиф. Это игры, в которые должны играть люди. Если их лишить игр, то они вырождаются и все сметают на своем пути. Наша задача – создать такой Орден, чтобы вся Земля приняла Звездное Рыцарство.

Вы и прежде искали Путь, потратив на это многие годы. Но за вашими поисками находится Нечто, бывшее еще до вашего рождения. Вы искали Корабль Аргонавтов уже тогда. Вы не знали, когда и на какой планете дойдет до вас благая весть. Вы могли ждать прихода благой вести, будучи в образе болотной травы. Потому что такие люди, как вы, обычно держатся в резерве и начинают проявляться в самый неподходящий для дяди Демы момент. Открою вам секрет: вы подготавливались в иной звездной системе, и это позволяет вам на Земле удержаться в пространстве Луча и не предать вашего Мастера.