Но на самом деле Адмирал был очень тихим и скромным юношей, до тридцати лет не курил, а пил очень мало.

Его беззаветная любовь – Белый Тигр – была прекрасной дамой из высшего общества. Он любил ее всей душой и относился к ней как истинный рыцарь – к даме сердца. Для него было немыслимо затащить ее в постель. Белый Тигр долго объясняла ему, что в жизни все наоборот, и что именно так и надо поступать.

Тигр все ему прощает: пьянку, уходы, Мата Хари. А когда Мата Хари стала охладевать к нему, Адмирал ушел к некой Эль-де. Та безумно его любила, давала деньги, каждый день лился рекой коньяк, хотя Адмирал просил водку. Собирались ее друзья, слушали Адмирала и называли его пророком. Они дожидались выезда за рубеж и нигде не работали.

Потом из Москвы стали доходить слухи о том, кто такой Адмирал на самом деле. Эльда тут же крестилась, а квартиру окропила святой водой. Тогда Адмирал вернулся к Белому Тигру.

– Да, странная у него жизнь, – произнес я.

– Я все смотрю на вас, – сказала Шахматная, отпив токайского, – и никак не могу понять, что же находится между вами?

– Между нами – дверь, – ответил Джи, – в которую можно войти.

– А вам не будет слабо, если я однажды рискну это сделать?

– усмехнулась она.

– Мы только за, – обрадовался Петрович.

– Не тебя спрашиваю.

Я посмотрел на часы: время приближалось к часу ночи. Шахматная перехватила мой взгляд и, закурив сигарету, сказала:

– Так и быть – сегодня я вас оставлю у себя. Тебе, Касьян, я могу постелить в отдельной комнате – там живет сосед, но он уже месяц не ночует дома, – и оставила мне ключи.

Я с удовольствием растянулся на широком диване с продавленными пружинами. Около трех часов ночи я ощутил, что меня крепко обнимают с обеих сторон два жутких существа. В полной темноте я никак не мог рассмотреть их, но ощущение потустороннего ужаса не оставляло меня. Я попробовал вырваться из их объятий, но не тут-то было. Через минуту заиграло старинное танго, и одно из них, вытащив меня в центр комнаты, стало отплясывать неимоверный танец. Тут-то я и разглядел ее. Это была старуха лет под девяносто, ее седые скомканные волосы свалялись на спине. Меня передернуло от ужаса. Она была настолько иссохшая, словно месяц пролежала в могиле. Я вгляделся и заметил, что часть ее тела была сгнившей. Я попытался освободиться из ее цепких объятий, но ее костлявые пальцы еще сильнее ухватились за мою спину. Она с силой прижималась ко мне, заставляя двигаться в такт музыке. Вскоре из постели вылезла другая старуха, такая же полусгнившая, и, уцепившись за меня сзади, принялась кружиться с нами. В таком ужасном состоянии я провел остаток ночи. Утром я выскочил к Шахматной.

– Что за ведьминская комнатушка у тебя по соседству?

– Не хотела пугать тебя сразу – год назад на этом диване скончались две сестры девяноста лет. Они пролежали в квартире несколько месяцев, пока их трупы случайно не обнаружили.

– Почему ты мне ничего не сказала об этом? – возмутился я.

– Это одна из частей посвятительного лабиринта, – холодно Улыбнулась она.

– Нам надо срочно выходить, – сказал появившийся Джи, – сегодня я вновь хочу встретиться с Адмиралом. Он живет на Академической. Но он любит, договорившись о встрече, тут же исчезать из дома – и ты застаешь пустую квартиру.

Чтобы не упустить Адмирала, мы, подъехав к его дому на Академической, сразу направились к телефонной будке, стоящей прямо у подъезда. Джи набрал номер.

– А, это ты, дорогой Мэтр, – раздался голос в трубке. – Я, пожалуй, выйду сегодня на дело, только надо определить место встречи.

– Мы уже у твоих дверей, – ответил Джи.

– А, вот так? Вы меня что-то недооцениваете, – недовольно проговорил Адмирал.

– Наоборот – слишком ценю! – ответил Джи.

Адмирал вышел на тридцатиградусный мороз без плаща, в тех же туфлях на босу ногу.

– Ты не замерзнешь в своем пиджаке? – удивился я.

– Да я родился в нем, – натянуто улыбнулся он. – А теперь, ребята, надо заглянуть в ближайшую аптеку, чтобы затариться корвалолом. Ты, Петрович, надеюсь, хорошо знаешь, как это делается?

Через десять минут Петрович вышел из аптеки с двумя флаконами корвалола.

– Больше нет, – сконфуженно ответил он.

– Тогда зайдем в магазин парфюмерии, – сказал Адмирал. – Девушка с золотой улыбкой! – обратился он к симпатичной продавщице, – не найдется ли у вас подходящей дешевой парфюмерии, которая к тому же еще и укрепляет волосы?

– Вам я предложила бы лосьон для выращивания новых, – засмеялась продавщица, разглядывая голову Адмирала.

– Да нет, вы не поняли – мне просто надо как можно скорее опохмелиться!

– Господи, – ужаснулась девушка, – такого лосьона у нас нет!

– Нужно было тебе, Петрович, взяться за дело, – сухо сказал Адмирал и вышел на заснеженную улицу.

– Может, купим "Кубанской"? – предложил я, догоняя Адмирала.

– Так чего же ты молчал?

– Так я думал, ты хочешь с утра именно лосьёнчику выпить.

– Вообще-то я очень странный парень, – ответил Адмирал.

– А теперь мы отправимся к одному недобитому фашисту – Петру Борисовичу.

– А это что за персонаж? – спросил Джи.

– Бывший чемпион по плаванию. Он во Франции несколько лет подряд брал первые призы по баттерфляю, а теперь возглавляет сборную московских алкоголиков, которая занимает одно из первых мест. Тренировки проводит у себя на квартире, жена от него ушла, дети не родились, и в его флэту можно всегда переночевать.

– Отличная рекомендация, – восхитился Петрович.

Через час дверь без номера в подъезде панельной башни открыл высокий, как проморенное бревно, человек в замызганном спортивном костюме. Его изломанное лицо говорило о дремучести пролетарской души.

– А-а-а, сам Адмирал пожаловал, – пробасил он. – А эти чего за тобой увязались?

– Водку несут, – кивнул Адмирал.

– Ну, если пришли с билетом, то пусть раздеваются.

Мы вошли в большую кухню, в центре которой стоял пустой белый стол и три серые табуретки. Из окна без занавесок открывался вид на одинаковые коробки новых районов. Не успел Петрович моргнуть глазом, как его сумка была выпотрошена и изъятые три бутылки "Кубанской" появились на столе.

– Ну и скорости у тебя! – разозлился Петрович.

– У меня в доме свои порядки, – ухмыльнулся Петр Борисович, откупоривая водку. – Мы все делим поровну – кроме любимых женщин.

Мы расположились на неприбранной кухне и молча выпили по рюмке. Закусывать было нечем.

– Я как посмотрю, нынешний день начинается лучше, чем вчерашний, – хмыкнул Петр.

– А не найдется ли у тебя сигаретки? – спросил Адмирал.

– Сейчас поищу: вчера я где-то в комнате заныкал чинарик.

– А могу ли я что-либо доверить тебе или Гурию? – испытующе посмотрел на нас Адмирал, когда он вышел. – Ведь я владею гигантскими познаниями, которые не должны попасть в случайные руки. Я ведь единственный знаю, кто такой Джи, ибо я его лучший ученик, он посвятил меня в глубокие тайны. И я никогда не предам человека, который посвятил меня в Эзо. Я всегда об этом помню.

Знания Джи являют собой неизмеримую бездну. Другие думают, что, изучая алхимические трактаты, которые, может быть, Джи не читал, они превзойдут его. Но я думаю, сколько бы они ни читали, это не имеет значения… Только я – очень резкий. Я люблю пить честно, чтоб по-людски все было.

– Ты можешь им доверять, – произнес Джи, – они прошли подготовку в болотисто-лесистой местности.

– Я слеп, – сказал Адмирал. – Хоть у меня и два глаза, но один видит одно, а другой – другое.

Жаль, что ты, Касьян, не знаешь даже первого закона полярной зимовки.

– А почему я должен его знать?

– Потому что ты совсем запросто можешь оказаться там, – и он взял гитару:

Тяжелой тенью, в вечном сомненьи

Тянется твоя жизнь.

Выйди на площадь, стань на колени,

Скажи себе "Аминь".

Радио слушай, смотри телевизор,