– А теперь, Петрович, проверю тебя на вшивость, – заявил Петр Борисович. – Если выиграешь у меня в шахматы, то живи сколько хочешь в моей квартире, а если нет – то мигом в магазин за тремя бутылками водки.

– А деньги? – испуганно спросил Петрович.

– Это твои проблемы, – захохотал Петр, – деньги доставай где хочешь. – Расставляй фигуры в спальне, – приказал Петр и проковылял туда, скрипя костылями.

Он уселся на диване у окна, положив гипсовую ногу рядом.

Игра началась с острой комбинации, которую придумал Петр Борисович. Но время от времени у него слегка мутилось в голове, и он падал на спину, ударяясь головой о батарею.

– А ну-ка подними меня, Петрович, – морщился от боли он, продолжая четко следить за игрой. – Да принеси водочки, а то в глазах двоится.

Через полчаса раздался радостный вопль Петровича:

– Тебе, Петр Борисович, – мат!

– Так, – сказал Петр, – хоть ты и честно выиграл, все равно тебе придется бежать за водкой.

Он встал и, ковыляя на гипсовой ноге, поволок Петровича за шиворот к двери и, открыв ее пинком, вытолкнул его к лифту:

– Одна нога там, а другая здесь! – крикнул вдогонку он.

На дворе стали сгущаться лиловые сумерки.

– Это пьяный вечер льется черными слезами сквозь фиолетовые пальцы Провидения, – ни на кого не глядя, сказал Адмирал и устроился с бутылкой вина у батареи.

Мы с Сувереном остались за столом.

– Нелюдь, которая считает себя интеллигенцией, – сказал Суверен, – называет Адмирала правой рукой Люцифера, сплошным ужасом. Но Мата Хари знала правду и поклонялась Адмиралу.

"Если в подвале многоэтажного дома пьет Адмирал, – рассказывала она, – то его люциферические выбросы влияют на настроение всех жильцов. Весь дом начинает пить, драться и бить посуду, и никто не понимает, в чем дело..

Вдруг дверь отворилась, и на пороге появился полуинтеллигентный мужчина в глаженом коричневом костюме с масляными пятнами.

– А, нас посетил новый член сборной алкоголиков страны – великий русский поэт Леха, – покачал головой Петр Борисович.

Леха вполз ужом в кухню и проорал:

– Друзья, у меня есть деньги, дайте срочно выпить, меня жена выгнала из дому, потому что я дружу с вами!

Наспех допивая остатки вина, он достал один рубль мелочью, рассыпал его по столу и гордо оглядел присутствующих, ожидая сочувствия и понимания. Но на поэта-алкоголика никто не обратил внимания – у него не было метафизического веса в бэд компани. Тогда Леха забрался на стул и, вытянув руку вверх, стал громко читать свои хаотические стихи.

– Заткнись, скотина, – прокричал побледневший Суверен, – здесь у нас один поэт – драгоценнейший Адмирал.

Адмирал, покачиваясь на трехногом табурете, с интересом смотрел на Леху как на человекообразное существо неизвестной породы. Леха под этим взглядом, как завороженный, лег на пол, задрал ноги вверх и стал отчаянно хрюкать, кукарекать, а затем выть по-волчьи.

– Заткнись скотина, или я сейчас в окно тебя вышвырну, – взорвался Суверен, наливаясь ненавистью.

Но Леха еще более завелся и завизжал, уничтожив тонкую атмосферу апостола Бога Аполло.

Петр Борисович, дебил и монстр,, погладил Лешеньку по голове и ласково произнес:

– Продолжай, сынок! Ты, паскуда, мне нравишься. Мой дом специально предназначен для безобразия.

Леха гаденько улыбнулся и затих.

Адмирал взял гитару и, глядя на Петра Борисовича, запел:

У Питоновой Марьи Петровны за ночь выросла третья нога. Она Ване сказала любовно: Я тебе теперь так дорога!

Наш Ванюша был парень убогий, у него вовсе не было ног. Поласкай мою третюю ногу – и тебе испеку я пирог.

Наш Ванюша окончил три класса,

Ничего он не смыслил в любви,

Он шептал, от желания красный:

Ты мне, Маша, пол-литра купи.

Маша быстро сходила в магазин и купила большой пистолет,

И Ванюше несчастному в ухо:

Ты меня будешь любить али нет?

Тут Ванюша убогий заплакал: Я калека, не трогай меня.

Изо рта у него выползала очковая большая змея…

В этот момент дверь снова отворилась, и на пороге появился Джи в сопровождении Кукуши. Кукуша поставил на стол три бутылки портвейна и сел напротив нас.

– Пришел послушать Адмирала, – значительно заявил он и в одну минуту выпил всю бутылку:

– Это чтобы догнать ваше метафизическое состояние.

– Не мог бы ты, дорогой Адмирал, что-либо спеть? – попросил Джи.

– Чтобы душа развернулась во всю ширь, – добавил монструозный Петр Борисович, – а потом с шумом свернулась.

Адмирал взял гитару:

Мама, я вышел из клиники,

Сразу пошел на завод.

Мы собираем будильники –

Жизни советской оплот.

Входит ко мне синеглазый чекист

С крыльями за спиной,

А у меня сидит гармонист,

Брызгается слюной.

На суде все было готово,

Решили меня расстрелять.

Вместо последнего слова

Дайте поблевать.

Кукуша побледнел и рухнул под стол, да так и остался лежать до конца вечера, чему-то улыбаясь во сне.

– Петрович, – тихо произнес Джи, – ты не расслабляйся, запоминай песни Адмирала – в них заложена вся алхимическая мудрость.

Петрович тут же достал тетрадь.

– А ты знаешь, – грозно воскликнул Суверен, – что здесь запрещено записывать? – и разорвал в клочья драгоценный дневник Петровича.

Снова раздался звонок, и на кухне появилась Шахматная в черной дорогой шубе с длинным шарфом и песцовой шапке.

– Какие люди пожаловали к нам! – воскликнул Петр Борисович, сметая поэта Лexy с табуретки. – Прошу, пани, присоединяйтесь к нашей бэд компани.

Шахматная, не снимая шубы, осмотрелась.

– Я что-то не вижу дорогого кожаного плаща, который я недавно тебе подарила.

– Он променял его на Старом Арбате на пять бутылок водки, – ухмыльнулся Петр Борисович.

– Так-то ты ценишь мои подарки! – возмутилась Шахматная, и ее глаза засверкали от гнева.

– Женщины убивают нас на духовном плане, и поэтому иногда лучше держаться от них подальше, – и Адмирал запел:

Она смотрит недвижно и зло

На журнал престарелых мод.

У Леди Вандерлоу

Глаза вытекают, как мед.

На полу в золотистой луже

Шелушится неоновый свет.

И на труп ее бедного мужа

Фарфоровый падает снег…

И Леди Вандерлоу

Глядит на фарфоровый снег.

И слезы струятся светло

По лицу, которого нет.

– Но, несмотря ни на что, – произнес Суверен, – Шахматная – одна из центральных фигур в московском андеграунде.

– Но дико жадная и трясется над своей квартирой, – добавил Петр Борисович. – Она выгоняет своих друзей, которые с ней выпили, в три ночи на мороз!

– Поэтому-то Адмирал и не любит ее, – добавил Суверен.

– Шахматная, несмотря на все свои тонкие достоинства, – сказал Джи, – одиноко прокисает, и хорошо, если бы кто-то переключил ее на сердечную волну. Но сделать это надо особым образом – так же, как Насреддин спас ростовщика, тонувшего в пруду.

Однажды приходит Ходжа Насреддин в один город и видит, что в пруду тонет богатый ростовщик. Жители города собрались вокруг и с любопытством смотрят на это. Один из них кричит: "Дай руку, я тебя спасу!" Но ростовщик только мотает головой, продолжая тонуть.

"Разве вы не знаете, – воскликнул Ходжа, – что ростовщику нельзя говорить слово "дай". Он подошел к кромке воды и крикнул: "Возьми мою руку – и ты спасешься!"

Ростовщик мигом ухватился за Насреддина, и тот его вытащил на берег.

Поэт Леха глупо рассмеялся.

– Я могу взяться за это, – оглядывая Шахматную, произнес Петрович.