– Учти, Петруччо, что приятное надо всегда сочетать с полезным, – предупредил Джи, – а без второй и третьей линии работы первая быстро выродится.

– А ты знаешь, юноша, – сказала вдруг Шахматная, – я могу покориться только настоящему мужчине.

– Я готов им стать, – заявил Петрович.

– Настоящий мужчина, – произнесла холодно она, – может заниматься любовью всю ночь, заботясь прежде всего о наслаждении дамы. А для выковки настоящего характера ему надо хотя бы годик отсидеть в тюрьме.

– А она права, черт возьми! – восхищенно выкрикнул Петр Борисович.

– Ну, чего ты, братушка, приуныл? – сказал Петровичу Адмирал. – Если хочешь, мы тебе запросто поможем. Ведь тебе известны мои холодные принципы. Смотри – от тебя уже ждут немедленных и правильных действий.

Одно время здесь тусовались двое псаломщиков, ограбивших родную церковь. Потом их посадили, и опять стало тихо. Так что наматывай на ус. А здесь могут выдержать только абсолютно закаленные бойцы, которые пьют все что горит.

– Я, пожалуй, не буду спешить, – заикаясь, пролепетал Петрович.

– Мелкий бес под кобылу подлез и сам надорвался, – расхохотался Петр Борисович.

– Православие всегда отличалось стойкостью, – произнес Джи, поглядывая на орденского батюшку. – Хотя этот его представитель и не блещет особым умом, как другой орденский батюшка, который еще в семинарии писал богословские диссертации, – зато у него богатый душевный пласт. Он прошел крутую школу, был послушником отца Тавриона, пока тот не умер. Чтобы попасть к отцу Тавриону в монастырь, ему пришлось выписаться из Москвы. А когда он возвращался в Москву, то за него вступился сам патриарх. В любом состоянии наш батюшка отстоит службу, будь то раннее утро или поздний вечер. А поскольку сознание у него слабое, то он хлещет водку в перерыве. Но в нем есть что-то непростое. Старец Таврион многое ему передал.

Поэт Леха вдруг очнулся от спячки, схватил стакан водки со стола, быстро выпил, пополз на четвереньках в угол и там затих.

– Это разве пьянка, – заорал вдруг Петр Борисович, – пьянка только начинается!

– Кто тут пьет? – вставил Суверен, – тут все трезвые. Адмирал, перебирая струны гитары, запел:

Вот перед нами лежит голубой Эльдорадо,

И всего только надо – опустить паруса,

Здесь мы в блаженной истоме утонем,

Подставляя ладони золотому дождю.

Здесь можно петь и смеяться,

И пальцы купать в жемчугах.

Можно бродить по бульварам,

И сетью лукавых улыбок

Можно в девичьих глазах

Наловить перламутровых рыбок

И на базаре потом их по рублю продавать…

Шахматная посмотрела на меня ласковым взором, и я тут же направил в нее все свое коагуле, скопившееся за время пребывания в квартирке-бис.

Но она только улыбнулась, и ее бледные щеки слегка порозовели.

– У тебя сейчас есть некоторый шанс, – напомнил мне Джи, – приобщиться к Адмиралу как реальному космическому бенефактору.

– Объясните мне, что тут происходит, – поднял пьяную голову Петр Борисович, – а то вы все загадками говорите.

– Совершенно бесполезно объяснять коаны, – ответил Адмирал. – Они теряют при этом особую сакральную силу.

– Не могли бы вы рассказать об Алхимии? – спросил я.

– Первая стадия Алхимии – Нигредо – это реальная тяжелая полная хаотичность, когда человек носит в себе хаос. Но при этом существует такая тонкость, что он не должен ограничивать свободу других ни в чем, – это условие ненасильственности. Эта стадия помогает оторваться от элемента Земля. Из элемента Земля под воздействием Алхимического Солнца образуется элемент Тяжелой Воды, и на самом деле "Учитесь плавать" говорит именно об этом.

Но только я могу вывести вас на Иссану.

– Куда? – спросил Петрович.

– Некогда посланная Тарасом Григорьичем субмарина "Голубой Ангел" заблудилась в реках джунглей Амазонки. Внезапно там появился человек, который сказал: "Я могу вывести вас на Иссану". Это был приток Амазонки, нужный им.

– Опять вы говорите про эзотеризм! – взорвался Петр Борисович. – Я вас последний раз предупреждаю: мой дом предназначен только для пьянки!

– Да когда же ты, наконец, перестанешь перебивать Адмирала, пьяная скотина! – заорал Суверен и, схватив медный тазик, со всей силы ударил Петра Борисовича по голове.

– Лучше бы я спал, – прошептал побледневший Петр и рухнул на пол.

– Что такое Посвящение? – спросил я Адмирала.

– Я только что посвятил Петра Борисовича на Путь смирения, – рассмеялся Суверен.

– Внутреннее Посвящение – это когда в человеке запускается сублимационный механизм, – отвечал Адмирал. – Но без стабилизации внешним Посвящением, которое дает Орден, одно только внутреннее может сделать неофита неконтролируемым.

Орден – это причастность к золотой цепи Посвященных и понимание, что это единственная реальность для тебя.

Разрезанная бритва на лиловом мотыльке,

Разрезанная бритва на лиловом мотыльке.

Кто-то идет рядом с нами, и в походке виден ум.

На плечах вместо этой дряни – Аквариум.

Надо жить интенсивно и лениво вместе с тем.

Как это красиво – рыбы вместо проблем.

Я не сторонник ситуативных методов, как Джи, но в духовном смысле он гораздо круче меня. Посвящение беспощадно к слабостям. Любое общение с людьми уровня моего или Джи является даже вредным, потому что приводит к бесполезной трате ценного внимания. Ситуация Посвящения предполагает уже жесткие рамки и особые отношения.

Джи парит, как кондор над сельвой, он почти никогда не опускается сюда.

– Ты, Петрович, – холодно заметил Суверен, – зомби от мира сего, абсолютно механический человек. Это оттого, что левая сторона тела, отвечающая за дух, не подключена к правой, которая отвечает за землю. Но после общения с Адмиралом, я надеюсь, ты станешь не только истеричным, но и более чувствительным к потустороннему.

– А потом вам надо будет достичь нового синтеза уже на этом уровне, – добавил Джи.

В это время Кукуша проснулся и вылез из-под стола.

– Ну, что тут у вас происходит? – зевая, спросил он.

– Да вот, пора отправляться домой, – отвечал Джи.

– Ну что ж, тогда пойдем, – отвечал Кукуша, – а вот выпить чего-либо не найдется?

Я налил ему стакан портвейна.

– Вот теперь можно жить дальше.

Расползались на асфальте искалеченном

Золотистые уроды фонарей.

Умер город наш сегодня вечером.

Очень жалко мне собак и лошадей…

Так потянулись дни за днями. Чтобы заслужить доверие Адмирала, надо было суметь в любое время дня и ночи достать три бутылки водки, или десять бутылок сухаря, или, в другом эквиваленте, шестьдесят бутылок пива.

Петр Борисович держал хату для того, чтобы в ней можно было драться, опиваться водкой, валяться на полу в окурках, наблюдая за тем, как полу-люди, полу-хоббиты лили на себя вино и стряхивали на голову пепел.

Петр Борисович, с поломанной ногой в гипсе и лихорадочно блестящими глазами, в порванной пижаме, потрошил сумки гостей, надеясь найти одеколон "Саша или Наташа".

Чтобы пройти стадию Нигредо под руководством самого Адмирала, надо было проворно таскать из магазина водку, которую бэд компани выливала себе в глотки в течение нескольких мгновений.

– В вас должно сгореть все земное, – говорил Адмирал, – и только тогда в вашей душе блеснет драгоценная Лунная Жемчужина.

Атмосфера вокруг Адмирала быстро менялась, от мягкой и сердечной до слез волны – до холодно-люциферической.

Каждый день нам с Петровичем приходилось шарить мелочь в своих пиджаках и лететь в магазин, таща в руке сумку, набитую бутылками, причем сорок надо было ухитриться выдать за сто, иначе экзамен не был сдан. Нам пришлось учиться менять в магазине редкие книги на куски мяса, дабы хоть как-то прокормить вечно голодную бэд компани.