К двадцати пяти годам усиливаются инстинкты, которые враждебны всякой работе над собой. Если ты не научишься контролировать их, то станешь их рабом. А пока ты просто похож на приезжего Гиви из Кутаиси, который на всех дам смотрит с определенным желанием.

– Это неправда, – возмутился Петрович, – я их готовлю к Школе и работаю над их сыростью!

– И, взвалив на себя всю их горизонтальную карму, идешь на дно, – засмеялся я.

Петрович задумался, а минут через десять спросил Джи:

– Почему у меня почти нет заслуг, по сравнению с Касьяном?

– Как это нет? – удивился Джи, – А то, что ты учишь и пишешь псалмы по строчке в день – это что, по-твоему, не заслуга? Да на такую работу тянут только Ломоносов, Есенин да вот еще и ты.

– Эх, Петрович, – вздохнул я. – И когда ты станешь скромным добряком, не будешь умничать, начнешь цитировать Евангелие, да перестанешь искать правду в окружающем мире?

Глава 13. Пиратская закваска Адмирала

Через месяц Джи снова мог ходить.

– Теперь вы должны пройти обучение у Адмирала, – произнес он однажды, поднимая на нас отрешенный взгляд. – Если он не передаст немного пиратской субстанции в вашу кровь, для закваски, то вы так и останетесь навсегда пассивными данниками вагината. Адмирал – тайный Жрец бога Апполо и Диониса, Король искусства Алхимии. Обучение он проводит своеобразно и непредсказуемо. Он всегда ставит ученика в экстремальные обстоятельства, перед внутренним выбором – только тогда и может произойти алхимическая закваска на иной крови.

– Я давно мечтал об этом, – сказал я, и мое сердце взволнованно забилось от предполагаемой рискованной вылазки.

– Гиацинта говорила, что это может для нас плохо кончиться, – опасливо возразил Петрович.

– Вы будете находиться под моей защитой. Но Адмирала не так-то легко найти. Если с ним договориться о встрече, то он обязательно не придет. Вчера я узнал, что он появится со своим учеником Сувереном у Шахматной – будет праздновать день рождения. Вот там мы его и сможем отыскать.

Но вначале надо как следует запастись крепкими напитками: без водки в этих кругах не принимают.

Мы во главе с Джи немедленно отправились в Москву. Доехав до станции "Добрынинская", мы зашли в местный гастроном и купили армянский коньяк и бутылку пиратского рома.

– Ну вот, теперь мы готовы к алхимической ситуации, – улыбнулся Джи. – Aqua Vita придаст всему нужный градус. Петрович, я назначаю тебя хранителем огненной воды. Доставать напитки будешь только по моему знаку.

– Я вас не подведу, – улыбнулся Петрович, аккуратно укладывая бутылки в кожаную сумку.

Я шел, замечая каждую мелочь – так обострилось мое внимание. Наконец мы оказались перед тяжелой дверью. Джи позвонил.

Дверь открыла дама лет тридцати пяти. На ней был тонкий голубой свитер и короткая черная юбка, на стройных ногах – туфли с высокими каблуками. Ее серые глаза с холодным удивлением осмотрели меня и Петровича. В пальцах она держала длинный костяной мундштук с дымящейся сигаретой.

Из глубины квартиры слышались громкие голоса и гитара.

– А это что за юные дарования? – недовольно спросила она, сбросив пепел на паркет прихожей. – Вы же знаете, что я не расположена принимать посторонних лиц.

– Это мои ординарцы, – поспешил сказать Джи, – они хорошо знают свое дело.

Шахматная, по-прежнему стоя в проеме двери, надменно прищурилась:

– А может быть, подарить им свободный от нас вечер?

Я изобразил приветливую улыбку.

– Я думаю, что будет лучше, если они посидят у тебя на кухне, – улыбнулся Джи.

– Я лучше знаю, что делать, а чего не делать в моем доме, – ответила она. – А впрочем, заходите.

Мы с Петровичем одновременно протиснулись в узкий проем двери и оказались в обширной прихожей с высоким потолком.

Оставив вещи в коридоре, я осторожно последовал за Джи на кухню.

В центре ее стоял большой стол красного дерева с ножками в виде львиных лап. На столе была тарелка ветчины, салат и почти пустая бутылка токайского. На широком подоконнике – старинные шахматы с огромными резными фигурами.

В кухне было двое: сам Адмирал и Суверен – молодой человек крепкого сложения, с прилизанным налево черным чубом. Его истерически блестящие глаза презрительно смотрели на меня.

– А, сам Мэтр к нам пожаловал, – обрадовался он. – Хотя я встречаю вас очень редко, но у меня ощущение, будто я с вами беседую каждый день.

– Ну, значит, твоя система дальней связи "Авакс" работает отлично, – улыбнулся Джи.

Адмирал сидел на стуле в черной рубахе, расстегнутой на груди, и черных джинсах.

Он смотрел на утонченное лицо Шахматной и, перебирая струны гитары, тихо напевал Вертинского:

К мысу радости, к скалам печали ли,

К островам из сиреневых птиц –

И все равно, где бы мы ни встречали вас,

Не поднять нам усталых ресниц…

Он бросил взгляд на нас и, отпив вина, продолжил:

…И сладко вспоминая иное небо мая,

Как дикая магнолия в цвету,

Вы плачете, Иветта, что ваша песня спета,

Что это лето где-то унеслось в мечту…

– Наконец-то ты появился, – сказал он Джи, поднимаясь навстречу. – Сегодня день рождения твоего эзотерического сынка. Я думал, ты опять не придешь – вот только не осталось нормального напитка.

– Петрович, – произнес Джи, – достань-ка бутылочку пиратского рома – она нам весьма пригодится.

Петрович быстро разлил ром по граненым рюмкам.

– А меня почему пропускаешь? – подняла очаровательные глаза Шахматная.

– Я думал, вы пьете только прозрачное винцо, – ответил Петрович.

– Приучайся меньше думать и больше делать, – холодно ответила она.

– Предлагаю поднять бокалы за твое пиратское сердце, – произнес Джи.

– Но ты учти, – выпив ром, сказал Адмирал, – что не каждый может такого сынка подвзять, потому что я резок. Я люблю, чтобы было по-нашему, по-честному. Я был и в Египте неплох, но с той поры я изменил цвет лица. Посмотри, ведь у меня уже почти не осталось волос!

– Эгх, – заметил Джи, обняв Адмирала левой рукой, – через много лет ты будешь стоять за моей спиной – жрец неведомого культа, который никогда никому не будет известен, – и говорить то же самое и про меня. А знаешь ли ты, что моя борода стала седеть уже в тридцать лет? Спой-ка нам о Робинзоне Крузо.

В бледных ладонях струится вода.

В бледных ладонях – следы барракуд.

Хищно смеется морская звезда.

Робинзон Крузо на двадцать секунд.

Нет у меня ни жены, ни детей,

Есть только хохота рыжая медь.

Сам себе – остров, сам себе – тень,

Сам себе – парадоксальная смерть…

– Там, где мы, – добавил Адмирал, – там центр событий, центр мира.

– Займись моими олухами, – вдруг попросил Джи, – они без тебя пропадут.

– Они у тебя совсем неплохи, – сказал Адмирал, пристально посмотрев в мои глаза. – А у меня ученики удерживаются максимум год. Александр – последний ученичок – уже предал меня. Он говорит, что по уму, мол, я ему равен, но что по таланту он круче.

– Сразу видно парвеню, который еще не успел Традицию изучить, а уже вещает от ее лица, – добавил Суверен.

– Да, Саня – это надежда советской Алхимии, – иронически сказал Джи.

Шахматная холодно наблюдала за происходящим, словно подсчитывая в аккуратно подстриженной головке комбинации и ходы невидимой партии. Она заложила ногу на ногу, соблазнительные колени невольно притягивали взгляд. Адмирал, исподлобья глядя на нее, запел:

Где нет параллелей и нет полюсов, плывет оскаленный труп,

Он ищет в туманах подводных лесов эллипс любимых губ.