Сшей себе пальто.

Забудь свое горе, стань в крематорий,

Там тебе скажут, ты кто…

– Не круто ли берешь? – недоверчиво спросил я.

– Надо брать еще круче, – заметил Петр Борисович и налил себе полный стакан водки. – Звонят, открой – это наши.

На кухне появился Суверен, в черной рубахе и черных кожаных сапогах, достал бутылку красного и поставил на стол:

– Это все, что удалось спасти от разгневанной жены.

– Но все начинается с Алхимии, – продолжал Адмирал, заметив, что я внимательно его слушаю. – Существуют три Пути:

Первый – Via Directrisa, Центральный Путь, он занимает всего лишь одно мгновение.

Есть другой Путь, который занимает один день.

Но есть Путь Влажной Алхимии, которым иду я, и этот путь занимает пятьдесят-шестьдесят лет планомерной работы. На этом пути имеют значение коллективные достижения. Здесь учителю важно привести других к свободе, и он нуждается в учениках, которые, именно благодаря своей неискушенности, могут натолкнуть на абсолютно новое решение.

– Ученики дают творческий толчок Мастеру, – вставил Суверен, грозно поглядывая на недовольную рожу Петра Борисовича, – без них невозможно творчество.

– Теперь мне решительно все равно, где быть и как жить, – произнес Адмирал. – Я только охочусь теперь за некоторыми качествами, необходимыми для окончательной трансформации.

– Это, наверное, воля, – добавил многозначительно Суверен.

– Это нечто другое, – ответил Адмирал.

Петрович налил ему полстакана водки, и Адмирал, отпив пару глотков, продолжал:

– Проблема состоит в том, чтобы haben oder sein – иметь или быть. Прежде чем решать остальные задачи, надо решить эту первичную проблему.

Когда я стал заниматься Алхимией, возникла колоссальная трудность в передаче, потому что никто не может вынести наступающего при этом одиночества и отчужденности. Другой проблемой является неоднозначность языка. Потому что русский язык, в принципе, бесконечномерен, и говоря что-либо, мы на самом деле подразумеваем совершенно разное.

– Как тебе удалось выйти из этой безысходной ситуации? – поинтересовался Суверен.

– Ища способ передачи, я обратился к песням. Кроме того, песни, как ни странно, лучший способ усвоения, восприятия и передачи эзодоктрины. Даже тотальные материалисты не могут с этим ничего поделать.

– Они жестко и последовательно искореняют всякий романтизм, – пояснил Суверен. – Переписали историю, запутали весь мир. Теперь никто уже не может понять, насколько тонка и изысканна была культура древней Греции.

– Именно так, – заметил Адмирал. – Скептицизм несет страшную опасность забывания своей духовной родины. Современный человек настолько им пропитался, что даже не осознает этого.

– Петрович, – недовольно произнес Джи, – почему ты не освежаешь пустые рюмки?

Адмирал настроил гитару:

Есть на свете бесполезные вопросы:

Отчего уходит лето в сентябре?

И рыдают голубые альбатросы,

Умирающие в утренней заре.

Может быть, на дне последнего колодца

Птицы видят отражения веков,

Может, жалко им истерзанного солнца

В дымной пасти кровожадных облаков.

Может быть, своим могуществом играя,

Им не хочется таиться и молчать,

Нам ведь только, нам ведь только умирая,

Разрешается тихонечко кричать.

Так оставьте бесполезные вопросы –

Отчего уходит лето в сентябре,

И рыдают голубые альбатросы,

Умирающие в утренней заре.

– Они отрицают иной мир, – говорил Адмирал, попивая водочку, – отрицают существование группового и личного бессмертия.

– Давно поймали мир на технику, – добавил Суверен, – и уже открыто поклоняются сатане.

– Опять вы об эзотеризме, – разозлился Петр Борисович, – я же всем запретил говорить на эту тему! И так бесы меня замучили – каждое утро просыпаюсь в синяках. Мой дом предназначен только для пьянки!

– Где ты видишь пьянку? – поинтересовался Адмирал.

– Правильно, пьянка только начинается, – заявил Петр Борисович и выпил полный стакан водки.

– Для чего вы пьете ужасный лосьон и запиваете одеколоном "Саша и Наташа"? – осторожно спросил Петрович бывшего чемпиона.

– Для того чтобы иметь честное отношение к телу, – отвечал тот. – Для меня не существует того, что навязано тебе людьми, а также того, что я могу обожраться микробов.

– Основная проблема, как ее излагает Фромм, – повторил Адмирал, – заключается в haben oder sein – иметь или быть. И сначала вы должны разобраться с этой первостепенной проблемой, а потом уже решать и все остальные. И как бы вы ни уворачивались от решения этой проблемы – к тридцати пяти годам она неминуемо встанет перед вами.

– Но к тому времени, – вставил Суверен, – ни у кого уже нет сил ее решать. Люди, захваченные потоком жизни, уже мертвы, они не могут направить свои силы на реальные действия и стать на Путь восхождения.

– Существует невидимая сеть, окутывающая каждого человека, – произнес Адмирал. – Она закрывает от него другую реальность. Но в этой сети всегда есть слабое место, которое неофит должен найти сам, и никто ему в этом не поможет. И когда он нашел щель между мирами – с этого момента и начинается Путь. Учитель теперь может указать ему, как выбраться наружу.

– Просить у кого-либо что-либо – это акт кощунства и черной магии, – вдруг заявил Петр Борисович, – просить можно только у дьявола. Поэтому я отрицаю христианскую традицию.

– Ибо она, – произнес Адмирал, – далеко ушла от греческих мистерий.

– Почему в доме нечего есть? – вдруг заорал Петр Борисович и гневно посмотрел на нас.

– Петрович, зажарь кусок баранины, – попросил Джи, – у нас в рюкзачке лежит пара килограммов.

Петрович бросился исполнять приказ.

– Бойкий у вас Ванька Жуков, – улыбнулся Адмирал. – Я думаю, что он пойдет Путем даосов.

– Почему же? – удивился я.

– А ты выслушай притчу – и сам, может быть, поймешь.

Один юноша провел в учениках у даоса пять лет, и все пять лет он чистил картошку, а готовил другой ученик…

Петр Борисович заботливо подлил Адмиралу водки.

– …Ученик через пять лет спросил: "Сколько мне еще надо чистить картошку, чтобы чему-либо научиться?" Даос дал ему денег и сказал: "Убирайся. Раз не хочешь чистить дальше, тебе здесь делать нечего".

Мораль этой притчи такова, что, находясь в обучении у даосов, не следует задавать вопросов: "А что будет после того, как я это сделаю?"

– Так хватит говорить об эзотеризме, – заорал Петр Борисович, – мой дом предназначен только для пьянки!

– А где ты видишь пьянку? – удивился Суверен. – Здесь никто не пьет – тут все трезвые.

– Пьянка только начинается! – проорал Петр Борисович и вылил стакан водки в бездонную глотку. – А теперь попрошу спеть мою самую любимую: "Сидит пахан".

– Дай-ка гитарку, – попросил Адмирал и, лениво перебирая струны, запел хрипловатым голосом:

На Молдаванке музыка играет,

Кругом веселье пьяное шумит.

А в кабаке доходы пропивает,

Пахан Одессы Костя-инвалид.

Сидит пахан в отдельном кабинете,

Марусю поит розовым винцом,

А между тем имеет на примете

Ее вполне красивое лицо.

И вот пахан закуску подвигает,

Вином и матом душу горяча.

И говорит ей: детка, дорогая,

Мы пропадем без Кольки-ширмача…

– После этой песни всегда наступает переключение, – заметил Суверен, – и вместо выгоревшего состояния подается новая энергетика.

Вдруг раздался резкий звонок телефона. Петр Борисович поднял трубку.

– Это звонит Гиацинта, – сказал он, глядя на Адмирала.