переговорить.

В конторке, — ответил Брандлехнер.

Старший Брандлехнер читал газету и пил кофе. Его круглое лицо с обвисшими усами было скрыто сигарным дымом. Он предложил Деттмару чашку кофе, но тот отказался и сел напротив.

Заботы? — спросил Брандлехнер.

Деттмар кивнул.

Мне надо немедленно уехать.

— Мы все приготовим, — услужливо произнес Брандлехнер. —

Очень жаль, что ты не можешь дольше побыть у нас. Послать

кого-нибудь за багах<ом?

Деттмар отрешенным взглядом смотрел в пол.

— Ты неправильно меня понял, — сказал он. — Никакого офи

циального отъезда с проводами и носильщиком. Я должен

уехать, исчезнуть, и чтобы никто не знал куда.

Лицо Брандлехнера выплывало из клубов дыма, точно полная луна из-за облаков. Кончики его усов приподнялись — явный признак возбуждения, охватившего его. Какое-то мгновение Деттмар прикидывал, не сообщить ли ему о том, что случилось, но тут же прогнал эту мысль. Наверняка Брандлехнер не согласится ему помочь. Никто не желает иметь дело с убийцами.

— Следовательно, ты хочешь уехать на машине с номерным

знаком Федеративной республики, — догадывался Брандлехнер.

Деттмар размышлял.

Нет смысла, — сказал он. — К номерному знаку у меня нет

документов, а мой «фольксваген» так и так на подозрении.

Где ты намерен перейти границу? У Пассау, Браунау или

у Зальцбурга?

Там они будут особенно настороже, — возразил Деттмар. —

Мне надо в Италию. Оттуда через Швейцарию я смогу вернуть

ся домой.

89

Брандлехнер покачал головой.

Ты должен Попытаться в Гантерне, — сказал он. — Там

не так оживленно. Но сначала надо туда добраться. Поездом...

У меня нет времени, —. прервал его Деттмар. — Одолжи

твой «рено»!

А если тебя задержат...

Машину я оставлю в Гантерне. Твой сын пригонит ее

оттуда.

Брандлехнер раздавил окурок сигары.

Послушай, — сказал он грубо. — Я не знаю, почему ты

должен смыться, и вовсе не хочу знать. Но с такими вещами

я не хотел бы иметь дело. Если они тебя сцапают, то я покажу,

что ты машину украл. Идет?

Вот это называется настоящий друг.

Друг, но и не идиот. Если все обойдется, то машину мы

вернем. Так что ж? Согласен?

Ничего другого не остается, — с горечью ответил Детт

мар. — Не знаешь кого-нибудь в Гантерне, кто мог бы меня

переправить?

Брандлехнер задумался.

— Спроси Рудольфа Леенштайнера. Он живет за церковью.

Его парень поможет тебе. Иногда у него бывают дела на той

стороне.

А если он откажется?

Брандлехиер просвистел пару тактов.

— Знаешь эту песню?

Не начало ли «Эдельвайс и Энциан»?

Да. Если они это услышат, значит, все будет в порядке.

А этого достаточно?

— Достаточно. Естественно, вместе с соответствующим вознаграждением.

— Понимаю, <— сказал Деттмар. — В Южном Тироле вы имее

те дело с...

Движением руки Брандлехнер оборвал фразу.

— Меня не интересует, что ты вынужден расхлебывать, но и

ты не лезь в дела, которые тебя не касаются.

Деттмара задела резкость этих слов. Брандлехнер был связан с террористами, намеревающимися решить южнотирольскую проблему на свой манер. Но это была не та тема, которой позволялось касаться посторонним.

Ну хорошо, — сказал стройподрядчик, вставая. — Пойду

собираться...

Украденные ключи от гаража, — произнес Брандлехнер,

бросив на письменный стол связку ключей. — Тебе необяза

тельно ломать ворота.

Спасибо, — пробормотал Деттмар. — Тогда я попрощаюсь

уже сейчас.

Он протянул руку Брандлехнеру. Тот не шелохнулся. Деттмар с неудовольствием отметил, как изменилась ситуация. Он не был более привилегированным клиентом, по глазам которого угадывалось любое желание. Он был всего лишь преследуемым, которому вынуждены помогать.

Наверху, в своем номере, его вновь охватил страх. Они могут

SO

прийти за ним сюда. Нельзя медлить ни минуты. Он лихорадочно стал запихивать свои вещи в чемодан.

В это время в номер вошла Герда Брандлехнер.

— Сто тридцать восемь шиллингов, — громко произнесла она. — Старик считает, что на этот раз лучше было бы обойтись без счета.

«И за свои деньги боится», — подумал Деттмар, отсчитывая шиллинги.

* * *

Окружной инспектор Нидл был красным от гнева.

— Кто вам позволил сообщать по телефону, что ваш господин

мертв? — грубо набросился он на горничную.

— Этого мне никто не запрещал, — защищалась Анна.

Нидл вынужден был признать логичность аргумента и несколь»

ко спокойнее спросил:

— Вы не знаете, кто звонил?

Девушка отрицательно* покачала головой и, напуганная, ушла на кухню.

Инспектор, поручив одному из сотрудников не спускать глаз с телефонного аппарата, вернулся в спальню Доры Фридеман. Фотограф и следственная группа уже закончили свою работу и вместе с Шельбаумом и Маффи ушли на берег Старого Дуная.

—"Ее можно унести, — сказал врач Нидлу. — В институте произведут вскрытие, но я не думаю, что оно внесет какие-то существенные изменения в мое заключение.

Нидл погладил ежик своих волос.

— И что же говорится в заключении?

— Асфикция в результате удушения, — ответил врач. — Ору-

дие убийства — шарф.

Желтый шарф висел на спинке кресла. Нидл взял его и потро- гал. Он был из натурального шелка.

Следовательно, убийство?

Едва ли это был несчастный случай... — язвительно ответил

врач, закрывая черную кожаную сумку. Кивнув Нидлу, он отпра

вился обследовать другой труп.

Инспектор подал знак полицейскому, стоявшему у двери. Вскоре появились двое мужчин с носилками. Когда труп вынесли, Нидл вернулся в зал. Он на мгновение задумался и неодобрительно покачал головой. Маффи вовсе не следовало бы звонить в отдел, к чему привлекать комиссию по расследованию дел об убийстве, если и так все ясно? Правда, дела об убийстве подлежат ее компетенции. В любом случае, даже если человек сам повесился на берегу Старого Дуная.

Из столовой, расположенной рядом, послышались голоса. Он открыл дверь и увидел сидевшую на стуле бледную Карин. Ее допрашивали.

Милая девушка, подумал Нидл. Крепко ей досталось. Потерять таким образом двух родственников. Теперь ей будет нелегко. Конечно, волей-неволей привыкнешь к одиночеству, как, к примеру, привык он за пятнадцать лет своего вдовства. О своей супружеской жизни, продолжавшейся всего полгода, он вспоминал

91

редко и неохотно. Однако где-то в самой глубине своего сознания он понимал, что слишком любил свою жену, умершую от белокровия, чтобы жениться вторично. Поэтому он весь отдался исполнению своего служебного долга. Он поддерживал удивительные отношения с преступным миром Вены, отношения, вызывавшие подчас у сослуживцев подозрение.