Дерек окинул ее озадаченным взглядом.

— Но ты ведь наверняка считала, что у вас прочные отношения. Иначе зачем бы…

— Я была беременна, — кусая губы, сказала Джин. Глаза ее от смущения влажно заблестели. — А теперь можешь думать обо мне все, что захочешь.

Дерек коротко взглянул на нее и, выдернув ключи из зажигания, бросил:

— Пошли!

Между тем Дерек выбрался из машины и, рас­пахнув дверцу, достал из багажника корзину для пикника и зашагал по залитой солнцем набереж­ной. Джин пришлось ускорить шаг, чтобы не от­стать. Из досок настила торчали гвозди, и она сожалела, что не надела кроссовки. Джин оста­новилась, чтобы поправить ремешок босоножки, а когда распрямилась обнаружила, что Дерек исчез. Джин гадала, уж не сделал ли он это на­меренно. Да, скорее всего гак и есть. Дерек, на­верное, понадеялся, что она растеряется и уйдет сама.

— Джин!

Она стремительно развернулась на высоких каблуках, силясь понять, откуда ее окликнули. И тут увидела Дерека. Он стоял на палубе нарядной яхты с высокими мачтами и обтекаемым корпу­сом, с виду слишком большой, чтобы ею мог управлять один человек.

Напрасно она развернулась так резко. Узкий каблук попал в щель между досками, и Джин отчаянно взмахнула руками, теряя равновесие.

Слово, которое вырвалось у Дерека, никак нельзя было назвать комплиментом ее умствен­ным способностям. И, тем не менее, он с порази­тельной ловкостью спрыгнул с палубы прямо на мостки и в два гигантских прыжка оказался ря­дом с Джин.

— Сумасшедшая! — пробормотал он, схватив ее в объятия. И, рывком прижав ее к груди, по­нес, как ребенка, на яхту.

Джин так испугалась, что и не думала проте­стовать против такого обращения. Слишком живо она представляла, что могло с ней случиться. Сваи, торчавшие из воды вдоль причала, сами по себе были достаточно опасны, но куда хуже, если бы Джин упала между яхтой и причальной тумбой. Стоило массивному корпусу яхты разок колыхнуться — и… Джин содрогнулась всем те­лом, представив эту картину, и, когда Дерек поставил ее на ноги, она все еще дрожала.

— Боже, — пробормотал он, обхватив ладоня­ми ее бледное лицо, но, хотя этот жест яснее слов говорил, как он потрясен случившимся, следующие его слова прозвучали грубо и зло: — Какого черта ты напялила эти каблуки?

Джин попыталась дать достойный отпор.

— Но я же не знала, что мне придется ходить по канату! — воскликнула она и вновь похолодела, ощутив, как покачнулась под ногами палуба.

— Это не канат, — раздраженно пробормотал Дерек, запуская пальцы в ее волосы. — Черт побе­ри, это всего лишь дощатый пирс, по которому и полудурок способен пройти без приключений!

— Стало быть, я тогда и вовсе полная дура, — дрожащим голосом проговорила Джин.

Она хотела оттолкнуть Дерека, но в этот миг он отыскал губами ее губы.

— Сумасшедшая, — прошептал он, не преры­вая поцелуя. Язык его проник в беззащитную влажную глубину ее рта.

В глазах у Джин все поплыло. Она ничего не могла с собой поделать. Сердце, и так уже неис­тово бившееся после происшествия на пирсе, сейчас грохотало как кузнечный молот, стреми­тельно разгоняя по жилам кровь.

Умом она понимала, что должна любой це­ной остановить Дерека — закричать, вырваться, убежать, но она не могла. Попросту не могла. В кои-то веки она была честна перед собой — и в порыве этой честности осознавала, что не может, не смеет сопротивляться желаниям Дерека.

Не прерывая поцелуя, он ласкал руками ее спину, сжимал упругие ягодицы, вынуждая Джин теснее приникнуть к нему, ощутить, как сильно он желает ее. И она в нетерпении сбросила босо­ножки, приподнялась на цыпочки, чтобы силь­нее прижаться к нему, слиться с его жаркой, мускулистой, жаждущей плотью.

На краткий миг Джин совершенно потеряла власть над собой. Она и думать забыла, что они стоят на палубе яхты, а на пирсе в любой момент может появиться кто угодно. Жадные поцелуи, неистовые ласки Дерека напрочь заглушили в Джин голос здравого смысла. Она хотела лишь одного: пусть Дерек и дальше доказывает ей, что она женщина — слабая, чувственная, желанная… И, лишь когда его рука скользнула под юбку, этот откровенный жест привел Джин в чувство, и она нашла в себе силы оттолкнуть Дерека.

— Ради Бога, не надо! — пролепетала она, дро­жащими руками оправляя юбку.

Дерек потрясенно застыл: похоже, он, как и Джин, совершенно забыл, где они находятся.

— Извини, — пробормотал он, и его смуглое лицо порозовело от стыда. — Господи! Ты, навер­ное, думаешь, что я — сущее животное.

Джин судорожно втянула воздух.

— Н-нет… вовсе нет, — хрипло отозвалась она и отвернулась, ухватившись за поручень. — Хо­чешь, чтобы я вернулась в гостиницу?

— Ты ведь знаешь, я хочу совсем не этого. — Его тон был неестественно бесстрастным. А за­тем, словно больше не в силах был продолжать этот разговор, Дерек сухо добавил: — Добро по­жаловать на борт «Прекрасной Елены». Я назвал яхту в честь моей матери. Отходим. Мы теряем лучшее время дня.

Обернувшись, Джин молча наблюдала за его четкими действиями. В ее глазах стояли беспомощ­ные слезы. Неужели она и вправду влюбилась в этого мужчину? Вот это была бы выдающаяся глупость!

И все же нельзя отрицать, что Дерек пробу­дил в ней чувства, какие Джин прежде не испы­тывала. Глядя сейчас на него, Джин суеверно стра­шилась той власти, которую вольно или неволь­но он получил над ней…

Миновало два часа пополудни, когда «Пре­красная Елена» вновь подошла к причалу.

Джин не рассчитывала, что прогулка затянет­ся, хотя могла бы догадаться, когда Дерек дос­тал из багажника корзинку для пикника. Впро­чем, это было до того, как она по собственной глупости едва не свалилась в воду с причала. После этого происшествия и того, что за ним последо­вало, в окружающем мире случилось нечто не­постижимое. Какие бы чувства ни связывали Джин с Дереком, все они исчезли бесследно, испари­лись, словно капли воды под палящим солнцем. Ничего не понимая, Джин могла лишь гадать, что думает о ней Дерек.

Впрочем, он вел себя так, словно ничего не случилось. Нет, не совсем так… но о сцене, разыгравшейся на палубе «Прекрасной Елены», он не поминал ни словом, и теперь Джин казалось, что ей лишь почудилась в его голосе дрожь не­утоленной страсти.

Правда, если отвлечься от этих досадных дета­лей, прогулка под парусами оказалась просто вос­хитительной. Дерек управлял громадной яхтой с завидной ловкостью, доказывая тем самым, что он не преувеличивал, когда говорил, что еще маль­чишкой все каникулы проводил в море.

Для Джин, ни разу не ходившей под парусом, скользящий бег яхты по волнам, сбрызнутым веселой пеной, наперегонки с чайками показался волшебной сказкой. Она знала, что никак не сможет выразить словами благодарность за этот подарок судьбы, и надеялась только, что Дерек поймет ее чувства.

Однако с той минуты, когда он жарко цело­вал ее на палубе яхты, когда она буквально взмо­лилась о пощаде, в их отношениях что-то резко переменилось, и теперь Джин терялась в догад­ках, как это поправить. Она очень хотела сказать Дереку, что он вовсе ее не оскорбил, что она совсем не считает его грубым животным или кем там еще он себя вообразил, — хотела, но никак не могла подобрать слов. Как будто человек, которого она знала, исчез бесследно, а на его мес­те появился какой-то незнакомец. Джин пугала сама мысль о том, чтобы заговорить с этим чу­жаком на такую слишком… интимную тему, и на протяжении всей прогулки между ними сохраня­лось вежливое отчуждение, неприятное обоим.

Не то чтобы Дерек вовсе с ней не разговаривал. Напротив, он все время показывал Джин разные интересные места на побережье, привлекал ее вни­мание к причудливым нагромождениям скал. По­чти как профессиональный гид, с горечью думала Джин, уверенная, что сейчас Дерек сожалеет о том, что вообще пригласил ее на эту прогулку.

Около часу дня они пообедали, встав на якорь в укромной бухточке, где, казалось, не ступала нога человека, хотя, насколько было известно Дереку, думать так было бы по меньшей мере наивно.