Победное шествие русских войск по персидским владениям могло бы продолжаться еще долго, если бы не несчастье, случившееся с судами, доставлявшими им продовольствие из Астрахани. Разыгравшийся на море шторм привел в негодность практически весь заготовленный для экспедиционного корпуса провиант, находившийся на кораблях. Армия оказалась под угрозой голода, в связи с чем военную кампанию пришлось свернуть.

4 октября Петр Алексеевич возвратился в Астрахань. Однако, уходя с Кавказа, он предпринял неожиданный дипломатический демарш. Наследнику Гусейна, Тохмас-Мирзе, была предложена военная помощь в борьбе с бунтовщиками взамен нескольких прикаспийских областей. В Москву был снаряжен шахский посол для переговоров, а тем временем в персидский город Решт под видом союзных войск вступил отряд полковника Шипова. Вел он себя, правда, не как союзник, а как оккупант. Когда персы опомнились и попытались вытеснить его из города, Шипов нанес упреждающий удар, убив более тысячи человек. Под тем же предлогом – оказание помощи в защите от бунтовщиков – в июле 1723 года к Баку с четырьмя полками пехоты прибыл генерал Матюшкин. Персы хотели было воспрепятствовать его вступлению в город, но, видя, что тот начал приготовление к приступу, решили не испытывать судьбу и сдали крепость. Первым русским комендантом Баку стал бригадир князь Барятинский.

Все эти благоприобретения были закреплены договором, подписанным 12 сентября в Петербурге персидским послом, действовавшим больше от себя, чем от шаха. Согласно этому договору Россия обязывалась оказывать военную помощь шаху «против всех его бунтовщиков и для усмирения оных и содержания его шахова величества на персидском престоле». За это посол от имени шаха уступал «императорскому величеству всероссийскому в вечное владение» города Баку и Дербент с прилегающими к ним землями, а также провинции Гилянь, Мазандеран и Астрабад. Впоследствии шах отказался ратифицировать этот договор, что, впрочем, не помешало русским приступить к освоению завоеванных территорий.

Продвижение русских на юг встревожило турок, они даже начали готовиться к новой войне, но 80-тысячный русский корпус, стоящий на границе, и дипломатические шаги русского резидента в Константинополе Неплюева при деятельном участии французского посланника де Бонака убедили султана, что с русским императором лучше дружить. В результате появился договор от 12 июня 1724 года, фактически закрепивший раздел персидских владений в восточном Закавказье между Россией и Турцией. Первая оставляла за собой вышеуказанные города и провинции, а вторая – получала контроль над Шемахой.

Проникновение русских на западный берег Каспия в очередной раз возбудило христиан Грузии и Армении, находившихся в вассальной зависимости от мусульманских держав Персии и Турции. Как и балканские христианские народы, спровоцировавшие печально знаменитый Прутский поход, они стали убеждать императора в том, что угнетенные грузины и армяне готовы поднять восстание, как только русские войска подойдут к их пределам. Но Петр, наученный горьким опытом, решил действовать постепенно: сначала укрепиться на Каспийском побережье, а потом, если Бог даст, прийти на помощь единоверцам, угнетаемым персами. Турецких подданных просили не беспокоиться, дабы не испортить отношения с султаном. Как нам уже известно, дальше Баку русским продвинуться не удалось, а поэтому в Петербурге было принято решение способствовать переселению христиан Грузии и Армении на вновь приобретенные прикаспийские земли. Этим воспользовались преимущественно более подвижные армяне; грузины же, пребывавшие в междоусобной распре, под угрозой турецкого нашествия вынуждены были поддаться султану. Только небольшая группа картлийцев во главе с царем Восточной Иверии Вахтангом, мусульманином по принуждению и бывшим персидским военачальником – по обстоятельствам, воспользовалась гостеприимством России.

Глава VIII

Реформы Петра и их цена

В предыдущих главах мы достаточно подробно рассмотрели процесс становления личности будущего императора всероссийского: его детство и юность, военные забавы и воинские подвиги. Мы имели возможность наблюдать за тем, как при его личном участии азиатская страна превращалась в европейскую державу, с которой в итоге вынуждены были считаться не только королевские дворы Старого Света, но и граничащие с ней восточные сатрапии. Россию Петра Великого стали уважать, но уважение это строилось на страхе военной мощи государства и предсказуемо агрессивной политике ее вождя, втайне мечтавшего о лаврах Александра Македонского.

У истории не бывает сослагательного наклонения, и нам не дано знать, как сложилась бы дальнейшая судьба России и русского народа, не будь в ее жизни царя-реформатора, царя-революционера. Возможно, цивилизаторский процесс русского общества был бы более продуманным, следовательно, и более гуманным, а становление Российской империи – не таким волюнтаристским и не столь жестоким по отношению к своему собственному народу. А возможно, не было бы никакой империи и никакого русского народа.

Не будем гадать. Что дано, то дано. Однако данность истории не запрещает, а, наоборот, обязывает нас еще зорче вглядываться в прошлое, с тем чтобы в будущем избежать повторения ошибок, поддержать необдуманно отвергнутое, реанимировать впопыхах забытое. Так ли, иначе ли, но от оценок исторических личностей и их поступков нам никуда не уйти.

Итак, какую же цену потребовал Петр Алексеевич Романов от русского народа за его приобщение к европейскому сообществу? Хотя кто сказал, что Петр был первооткрывателем Европы? Европа, как мы помним, была нам знакома еще со времен первых Рюриковичей. Породниться с киевским князем считали за честь многие монархи Европы. Женами русских князей были византийские принцессы, дочери шведского, английского, венгерского, польского, чешского королей. Не меньшим спросом пользовались и киевские невесты, делившие со своими мужьями троны Германской империи, Польского, Норвежского, Французского, Венгерского, Датского королевств. Символично, что еще древние французские короли при восшествии на престол присягали на Евангелии, написанном на старославянском языке.

Ивану Грозному служили английские каперы и ливонские рыцари, Василию Шуйскому – шведские наемники, а Немецкая слобода в Москве образовалась еще при Алексее Михайловиче. Так что Петр был всего лишь продолжателем своих предшественников на троне, причем не самым благоразумным. К нему в полной мере можно отнести афоризм «в своем Отечестве пророков нет», потому что он считал, что все, что было до него, подлежит если не разрушению, то реформированию, а люди, специалисты своего дела, – переучиванию. Насмотревшись на обитателей Немецкой слободы, а еще больше познакомившись с порядками в Европе в процессе своего Великого посольства, он, ни с кем не считаясь, начал слепо копировать западный образ жизни с его не совсем приемлемыми для России нравами, вводить западные стандарты. Брей бороду! Обрезай кафтаны! Кури табак! Пей до одури! Развратничай! Богохульствуй!

Что и как нужно делать, как и для чего жить, знали только царь и его иностранные инструкторы-советчики. А если ленивые и нелюбопытные русские не хотят придуманного для них счастья, то мы их заставим быть счастливыми.

Чтобы ему никто не мешал, Петр решил в первую очередь разрушить многовековую гармонию светской и церковной властей, которые когда-то так хорошо дополняли и сдерживали друг друга. Хотя, положа руку на сердце, у него были для этого достаточно веские основания. К началу XVIII столетия Русская церковь, растерявшая просвещенческое начало, распугавшая мирян всевластием Никона и ослабленная расколом, уже не могло выставить на политическую арену личность если не равную, то хотя бы достойную стоять рядом с монархом. И как бы нам ни хотелось вслед за раскольниками объявить царя-революционера Антихристом, однако назвать его богоборцем у нас не поворачивается язык. Он был русским православным человеком, уповавшим на волю Христа Спасителя, но в то же время, видя спесивое и бездеятельное церковное начальство, убогое белое духовенство, тунеядствующее монашество, не смог примириться с необходимостью делиться властью с этими людьми, так далеко отстоящими от государственных интересов.