Мы видим, как Петр в буквальном смысле слова выбрасывает из Преображенского приказа патриарха Адриана, попытавшегося заступиться за несчастных узников, видим, как он вешает иереев, окормлявших ненавистных ему стрельцов. В этом же ряду антицерковных протестных действий стоит и его активное участие во «всепьянейшем соборе» – злой пародии на внутрицерковную жизнь того времени. Осознавая себя помазанником Божьим и не видя в среде священнослужителей людей, достойных делить с ним верховную власть, Петр, после смерти патриарха Адриана (в октябре 1700 года) принимает решение не избирать нового патриарха и назначает блюстителем патриаршего престола киевского ученого монаха Стефана Яворского, незадолго до этого насильно возведенного им на пост митрополита Рязанского и Муромского. Таким образом, Россия лишилась Божьего наместника на земле, а Петр фактически стал главой и государства, и церкви.
Здесь мы должны четко понимать, что за этим решением стояли не столько духовные проблемы церкви и общества, сколько стремление к единоличной власти и меркантильные интересы самого царя, проигравшего битву под Нарвой и нуждавшегося в серьезном финансировании для восстановления Русской армии.
Патриарший разряд, ранее управлявший имуществом церкви, был вскоре ликвидирован, и на его месте образован мирской Монастырский приказ во главе с боярином Иваном Алексеевичем Мусиным-Пушкиным, который начал свою деятельность с переписи монахов и церковного имущества. Вслед за этим последовало запрещение постригать в монахи кого бы то ни было без царского указа. И вот оно вожделенное! Отныне все доходы с монастырских вотчин и угодий стали прямиком направляться в царскую казну.
Так монахам напомнили древний обычай общежития – обычай самостоятельного добывания пропитания не только для себя, но и для больных и нищих, обращающихся к ним за помощью. Так решился многовековой спор стяжателей и нестяжателей. Так у церковников отбили охоту и желание противиться реформам Петра по вживлению европейских нравов и обычаев в патриархальной Руси.
Справедливости ради нужно заметить, что вслед за Стефаном из Малороссии в Московию, для просвещения мирян и духовного сословия, были выписаны игумен Новгород-Северского монастыря Димитрий, знаменитый составитель Четьих-Миней – будущий митрополит Ростовский, и эконом Киево-Печерского монастыря Филофей Лещинский, ставший митрополитом Сибирским.
Были у Петра единомышленники и среди великорусского духовенства, яркие представители которого – воронежский епископ Митрофан и Афанасий холмогорский. Но их было так мало... Остальное же духовенство представлялось настолько невежественным, что Петр решил лишить церковь самостоятельности, превратив ее в правительственное учреждение, послушно выполняющее волю монарха. Для этого впоследствии будет учрежден Священный синод во главе со светским обер-прокурором, роль которого как администратора будет многократно выше роли всех входящих в него духовных лиц. Самоуправное поведение царя в делах церкви приведет впоследствии к такому явлению, как малороссийский ученый монах Феофан Прокопович, сила влияния которого в послепетровское время будет ничуть не меньше, чем сила влияния патриарха Никона в свое время, с той лишь разницей, что Феофан будет стремиться не к чистоте православия, не к возврату к первоисточникам христианства, а к его западной, протестантской модели. Но об этом человеке мы расскажем в свое время.
И еще об одном кощунственном церковном нововведении. Именным указом царя всем прихожанам под угрозой крупного штрафа было приказано регулярно посещать церковь и исповедоваться у священников. Вслед за этим последовал секретный указ, адресованный уже священникам, где им под страхом смертной казни предписывалось доносить «по начальству» о всех злоумышлениях против царской семьи и прочих государственных преступлениях. Так церковь и ее служители включались в систему тотального доносительства.
Итак, Петр, лишив своих подданных церковной защиты и скомпрометировав духовенство в глазах его паствы, утвердился в мысли, что теперь-то он может делать с ними все, что ему заблагорассудится. И он начал действовать. В первую очередь он считал нужным воссоздать боеспособную армию, а это – деньги, люди, оружие, продовольствие. А чтобы это добыть, для Петра все средства были хороши.
Мы уже говорили, что он практически полностью обобрал церковь, лишив ее доходов от монастырских вотчин, поснимав колокола и похозяйничав в ризницах.
Он разорил половину богатейших купцов России, введя государственную монополию на продажу самых выгодных товаров (сало, табак, пеньку, деготь, смолу, паташ, конопляное семя, юфть) и обязав их объединяться в «кумпанства» для строительства кораблей за свой счет.
Он ввел подушную подать на крепостных крестьян – 74 копейки, на посадских людей и государственных крестьян – 114 копеек.
Тратя на себя лично только те деньги, что он получал, будучи последовательно бомбардиром, капитаном, генералом и адмиралом, Петр вел жестокую борьбу с казнокрадами и недоимщиками. Сохранилось предание, что, отдавая приказание прокурору о мерах борьбы с воровством, он сказал примерно следующее: «Если стоимость украденного составляет сумму, на которую можно купить веревку, то укравшего надлежит повесить».
В то же время мы должны отдать должное тому, что царь не только «обдирал» податные сословия, но и сам зарабатывал, учреждая казенные фабрики и заводы, которых к концу его царствования насчитывалось 233 единицы. А в целом за время его царствования доходы казны выросли более чем в пять раз, причем львиная их доля, до 90 процентов, шла не куда-нибудь, а на содержание армии, флота и на ведение военных действий.
Если раньше армия состояла из стрелецких полков, дворянского ополчения и вспомогательных войск покоренных нерусских народов, то после нарвского поражения Петр решил создать армию европейского строя – не наемную, как это было заведено в Европе, а свою рекрутскую, великорусскую. Казачьи полки и прочие вспомогательные отряды татар, башкир, калмыков, черкесов сохранялись, но основу армии должны были создавать полки, подобные бывшим потешным – Семеновскому и Преображенскому.
Вопрос об офицерах не стоял. Все дворяне, прошедшие службу в гвардейских или пехотных полках в качестве рядовых и зарекомендовавшие себя с положительной стороны, становились офицерами. А вот с солдатами решили поступить по старому принципу даточных людей с той только разницей, что набор приобрел принудительный характер и осуществлялся он, как правило, среди сельского населения. Крестьянин, призванный в армию, освобождаясь от крепостной зависимости, переходил в другую, еще более страшную зависимость. Для семьи он практически умирал, так как служба в армии была пожизненной и редко кто возвращался обратно.
Более того, отношение к рекрутам и уже состоявшимся солдатам было таким, что людские потери от голода, холода и болезней были в четыре-пять раз выше боевых потерь. В этой связи желающих служить добровольно были единицы, рекрутов к месту службы вели буквально в кандалах, а на ночевку размещали в тюрьмах и острогах. Поэтому неудивительно, что при первом же удобном случае новобранцы бежали на Дон или сбивались в воровские шайки. Но мобилизационный маховик работал безотказно. На место сбежавших призывали-отлавливали других, те, в свою очередь, бежали... и так без конца.
В результате непосильной подушной подати, рекрутчины, а потом и обязательной канальной повинности (один человек с десяти дворов), вследствие частых неурожаев и эпидемий численность податного сельского населения России за время правления Петра сократилась на 20–25 процентов. Это самый объективный и самый страшный показатель цены проводимой революции сверху.
При Петре Великом крепостных крестьян, как рабов, как скот, стали продавать без земли. Делалось это для того, чтобы дать подневольные рабочие руки, практически бесплатную рабочую силу, создаваемым заводам и фабрикам, владельцы которых не всегда были даже дворянами.