Обратите бледные лица
из ваших тесных трамваев,
с улиц вашего города,
где вы гуляете воскресным утром,
с деревенских площадей, залитых солнцем,
из аллей, из-под прохладных платанов,
где бродите вы,
где, почетно построившись в ряд,
вы тихо, чинно
слушаете оркестр
гильдии сапожников.
Узрите нас! О, узрите нас!
Вы, что растите в садах
красные апельсины!
Вы, что на коричневых осликах
едете на рынок по серым и пыльным
извилистым горным тропинкам!
Вы, что бредете, сгорбясь,
среди золотой пшеницы!
Когда вы слышите нас,
ваши серпы застывают
над волнами колосьев,
руки стирают соленый пот,
что стекает со лба на глаза.
Узрите нас! О, узрите нас!
Так, чтобы вы видели нас
и мы видели вас,
когда мы истребляем вас,
как сорняки на земле!
Ибо мы, мы сами - серпы,
что свистят и чистят,
отделяя зерно от плевелов.
Мы - обет и пророчество,
мы - исполнение,
мы - устрашение, мы - наказание,
мы - воздаяние, мы - бич Божий,
мы - труба Господня, что звучит
из золотых покое Сына:
Слава Иисусу Христу!
Ora pro nobis...
Молитесь за нас! Молитесь за нас!
Чтобы мы низверглись на города,
словно ястребы на добычу,
чтобы наша отвага никогда нас не оставляла, никогда,
чтобы наша быстрота никогда нас не покидала, никогда,
чтобы наши моторы никогда не смолкали, никогда,
чтобы зенитки никогда не встречали нас, никогда,
чтобы фабричные гудки и сирены
никогда не предупреждали детей, никогда,
чтобы женщин мы застигали врасплох,
прежде чем они доберутся до подвалов,
и чтобы мы достигли моря
где рыбы никогда не станут стрелять в нас, никогда!
прежде чем самолеты врага
поднимутся с аэродромов,
чтобы мы смогли обернуться назад и увидеть,
как день восходит
над золотыми деревнями
и светлыми городами,
объятый пламенем, белей
и ослепительней рассвета.
Sic transit gloria mundi...
Всякая плоть - трава.
Te Deum laudamus...
Дай нам веселья! Дай нам радости!
И да приидет царствие Твое,
Твое - в небесах,
наше - на земле!
Слава Иисусу Христу!
Низвергайтесь в руины, больницы,
и школы, и клиники!
Горите во пламени,
библиотеки и богадельни!
Мы сровняем вас с землей,
чтобы новая Испания
воздвиглась над вами.
И вы, бледные и смиренные,
вы, едящие траву и просящие хлеба,
вы, никогда не умевшие читать и писать,
вы, что сражаетесь
в снегах и во льдах Теруэля,
на пустых и холодных склонах Сомосьерры,
в грязи траншей под Мадридом,
на иссохших равнинах Эстремадуры,
на медно-красных берегах Гвадалквивира,
под палящим солнцем Кордовы,
вы, что сражаетесь
за грифель и доску,
карандаш и перо,
чтобы читать и писать...
Смерть вам! О, смерть вам
в вашей нужде и бедности
и благословите нас,
потому что вы обретаете
царствие небесное!
Смерть вам, рабочие в норах!
Смерть вам, цыгане в пещерах!
Смерть вам, безземельные крестьяне,
мы дадим вам сегодня кусок земли
черную дыру в земле,
шесть футов на три
на ваше счастье.
Смерть вам, демократы, республиканцы!
Смерть вам, анархисты, безбожники!
Смерть вам, красные толпы!
Смерть вам, католики,
не хотящие петь
в нашем священном хоре!
Смерть вам, дети и женщины
тысячи, сотни тысяч!
Смерть вам, зародыши во чревах матерей!
(Там юноша на кресте,
и на нем терновый венец.
Печальны его глаза,
печальней, чем капли дождя,
и раны его кровоточат
всегда, беспрерывно,
капля за каплей
теплая кровь
падает на мир.
Молитесь ему,
он поймет,
он простит...)
Смерть тебе, будущее! Смерть тебе, надежда!
Смерть вам, любовь и сострадание!
Смерть тебе, Испания!
Слава Иисусу Христу!
МОЛИТВА МОЛОДОЙ ЛУНЕ
(охотник-бушмен молится в своем
последнем убежище в горах)
Молодая луна,
что над миром видна,
слава тебе, луна,
слава тебе,
молодая луна!
Молодая луна,
золотая луна,
белая луна,
черная луна,
с небесного дна
говори со мной
о темных вещах
выше горы,
глубже ущелья,
теплее ветра,
холоднее снега,
молодая луна,
большая луна,
говори со мной
о темных вещах!
Расскажи о духе великом
с незримым ликом,
скользящим бликом
над горным пиком,
что парит в вышине
в звездном огне,
во тьме, в тишине,
и познать его не дано,
он грозен и нем,
он висит надо всем,
но к нему давно
сердце обращено.
Слава тебе,
молодая луна,
скажи мне, скажи
хоть что-нибудь,
слава тебе, луна,
скажи мне хоть слово,
молодая луна.
Но выйдет солнце,
золотой калебас.
"Спустись", - я кричу
тебе в небесах,
тебе одной,
склонись надо мной,
о беде моей подумай,
о смерти угрюмой,
о грозных врагах,
что стоят стеной.
Над глубиной,
над юдолью земной
склонись надо мной
тихо шепни,
дай мне ответ
"да" или "нет":
смогу ли сегодня поесть.
Молодая луна,
седая луна,
что в рассвете видна.
Молодая луна,
ледяная луна,
над горами одна
говори со мной
о привычных вещах,
пошли мне весть:
смогу ли сегодня поесть?"
Слава тебе, луна,
молодая луна,
голубая луна,
ты, что еле видна.
СОЛДАТ
В сухом запустении
блеклого мира,
который скользит, рассыпаясь, течет
в неизвестность, в неясность,
под небом пологим
один
вдоль пыльной травы через пустыню
идет
солдат.
К форту Ваджир - туда, туда,
где первая всходит звезда.
И вот
молодой солдат
один.
Один
с тем, что в сердце несет,
с тем, что в душе горит,
заброшен, скрыт и забыт.
Кто увидит - сразу поймет.
Один
среди вечерней пустыни,
а сумрак, смутный и синий,
густеет, как пыль на тропинке,
и все громче стучат ботинки.
Форт Ваджир
другого оазиса нет в глухомани,
куда тропы верблюжьи ведут в тумане,
где ветер полдневный, вздыхая, по листьям скользит,
где вечером гаснет жара и прохлада сквозит,