а рядом - Смерть, сурова и строга,

стоит, как полноправный властелин,

и до нее - едва ли полшага.

А ты твердишь, что рыба дорога.

Ни на мгновенье не стихает шторм,

ты - дома, но кругом метет пурга,

а доме нет ни хлеба на прокорм,

ни хвороста, ни дров для очага.

А ты твердишь, что рыба дорога.

Тяжелый вал взметнется из глубин,

как серая подошва сапога:

хлебнешь воды морской глоток один

и вся, как говорится, недолга.

А ты твердишь, что рыба дорога.

Безумия тяжелая клешня

сожмет, разденет душу донага

оно страшнее адского огня,

но от него не бросишься в бега.

А ты твердишь, что рыба дорога.

Что знаешь ты о море, господин?

В камнях шныряет рыбья мелюзга,

ревниво ждет морской аквамарин,

чтоб нас отправить к черту на рога.

А ты твердишь, что рыба дорога.

Трех сыновей, доживших до седин,

гляди, встречает древняя карга,

живым не возвратится ни один

сегодня на родные берега.

А ты твердишь, что рыба дорога.

МОЛИТВА О ШХУНЕ "СЕРЕБРЯНАЯ НИТЬ"

Замолк водою залитый мотор.

Об дерево истерты в кровь ладони.

Мы тяжко дышим - загнанные кони

и только к небу обращаем взор.

Среди валов, как между темных гор,

трещит и стонет шхуна временами,

лишь две доски меж гибелью и нами,

хлестнет волна - и что ей даст отпор?

Черна, как одеянье смерти, ночь,

и ужас черен, словно пропасть ада,

встают валы, и каждая громада

готова нас с собою уволочь.

"Серебряная нить" сейчас точь-в-точь

как рыбья кость в бушующей купели.

Сломалась мачта. Боже, неужели

ты не захочешь нынче нам помочь?

Огни Гансбая канули во тьму,

исчез маяк, что длинным белым пальцем

указывает путь морским скитальцам,

о, как бы рады были мы ему!

Лишь ночь кругом и небеса в дыму,

о горькое сиротство океана!

А шхуна все ложится непрестанно

с кормы на нос и с носа на корму.

Кругом лишь ночь, она черным-черна,

и нет числа разверзшимся пучинам.

Господь морей, скорее помоги нам,

покуда нас не погребла волна!

Ведь некогда, воспрявши ото сна,

ты приказал валам улечься кротко,

когда грозила разломиться лодка

в открытом море... Миг - и тишина

внезапно стала, звездна и легка...

Я верую, что ты меня не бросил,

так дай же силу мне не кинуть весел.

Господь Морей, помилуй рыбака.

О ты, чья власть безмерно велика,

мы жаждем твоего благого слова:

дай нам дойти до берега родного

увидеть белый палец маяка!

Спаситель галилейских рыбарей,

спаси от смерти нас, спаси скорей!

ОТВЕТ

Что чайка кричит

в синеве,

в небесах,

в белизне,

в облаках,

в седине

дальних гор,

над грядой

серых дюн,

где дрожит

перламутр,

где кипит

вал морской?

Меж небом

и землей,

меж бухтой

и горой

за волной волна

зелена,

холодна,

и кричит она

все слышней,

и ветер с ней

это моря клик

и сердца крик,

что над морем возник.

Горе, о горе,

в смутном просторе

сердцу найти

своего пути

не суждено,

но

рвется оно

от земной юдоли,

от неволи, от боли,

от всех, кто слеп,

от борьбы за хлеб,

от извечной борьбы,

от судьбы...

Нет, никогда

ему не уйти никуда,

в мир тишины,

где ни вины, ни войны,

нет,

никогда не окончится бой

с самим собой

и судьбой,

никого не спасти,

ничего не найти

оттого, что оно

разделено,

разлучено

со всем, с чем связано кровно,

и бьется неровно...

Нет, никогда

не зажжется его звезда,

нет для него

ничего

ни тропы, ни шатра,

ни очага, ни костра,

а даны ему

только путь сквозь тьму,

только нищий ночлег,

только ветер и снег

навсегда,

навсегда,

навек.