и, выйдя наконец из полузабытья,
вновь познает и боль, и радость бытия.
О мирная река, великая река,
ленива по-людски средь глины и песка,
что в берегах идет и в камышах шуршит,
что обняла поля и больше не спешит,
в полуденных лучах желтея, как самшит,
и в полуночный час, луною осиянна,
как в раковине, гул и шепот океана
несет на гребне волн, чей голос в тишине
является свежо, как голос друга, мне,
и с горечью звучит речного русла дека
о том, что есть в душе любого человека.
О тихая река, широкая река,
как далеко течет она издалека,
то устремясь вперед, то извиваясь боком,
то повернувши вспять, чтоб свидеться с истоком,
средь пиков голубым горит хрустальным оком,
и, низвергаясь вниз, гремит, и, трепеща,
колеблет стебли роз и усики плюща,
чтоб выйти на простор, едва касаясь слуха,
как мысль из глубины возвышенного духа.
Как заповедь, в своем движении тверда,
верна людским делам до Божьего суда,
кротка, она идет, вздыхая на приволье,
как, странствуя, святой идет на богомолье,
благословен и он, и все, что в мире с ним,
как будто озарен сей мощный пилигрим
любовью вечною; в его глазах земля
спокойно отразит хлеба и тополя...
Река! О, широта картины вдохновенной!
Правдива и щедра, пульсирующей веной,
свой путь прияв как долг, массив волны священной
ты вольно гонишь ввысь из тесного мирка,
чтоб на грядущий день взирать издалека
на силу, красоту, на истины его;
верна самой себе, хранишь в душе родство
с народною душой, чей образ в водах чистых
навеки отражен средь чащ тысячелистых;
так в сердце у тебя живет легко и стройно
все то, что дел людских и памяти достойно;
во времени своем неколебима ты,
как Божий вертоград в вертепе суеты,
и жаждешь созидать, воспламенив народы
огнем борьбы, надежд и естества природы,
чтоб жизнь наследовать и снова видеть всходы.
О истовый покой, где ясный дух ее
любовью жертвенной питает бытие,
о беззаветный дар, ток благодати млечной,
о изобилья рог, источник жизни вечной!
О нежная река! Зерцало тишины...
Там дремлют облака и двойники луны,
там тени движет ночь, и с пеньем кружат воды
мерцание ее и тихие восходы,
там звездный свод дрожит, звеня, и чередой
там падает звезда, сверкая, за звездой...
*
Когда же зимний ветр, с усердием бывалым
надувши паруса, вздымает вал за валом,
вспухает, почернев от ярости, она,
таранит берега, обломки валуна
по дну, кроша, влачит, и с воем водопада
несется вскачь ее свирепых волн громада.
Гигантская река, что катит испокон
сверкающую зыбь сквозь заросли времен,
усиливая мощь на каждом повороте,
всегда стремясь уйти, неистова в работе,
достигнув зрелости за десять долгих лун,
чтоб выйти наконец под грохот водных струн
и рухнуть в океан среди песчаных дюн!
ПЕСНЯ ФАШИСТСКИХ БОМБАРДИРОВЩИКОВ
Мы гудим в синеве.
Мы угрожаем земле.
Внемлите! Внемлите!
Мы - голоса новой Испании
и нового крестового похода
в 1937 году от рождения Господа нашего.
Мы - белые знамена,
стяги, плюмажи.
Каждый ветер несет нас,
мы отовсюду летим.
Мы развеваемся
на синем балконе воздуха,
над белыми террасами неба;
и голос наш - единый возглас
радости и могущества:
Слава Иисусу Христу!
Мы прекраснее альбатросов,
мы белее морских чаек,
мы быстрей человеческой мысли:
прежде, чем вы увидите нас,
едва лишь вы услышите нас,
падает наша тень на вас,
мы возносимся над вашей головой
и над вашим городом.
С высоты двух миль
мы кладем наши яйца
в золотое гнездо Испании.
Наши крылья - это крылья ангелов,
услышьте шум их! Услышьте гром их!
Внемлите! О, внемлите!
Как поем мы нашу песнь о любви,
как шепчем мы наши молитвы.
Ибо мы - четки
епископов и кардиналов.
Мы скользим через их благословенные пальцы,
терпеливо берут они нас
и отсчитывают;
и медленно,
одна за другой,
сквозь голубое спокойствие дня
падают наши черные жемчужины
вниз на землю,
на города,
и селенья,
и фермы.
Ибо мы, мы - спасенье,
священная, гордая крепость над горной вершиной,
белая и высокая,
мы голос, мы слово Божье,
что стало бомбой, свинцом, и плотью, и кровью:
Слава Иисусу Христу!
Вы слышите нашу песнь, вы слышите?
В наших крыльях шумит она,
в наших моторах грохочет она,
в наших пропеллерах жужжит она,
в наших пулеметах кипит она;
и наши бомбы
- в которых клокочет она!
словно грозный гром,
несут на землю
ее.
Это новая песнь,
и это старая-старая песнь.
Это песнь вселенной.
Это песнь людей.
Папа Римский поет вместе с нами,
и все богачи на земле,
отщепенцы Европы
в нашем иностранном легионе,
и мавры Марокко,
куда мы изгнали их
после семи столетий рабства
во имя Спасителя,
и которых теперь мы обратно ведем
во имя Спасителя.
Вы слышите? О, услышьте!
Как песня летит и летит
выше, все выше,
словно тысячи жаворонков,
возносящихся к солнцу;
как она растет и крепнет,
растет и крепнет,
словно хор
свирелей и цитр,
громче, все громче
и, наконец, наполняет все небо:
волна, прилив, шквал звуков,
катящийся, словно облако ладана,
туда, к белоснежному трону
Господа нашего.
Песнь ликования, славословие
с единым вступленьем,
единой темой,
единым рефреном:
Слава Иисусу Христу!
Ибо мы - саранча, наказанье Господне,
бич безбожников.
Узрите нас! О, узрите нас!
Как богаты мы, как благословенны!
Мы возносим хвалу Его небесам,
и он дарит нас ореолом своего сиянья.
Наши крылья на солнце горят серебром,
мы скользим над открытым морем,
над золотыми равнинами, над седыми сьеррами,
из Пальмы на Мальорке, из Бургоса,
из Германии, из Италии,
мы стаей взлетаем,
и стремительно, смело
скользят наши тени
по земле.
О, поднимите лица
туда, откуда грядет к вам помощь.
Узрите нас! О, узрите нас!