Мама повернула голову:

– Здесь так красиво... Мостовая, эти дома... Фонари такие... художественные... Ты позанималась?

– Да.

– А что ты делала?

– Ну что обычно делают студенты? Книжки, конспекты... Давай спустимся в кафе и пообедаем.

– Мне не хочется есть. Я выпила чаю, чашку помыла... Ты молодец, все так аккуратно. Хорошая квартира, – мама говорила, глядя на Сашку – и мимо.

– Ты звонила домой?

– Да... Все в порядке, но Вале трудно, конечно... У него проблемы на работе, он много пропускает... отпуск не ко времени. И у меня душа не на месте...

Сашка решилась:

– Возвращайся сегодня. Я провожу тебя.

– Саня...

– Ты ведь приехала, чтобы увидеть, как я живу и учусь? Теперь ты видишь – живу хорошо, учусь нормально. Или ты хочешь устроить полную инспекцию?

– Саня... – у мамы дрогнул голос.

– Не надо нам больше ругаться, – твердо сказала Сашка. – Забудь все, что я говорила, это ерунда, это слова. Тебе надо ехать сегодня, иначе... мало ли что может случиться, пока они там одни.

Мама прерывисто вздохнула. Не давая ей вставить ни слова, Сашка подняла с пола спортивную сумку:

– Идем. Пока доберемся до вокзала, пока возьмем билеты... Пока поужинаем в кафе...

Мама печально, но твердо покачала головой:

– Саня, я решила. Ты уедешь вместе со мной.

Сашка выронила сумку:

– Знаешь, я здесь учусь. У меня завтра пары!

– Кого ты хочешь обмануть? – спросила мама тихо. – Какие-то бесконечные очень трудные занятия, дополнительные, летом... Для того, чтобы преподавать философию в ПТУ?

Сашка растерялась.

Она слишком верила в информационный «туман» вокруг института и всего, что с ним связано. Спокойная мамина логика оставила ее безоружной посреди ровного поля.

– Сашка, я перед тобой виновата. Но ты моя дочь. Я не оставлю тебя здесь. Я не знаю, что здесь происходит, но чувствую неладное. И я не желаю, чтобы ты имела какое-то отношения к городу Торпе. Если надо, я найду адвоката. Или врача. Или... в конце концов, я продам квартиру, сниму все деньги со счета, но если тебя втравили в беду – я тебя вытащу!

Грянул розовый телефон у Сашки на шее.

Она впервые слышала его звонок. «Жили у бабуси два веселых гуся». Громко, резко, пронзительно.

Мама замолчала. Недоуменно посмотрела на Сашку:

– Ну, ответь... Что с тобой?

Все уже случилось. Все случилось. Придерживаясь рукой за угол конторки, Сашка поднесла телефон к уху:

– Алло.

– Саша! Саша, это Валентин!

В кричащем голосе был ужас.

– Мама там? У тебя? Я не могу ей дозвониться!

– Здесь, – сказала Сашка. Вернее, попыталась сказать.

– Алло! Ты слышишь?

– Да. Она здесь.

– Дай ей трубку!

Мертвыми пальцами Сашка сняла с шеи розовый шнурок. Отдала трубку маме.

– Алло, Валя? У меня разрядился... Что... Что?!

Сашка вцепилась двумя руками в конторку.

– Их было девять! Одну я съела еще вчера... Да... Господи, как же ты мог... девять, сосчитай, должно быть девять таблеток...

Мама задохнулась. Ее лицо стало белым в свете заката за окном. Сашка зажмурилась.

– Девять, – выдохнула мама. – Ты сосчитал? Девять... Точно. Да, ее я приняла, совершено точно! Их было девять. Ты уверен? О Господи...

Мама перевела дыхание. Глубокий вдох – выдох. И еще. Валентин что-то говорил в трубке, быстро, захлебываясь.

– Успокойся, – сказала мама наконец. – Я сейчас выезжаю... Успокойся, ведь все обошлось. «Скорой» так и объяснишь... Нам урок обоим... Это я ее оставила... Не думала, что он дотянется до полки... Ну все, все обошлось, жди, я буду утром... Я тебя люблю.

Розовый телефон упал на кровать. Мама села рядом и обмякла, как весенний сугроб:

– Малой добрался до коробки со снотворным. Они такие яркие, знаешь, таблетки... И стал их выковыривать, одна за другой. И в рот потащил, но тут Валя заметил... Он не знал, сколько их было, сразу вызвал «Скорую»... Но малой не успел. Просто не успел. Счастье... Я уезжаю, Саша, прямо сейчас.

Сашка купила билет в купейный вагон.

Отказалась брать у мамы деньги.

Они купили сосисок в станционном буфете, две порции салата из капусты и пару горячих душистых пирожков. Мама еще два раза звонила домой – с Сашкиного телефона. Валечка чувствовал себя отлично, «Скорая» выбранила отца за халатность и подтвердила, что ребенок здоров. «Отделались легким испугом, переходящим в медвежью болезнь», – пытался шутить Валентин.

Сашка с мамой выбрались из здания вокзала, вышли на перрон и уселись на скамейке. Ночь стояла теплая с прохладным ветерком, с запахом травы и влаги – осенняя и одновременно летняя ночь.

– Как же ты вернешься домой? Так поздно?

– Здесь полно машин ездят туда-сюда, – сказала Сашка как можно увереннее.

– Наверное, дорого...

– Да ничего, нормально. Не волнуйся за меня, я уже большая!

И Сашка попыталась улыбнуться.

Ее трясло, и она пыталась скрыть дрожь. Страх не желал отступать; все обошлось, твердила мама через каждые десять минут, но телефон был здесь, на шее, и на дисплее медленно поворачивался стилизованный глобус.

Страх, нависший над миром. «Невозможно ведь жить в мире, где вы есть! – Невозможно жить в мире, где меня нет... Хотя смириться со мной трудно, я понимаю».

Звенели сверчки.

Прокатил товарняк, заглушая все на свете, но, как только грохот стих – сверчки зазвучали снова.

– Ты была права, – сказала мама. – Я им нужна... Ты как воду смотрела. «Мало ли что может без тебя случиться»...

Сашка потупилась:

– Получилось, будто я накликала.

– Ерунда.

– Но ведь все обошлось? – Сашка нервно потрогала телефон на шее.

– Все обошлось.

До поезда оставалось сорок минут. Мама говорила короткими повествовательными предложениями:

– Очень милый город. Я не ожидала, он такой древний. Странно, что никто толком не знает о Торпе. Хотя здесь есть экскурсионное бюро. Я видела, здесь есть бюро, в киоске продаются видовые фотографии...

Пришла электричка. Открыла двери; вышли женщины с большими клетчатыми сумками, вошел старичок с зачехленной косой. Электричка тронулась и растаяла в темноте.

Переключился семафор.

В темноте обозначились три ярких фонаря – поезд подходил к станции.