– Возьми карандаш. Сосредоточься. Готова?
Она подчинилась, но не почувствовала карандаша в онемевших пальцах. Она мигнула – и, потеряв человеческое тело, зависла посреди пустого темного пространства. Пустого и темного. И только две звезды смотрели сверху – белые глаза.
«Твоя воля. Созидай. Звучи».
Приказ был таким властным, что ей сразу стало легко.
Это просто – как нажать на выключатель в темной комнате. Совпадут цифры на табло. Сойдутся прорези, соединятся матрица и оттиск. И загорится свет во тьме.
– Звучи!
Она задержала дыхание под цепенящим взглядом двух далеких звезд.
Тишина бывает невыносимой – за мгновение до того, как Слово наконец-то вырвется.
Темнота – за секунду до появления первой искры.
В начале было...
Молчание. Тишина.
В начале было...
– Нет.
Два желтых глаза придвинулись ближе:
«Почему?!»
Жить – значит быть уязвимым. От кромешного ада отделяет тоненькая стенка мыльного пузыря. Лед на дороге. Неудачное деление стареющей клетки. Ребенок подбирает с пола таблетку. Слова цепляются друг за друга, выстраиваются, повинуясь великой гармонии Речи...
– У тебя все будет по-другому. Твоя воля. Твоя власть. Пусть всегда будет солнце. Я верую в мир вне злобы. Пусть расцветают сто цветов... Ты – любимое орудие Речи. Звучи!
Сашка вздрогнула от силы этого приказа.
– Нет. Потому что для меня любить означает бояться.
Там, в актовом зале, с экзаменаторского стола сорвался графин.
– Я прозвучу, и страх прозвучит во мне – в Первом Слове. И вся любовь, которую я несу, навсегда будет отравлена страхом. Я отказываюсь...
Разлетелись осколки стекла.
«Слово сказано».
«Конец. Она провалила».
«Она провалилась».
«Неуд».
Пустое темное пространство вокруг Сашки загорелось множеством звезд, и звезды обернулись золотыми монетами. Тусклые, тяжелые, они хлынули и затопили, грозя захлестнуть с головой.
– Я отказываюсь бояться!
В этот момент она прозвучала и поняла, что звучит.
– ...Валечка? Зайчик?
Ребенок уснул. Дышал тяжело. Кашлял во сне и ворочался с боку на бок. Женщина лежала рядом, просунув руку сквозь прутья деревянной кроватки, не отрывая ладони от горячей маленькой головы.
– Валя... Маленький...
Другая половина двуспальной постели была пуста. Холодные гладкие простыни.
Ребенок снова зашелся в кашле. Женщина закрыла глаза, больные, будто засыпанные песком.
До утра еще несколько часов. Кашель. Плач. Длинные гудки в телефонной трубке. «Абонент находится вне зоны доступа»... Где он, что с ним? Когда вернется? Вернется ли вообще?!
Тихо скрипнула паркетина под босыми ногами.
– Кто... кто здесь? Кто это?!
Шаг. Еще шаг. Женщина сидит на постели. Смотрит в темноту. Вздрагивают плечи под тонким махровым халатом.
– Это я.
– Сашка?!
– Я пока не до конца вернулась. Я тебе снюсь.
– Сашенька...
– Мама, я должна тебе сказать одну важную и секретную вещь. Я люблю тебя. Всегда любила и всегда буду любить. Послушай! Я тебя люблю...
Ребенок глубоко вздохнул – и задышал ровнее.
Утром, когда мужчина вернулся и отпер дверь своим ключом, она спали в обнимку – малыш, мокрый от пота, но с матовым прохладным лбом. И женщина, исхудавшая, бледная, со слабой улыбкой на губах.
Темнота.
«В начале было Слово».
Медленное вращение.
«И свет во тьме светит, и тьма не объяла его».
Светящаяся пыль складывается в плоскую серебряную спираль с двумя мягкими рукавами.
– Не бойся.