— Ты такой говнюк, Люцифер, — проницательный, не совсем ошибающийся говнюк.
— Возьми себя в руки, Пикси.
Старое прозвище оказало нужный эффект, заблокировав неуёмную печаль дерзкой вспышкой ярости.
— Ты самый высокомерный, узколобый...
Помятый пикап с эмблемой закусочной Нокемаута с визгом остановился перед нами, и Люсьен передал мне свою сигарету.
Он встал, когда стекло опустилось.
— Держите, мистер Роллинс, — Бин Тейлор, тощий и по жизни маниакальный управляющий закусочной высунулся и передал Люсьену бумажный пакет. Бин каждый день с утра до вечера ел вкусности во фритюре и не набирал ни единого лишнего килограмма. Но стоило салату лишь прикоснуться к его губам, как он начинал жиреть.
Люсьен передал ему купюру в 50 долларов.
— Сдачу оставь себе.
— Спасибо, дружище! Очень сожалею по поводу твоего папы, Слоан, — крикнул он из окна.
Я слабо улыбнулась.
— Спасибо, Бин.
— Надо возвращаться. Я оставил жену за главную, а у неё вечно драники подгорают.
Он уехал, а Люсьен плюхнул пакет мне на колени.
— Ешь.
С этим приказом он развернулся на пятках и зашагал обратно к входу в похоронное бюро.
— Видимо, пальто я оставлю себе, — крикнула я ему вслед.
Я проводила его взглядом, и когда убедилась, что он внутри, то открыла пакетик и обнаружила внутри своё любимое буррито к завтраку, крепко завёрнутое в фольгу. Закусочная не оказывала услуги доставки. И Люсьен не должен был знать моё любимое блюдо на завтрак.
— Бесит, — буркнула я себе под нос, после чего бегло поднесла фильтр его сигареты к губам, где почти ощущала его вкус.