«Я доверял тебе, Слоан. И ты предала это доверие. Ты нанесла в разы больше урона, чем когда-либо удавалось ему».

Теперь мы стали другими людьми. Наши взгляды встретились в привычном, дискомфортном узнавании.

Странно было иметь общий секрет с мальчиком, которого я когда-то любила, а теперь делить его с мужчиной, которого я терпеть не могла. В каждом взаимодействии имелся подтекст. Смысл, который не мог расшифровать никто, кроме нас двоих. И может, внутри меня имелся маленький, дурацкий, тёмный уголок, который испытывал восторг всякий раз, когда наши глаза встречались. Как будто тот секрет связывал нас в такой манере, которую никогда не разрушить.

Он двигался вперёд, и толпа вокруг него расступалась, будто власть и богатство прожигали свою тропу.

Но он не пошёл ко мне. Он пошёл прямиком к моей матери.

— Мой милый мальчик, — мама развела руки в стороны, и Люсьен шагнул в объятия, обнимая её с настораживающей знакомостью.

Её милый мальчик? Люсьен был сорокалетним мегаломаньяком.

Братья Морганы тоже отошли, чтобы присоединиться к своему другу и моей маме.

— Как вы все справляетесь, Слоан? — потребовала миссис Твиди, пожилая соседка Нэша и завсегдатай спортзала, занявшая их место. На ней был абсолютно чёрный велюровый спортивный костюм, а её волосы были убраны от лица весьма мрачной с виду налобной повязкой.

— Нормально. Большое спасибо, что пришли, — сказала я, принимая её мозолистую ладонь.

Краем глаза я увидела, как мама слегка отстранилась из объятий Люсьена.

— Я не знаю, как тебя отблагодарить. Я никогда не смогу отплатить тебе за то, что ты сделал для Саймона. Для меня. Для нашей семьи, — произнесла она со слезами.

Ээ, чего? Мои глаза против моей воли уставились на дьявольски красивое лицо Люсьена.

Боже, как он красив. Просто сверхъестественно красив, будто его слепили боги. Он бы наделал великолепных маленьких демонят.

Нет. Нет. Нетушки. Решительно исключается. Моя биологическая наклонная спираль не заставит меня смотреть на Люсьена Роллинса как на потенциального партнера.

— Знаешь, говорят, что силовые тренировки помогают справляться с горем. Тебе стоит прийти в спортзал на этой неделе. Моя команда хорошенько о тебе позаботится, — проквакала миссис Твиди, пока я силилась подслушать свою мать и Люсьена.

— Это я вам обоим обязан, — произнёс он хрипловатым голосом.

О чём, чёрт возьми, они говорят? Конечно, мои родители и Люсьен были близки, когда он был блудным подростком по соседству. Но это похоже на нечто более глубокое и недавнее. Что происходит, и почему я об этом не знала?

Перед моим лицом защёлкали пальцы, выдёргивая меня из мыслей.

— Ты в порядке, девочка? Выглядишь бледной. Хочешь перекусить? У меня тут протеиновый батончик и фляжка, — пробормотала миссис Твиди, копаясь в своей спортивной сумке.

— Ты в порядке, Слоан? — спросила мама, заметив нашу суету.

И она, и Люсьен теперь смотрели на меня.

— Я в порядке, — быстро заверила её я.

— Она как будто отключилась, — наябедничала миссис Твиди.

— Правда, я в порядке, — настаивала я, отказываясь встречаться взглядом с Люсьеном.

— Ты тут простояла два часа кряду. Почему бы тебе не подышать свежим воздухом? — предложила мама. Я собиралась подметить, что она простояла тут ровно столько же, сколько и я, но она повернулась к Люсьену. — Тебе не сложно?

Он кивнул и внезапно оказался рядом со мной.

— Я её отведу.

— Я в порядке, — повторила я, делая панический шаг назад. Моему отступлению помешала гигантская композиция из похоронных цветов. Моя попа налетела на стойку, и букет от пожарного департамента Нокемаута опасно пошатнулся.

Люсьен поправил цветы, затем положил большую тёплую ладонь на мою поясницу. Такое ощущение, будто мне прямо в поясницу ударила молния.

Я старательно пыталась никогда к нему не прикасаться. Когда такое случалось, внутри меня происходили странные вещи.

Я не принимала сознательного решения позволить ему вывести меня из помещения. Но всё же я шагала как послушный золотистый ретривер.

Наоми и Лина наполовину вскочили со своих мест, выглядя обеспокоенными. Но я покачала головой. Я могла с этим справиться.

Он вывел меня из чрезмерно жаркой комнаты к гардеробу, и меньше чем через минуту я стояла на тротуаре возле похоронного бюро, оставив позади ошеломляющую толпу и гул разговоров. Сегодня была пасмурная зимняя среда. Мои очки запотели от резкой перемены температуры. Набухшие свинцово-серые тучи нависали над головами, обещая снегопад к концу дня.

Папа любил снег.

— Вот, — раздражённо сказал Люсьен, суя мне в руки пальто.

Он был высоким, тёмным и злобным.

Я была низенькой, светленькой и великолепной.

— Оно не моё, — сказала я.

— Оно моё. Надень, пока не замёрзла насмерть.

— Если надену, ты уйдёшь? — спросила я.

Я хотела побыть одна. Перевести дыхание. Сердито посмотреть на облака и сказать папе, что я скучала по нему, что я ненавидела рак, что если пойдёт снег, то я лягу на спину и сделаю ему снежного ангела. Может, у меня даже будет время выпустить несколько слезинок, которые я заточила в себе.

— Нет, — он взял дело в свои руки и накинул пальто на мои плечи.

Оно было из толстого, тёмного материала, похожего на кашемир, с гладким сатиновым подкладом. Богатое. Сексуальное. Оно тяжело покоилось на мне подобно утяжелённому одеялу. Оно пахло... Божественно — не подходящее слово. Изысканно опасно. Запах этого мужчины был афродизиаком.

— Ты сегодня ела?

Я моргнула.

— Что?

— Ты сегодня ела? — он раздражённо чеканил каждое слово.

— Сегодня ты не имеешь права рявкать на меня, Люцифер, — но моим словам недоставало привычного пыла.

— Значит, нет.

— Ну извини нас за то, что мы завтракали вином и виски.

— Иисусе, — пробормотал он и потянулся ко мне.

Вместо того чтобы отпрыгнуть или врезать ему по горлу приемом из карате, я ошеломлённо стояла на месте. Он неловко пытался меня обнять? Полапать?

— Ты что делаешь? — пискнула я.

— Стой смирно, — приказал он. Его ладони скрылись в карманах его пальто.

Он был ровно на 30 см выше меня. Я знала, потому что однажды мы это измерили. Его отметка карандашом до сих пор виднелась на моём кухонном косяке. Часть истории, которую мы оба притворно не признавали.

Он достал одну сигарету и стильную серебряную зажигалку.

Даже плохие привычки не могли контролировать Люсьена Роллинса. Этот мужчина позволял себе одну сигарету в день. Его самоконтроль казался мне раздражающим.

— Ты уверен, что хочешь использовать свой единственный перекур сейчас? Время-то ещё полдень, — подметила я.

Сердито глядя на меня, он прикурил сигарету, убрал зажигалку в карман, затем достал телефон. Его пальцы запорхали над экраном, затем он убрал гаджет обратно в пиджак. Он выдернул сигарету изо рта и выдохнул синеватый дым, сверля меня глазами.

Каждое движение было хищным, экономным и взбешённым.

— Тебе не нужно со мной нянчиться. Ты пришёл. Теперь ты волен уйти. Уверена, в среду у тебя есть дела поважнее, чем торчать в Нокемауте, — сказала я ему.

Он смерил меня взглядом поверх сигареты и ничего не сказал. Этот мужчина имел привычку изучать меня так, будто я была чем-то завораживающе гнусным. Я так смотрела на садовых слизней на заднем дворе.

Я скрестила руки на груди.

— Ладно. Если ты так решительно настроен остаться, почему моя мама сказала, что она тебе обязана? — спросила я.

Он продолжал молча смотреть на меня.

— Люсьен.

— Слоан, — он прохрипел моё имя как предупреждение. И вопреки ледяным пальцам холода, скользившим по моему позвоночнику, я почувствовала, как во мне разворачивается нечто тёплое и опасное.

— Тебе обязательно вечно быть таким несносным? — спросила я.

— Я не хочу сегодня ссориться с тобой. Не здесь.

Какой унизительный поворот событий — мои глаза мгновенно переполнились горячими слезами.

Очередная головокружительная волна горя накрыла меня, и я силилась её сдержать.

— Не будет новых историй, — пробормотала я.

— Что? — рявкнул он.

Я покачала головой.

— Ничего.

— Ты сказала, что не будет новых историй, — подтолкнул он.

— Я говорила сама с собой. У меня больше никогда не будет нового воспоминания о папе, — мой голос надломился, к моему бесконечному смущению.

— Бл*дь, — пробормотал Люсьен. — Присядь.

Я была слишком занята попытками скрыть слёзы от своего худшего врага и почти не заметила, как он не слишком деликатно толкнул меня к обочине. Его ладони снова пошарили в карманах пальто, и перед моим лицом появился носовой платок.

Я поколебалась.

— Если смажешь сопли на моё пальто, я заставлю тебя купить мне новое, а ты не можешь себе это позволить, — предупредил он, помахивая платком.

Я выхватила платок из его руки.

Люсьен присел на бордюр рядом со мной, старательно сохраняя между нами расстояние в несколько дюймов.

— Я не хочу слушать, как ты ноешь о том, что запачкал свой пафосный костюм, — проворчала я, затем шумно высморкалась в его нелепый носовой платок. Кто вообще сейчас носит с собой многоразовые тряпки для соплей?

— Постараюсь контролировать себя, — кротко сказал он.

Мы молча сидели, пока я изо всех сил старалась взять себя в руки. Я запрокинула голову и посмотрела на тучи, повелевая слезам высохнуть. Люсьен — это последний человек на свете, перед которым я хотела быть уязвимой.

— Ты мог бы отвлечь меня нормальной славной ссорой, знаешь ли, — обвинила я его.

Вздохнув, он выпустил ещё одно облачко дыма.

— Ладно. С твоей стороны было глупо и эгоистично не поесть сегодня утром. Теперь твоя мать стоит внутри и беспокоится о тебе, и ты делаешь этот день ещё хуже для неё. Твои друзья и сестра беспокоятся, что ты не справляешься. А я торчу тут с тобой и слежу, чтобы ты не хлопнулась в обморок, а они могли продолжить скорбеть.

Моя спина выпрямилась.

— Ну спасибо большое за твою заботу.

— Перед тобой сегодня стояла одна задача. Поддержать твою мать. Стать для неё опорой. Разделить её горе. Сделать всё, в чём она нуждается сегодня. Ты потеряла отца, но она потеряла своего спутника жизни. Ты сможешь оплакать свою потерю позднее. Но сегодняшний день сводится к ней, и заставлять её беспокоиться о тебе — пи**ец как эгоистично.