Беспорядок Азиатско-Тихоокеанской войны был далек от спокойного расчета реализма или благодеяний либерализма. Ее сочетание глупости и зла трудно понять. Даже если бы крупные сражения прошли более удачно для Японии, трудно представить себе иной исход. Битва за Мидуэй в июне 1942 г. часто рассматривается как решающее, узкоколейное сражение против Японии - десять точных бомб из тысяч, сброшенных на японский флот, стали решающими. Но у американцев были многие тысячи бомб. Даже если бы Япония выиграла это сражение и захватила Австралию, Соединенные Штаты перегруппировались бы, построили бы больше авианосцев и самолетов, сбросили бы больше бомб и снова отбросили бы их назад. В период с 1941 по 1945 гг. японцы произвели 70 000 самолетов, что не так уж и мало, но ценой страданий гражданского населения. Соединенные Штаты произвели 300 000 самолетов, а их гражданское население процветало. Сборочные линии компании Ford Willow Run выпускали по одному бомбардировщику B-24 каждые 63 минуты. И Соединенные Штаты получили атомную бомбу. Они обрели экономическую и военную мощь и идеологическую волю, чтобы стать величайшей державой мира. С этого момента они стали действовать соответствующим образом, по-прежнему придерживаясь идеологии вильсонианской благотворительной ассоциации.

Заключение

Мы наблюдаем большие колебания в ходе войн в Японии. Ее удаленность от азиатского материка на протяжении многих веков затрудняла внешние войны, но гражданские войны нарастали, в результате чего в XVI веке исчезло более сотни королевств. Воюющие правители думали, что делают рациональный выбор, но почти все они ошибались. В живых остались только триумвиры и их вассалы, да и то лишь один из них. Это были наиболее способные военно-политические правители, которым помогла удача. Стремление к объединению оказалось популярным. Оно исходило сначала от самого безжалостного полководца, затем от того, кто сочетал импульсивное полководчество с проницательной дипломатией. Он и третий триумвир разработали реформы, направленные на мир и изоляцию от мира. После 240 лет мира Япония вступила в современность как реакция на иностранный империализм. В становлении современного японского милитаризма была долгосрочная логика. Подобно ранней Римской республике, Реставрация Мэйдзи началась как самооборона, но неоднократные победы в войнах в сочетании со страхом перед классовой борьбой внутри страны привели к формированию милитаристской культуры, заложенной в политических, экономических и идеологических институтах. Краткосрочным следствием Реставрации стало выдающееся экономическое развитие, которому способствовал милитаризм, в конечном итоге подорвавший его. Зарубежные войны шли густо и быстро. Обилие документов позволяет с тонкостью взглянуть на войну и мир после Реставрации Мэйдзи. Если бы я располагал столь же богатыми данными о более ранних обществах, то, возможно, обнаружил бы сопоставимую борьбу фракций, случайности и неоднозначность исхода. Летописцы рассказывали шаблонные эволюционные истории. Обилие данных приводит к менее связному повествованию.

Японские вооруженные силы были пригодны для прямого империализма в соседних странах, пока не начали перегибать палку в Китае. Существовала поддержка "социального империализма" - одного из немногих случаев, когда народное давление в войнах было значительным, хотя консервативные олигархи манипулировали крестьянской поддержкой империализма. Крестьяне обеспечивали солдат и большинство колониальных поселенцев, что способствовало росту народного империализма. Организованный рабочий класс ослаб в условиях репрессивного трудового законодательства, а консерваторы и бюрократы запугивали либералов из среднего класса, заставляя их соглашаться с авторитарным правлением. Младшие офицеры армии проявляли жестокость как внутри страны, так и за рубежом. Конституция Мэйдзи имела большое значение, поскольку группировки боролись за доступ к императору, который был жизненно важен для утверждения политики. Победы за рубежом повышали престиж вооруженных сил в Токио и при дворе.

Но возвышение японской империи не было предопределено. Было пять "рубиконов", которые можно было не переходить: против Китая в 1895 году, в Корее в 1910 году, в Маньчжурии в 1931 году, в Китае в 1937 году и в Перл-Харборе в 1941 году. Начавшаяся в 1929 году Великая депрессия стала дополнительным внешним шоком, который способствовал дрейфу вправо. Предыдущие агрессии носили осторожный характер, а агрессия в Маньчжурии в 1931 г. была предпринята самостоятельно офицерами среднего звена, что отражало изменения в расстановке сил в Японии, освободившие вооруженные силы от гражданского контроля. Пекло милитаризма 1930-х годов привело к следующей агрессии - полномасштабному вторжению в Китай, которое вновь было спровоцировано солдатами, сдерживающими факты на местах. К этому моменту японские вооруженные силы были уже не просто рациональным инструментом, выверенным в соответствии с опасениями за безопасность внутри страны и прибыль за рубежом. Это был доминирующий субъект власти, со своим собственным определением национальных интересов и чести, со своими собственными дикими боевыми ценностями. Последняя агрессия в Перл-Харборе была самоубийственной. Самая смертоносная война в истории человечества регулировалась со стороны Оси скорее милитаристской идеологией и эмоциями, чем спокойным военно-экономическим расчетом. Вера в превосходство наступления над обороной и использование благоприятных возможностей стала неотъемлемой частью военной стратегии и мешала реалистично оценивать шансы на победу. Реализм теперь не имел никакого отношения к объяснению японского милитаризма.

Это извратило реставрацию Мэйдзи - "сильная армия" доминировала над "богатой страной". Это имело долгосрочные структурные причины, но не менее важными были колебания баланса сил за рубежом и внутри страны, случайности войны и военные провокации. Если бы борьба за власть в Токио имела иной исход, то могла бы возникнуть иная "Сфера совместного процветания Большой Восточной Азии", в центре которой находилась бы японская непрямая и неформальная империя, доминирующая в Восточной и Юго-Восточной Азии, но с возрастающей ролью возрождающегося Китая. Но внутри самой Японии возникла логика усиления милитаризма, вплоть до того момента, когда в 1941 г. Япония катастрофически перестаралась.

После атомных бомб и безоговорочной капитуляции произошел еще один резкий сдвиг. Под руководством американцев Япония отказалась от войны и приняла демократию, хотя и такую, при которой выборы привели к однопартийному правлению на четыре десятилетия. В условиях отсутствия милитаризма и значительно меньшего поклонения императору японская идеология претерпела существенные изменения, развивая капитализм с ограниченной государственной координацией предприятий. Несмотря на то, что в стране сохраняется яростный национализм, который не позволяет принести извинения и репарации, как это сделала послевоенная Германия, большинство японцев, похоже, довольны тем, что являются гражданами мирного экономического гиганта. В течение последних девяти лет Япония ежегодно увеличивала свои военные расходы, но при этом не превышала 1% ВВП, согласованного в 1945 году. (По прогнозам, в 2023 году они впервые немного превысят 1%). Но из-за размера ВВП эта довольно тихая держава в 2019 году заняла девятое место в мире по объему военных расходов. Более агрессивные действия Китая могут определить гораздо большее.

История Японии показывает, насколько важна борьба за власть внутри страны при принятии решений о войне и мире. Она также показывает, что те, кто продолжает жить мечом, в конце концов, погибнут от него же, уничтоженные излишней самоуверенностью. И наоборот, она показывает, к какому умиротворяющему эффекту привели сокрушительная победа около 1600 года и сокрушительное поражение в 1945 году.