Но сегодня его окликнул придворный чиновник.

– В чём дело?

– Срочное донесение с восточной границы. Его Величество просит вас немедленно отправиться в приёмные покои для ночного обсуждения.

Рука Мо Си, которая уже потянулась застегнуть ворот верхней военной формы, тут же замерла.

Придворный чиновник был проницателен и умён. Он сразу почувствовал странность в поведении собеседника:

– Возможно, у Сихэ-цзюня имеются другие дела?

– Какова ситуация на восточной границе?

– Государство Юнь пало из-за государства Ляо, которое практикует тёмный дьявольский путь. Большое войско царства тьмы напало на восточную границу, безжалостно вырезав три деревни…

Мо Си застегнул ворот длинными бледными пальцами и сказал:

– Доложи Его Величеству, что как только я найду в архивах записи о войске царства тьмы, сразу же отправлюсь в приёмные покои для обсуждения.

– В таком случае мы будем ожидать вас, Сихэ-цзюнь.

Таким образом, этот человек провёл всю ночь в приёмных покоях, разговаривая при свете свечей.

 А тот человек на горе Воюющих душ всю ночь пролежал без сознания. И не было никого, кто мог позаботиться о его состоянии.

Занимался рассвет четвёртого дня.

Гу Ман очнулся.

Он в слегка затуманенном состоянии открыл глаза. Небо прояснилось. Он лежал в луже. Далёкое чистое голубое небо казалось таким близким, словно вытянешь руку и тут же коснёшься его. Гу Ман пошевелился и ощутил новые раны, которые странным образом появились на его теле. Однако ему было всё равно.

– Мгхм… – он потёр голову, на которой появилась новая шишка.

«Ударился, когда потерял сознание?»

«Или голова распухла из-за того, что по ней долго били?..»

Он не мог понять, поэтому решил больше не думать об этом.

Осталось около десяти могил. Он медленно поднялся, зачерпнул немного воды, собравшейся у надгробия Мужун Сюаня, и выпил. Его не волновало, что она грязная, он неторопливо глотал, насыщая свой желудок. Затем Гу Ман, собрав последние силы, пополз дальше, продолжая отбивать поклоны.

Дождь прошёл,  небо прояснилось, а тучи разошлись. Он чувствовал, что пусть всего и на цунь*, но его вина уменьшилась. Гу Ман не останавливался. Он благоговейно преклонял колени перед злыми духами, которые являлись ему во снах. Он бил земные поклоны перед своим прошлым и будущим.

* yīcùn (一寸) – один цунь (ср.: дюйм, вершок).

Каждая нефритовая ступень.

Одно надгробие – один мертвец.

Мо Си пришёл через полчаса. Он не спал всю ночь, находясь в управлении и обсуждая военные тайны. Его глаза были красные из-за того, что он не спал более двадцати часов. Другой после целой ночи обсуждения военных дел тут же отправился бы спать, но только не Мо Си. Разобравшись с делами и наспех прихватив завтрак, он тут же ушёл, словно бежал от ночного кошмара, на гору Воюющих душ.

Шли уже четвёртые сутки. Гу Ман кланялся на протяжении четырёх дней. Для прежнего генерала Гу четыре дня и четыре ночи без сна и отдыха – это пустяки. У генерала Гу мощное и сильное духовное ядро. Оно как факел, продолжало гореть и согревать своим теплом довольно долгое время.

Но сейчас… что осталось от прежнего Гу Мана? Лишь израненное увядающее тело и разбитая душа.

Однако он продолжал держаться.

В этот момент Мо Си молча наблюдал за ним издалека.

Девять тысяч сто шестьдесят первое надгробие… Девять тысяч сто шестьдесят второе надгробие…

Пока Гу Ман стоял на коленях, Мо Си считал за него.

Уже скоро.

Он почти закончил.

К полудню Гу Ман наконец дополз до мемориальной таблички отца Мо Си. Он был похож на маленького, с головы до ног мокрого, грязного попрошайку. Его лицо было все в грязи, лоб рассечен, а колени разбиты в кровь. Но его глаза были удивительно яркими. Любой, кто их увидел бы, не стал бы сомневаться в искренности Гу Мана или рушить его надежды.

Гу Ман осторожно и внимательно трижды поклонился.

Он закончил.

Он вздохнул с облегчением и, пошатываясь, попытался подняться. Однако из-за того, что он слишком долго стоял на коленях, только поднявшись, он тотчас же рухнул обратно  на землю.

Но ожидаемой боли не последовало.

Внезапно налетел порыв ветра, и некто придержал его, прижимая к себе сплошь покрытого грязью Гу Мана. От этого человека исходил слабый, но так хорошо знакомый аромат медового жасмина. Несмотря на то, что мужчина всеми силами старался сдержаться, его рука всё равно слегка дрожала.

Гу Ман повернулся и увидел лицо Мо Си.

Мо Си всё это время находился в тени, мучаясь, но сопровождая Гу Мана в его покаянии. Он стоял в мучительном ожидании того момента, когда же наконец сможет протянуть ему руку помощи.

Гу Ман посмотрел на Мо Си, а затем на руку, поддерживающего его. Медленно на его грязном лице появилась лёгкая улыбка, и вдруг неожиданно его брови поползли вверх, горячие слёзы хлынули из глаз.

Гу Ману было стыдно за это. Он небрежно вытер лицо рукавом и хотел что-то сказать, но из-за того, что десятки тысяч раз повторял одно и то же («Изменник Гу Ман не окупит своей вины даже десятью тысячами смертей») его горло сдавил ком. Некоторое время он не мог ничего выговорить и всё, что ему оставалось – это улыбаться и плакать.

Он был слишком глупым, его повреждённый разум не мог справиться с этим. Однако ему хотелось высказаться, поэтому Гу Ман суетливо поднял руку вверх и ударил себя в грудь.

– Теперь ты понимаешь… моё сердце? Я не лгал тебе.

Каждое слово Гу Ман произносил ужасно неуклюже. Он изо всех сил старался широко улыбнуться, но слёзы продолжали литься непрерывным потоком.

– Я правда не врал.

– …

– Это правда… в этот раз… всё действительно было правдой…

Душа Мо Си разрывалась на две части, между эгоистичным желанием и чувством долга перед страной. Он не смог произнести ни слова, поэтому молча помог Гу Ману взобраться на вершину и сесть передохнуть на каменную скамейку.

Гу Ман посмотрел на лес из нефритовых надгробий и пробормотал:

– Здорово, я преклонил колени перед всеми…

На вершине горы дул свежий прохладный ветерок.

– Я могу начать всё сначала…

Каждое слово Гу Мана было подобно шипу, вонзающемуся в сердце Мо Си. Он опустил голову и поставил на скамейку бамбуковую корзинку, которую принёс с собой из управления военных дел. Благодаря духовной силе аромат и тепло пищи сохранился внутри корзинки. Мо Си достал еду.

Он не смотрел на Гу Мана, лишь тихо сказал:

– Сначала поешь.

Густая каша с нежирным мясом и грибами; паровые рисовые лепёшки; тушёная под соусом свинина, которая сразу тает во рту; тонко порезанный огурец, который подаётся вместе с густым сладким бобовым соусом; и несколько приготовленных на пару маньтоу.

Мо Си передал ему палочки для еды.

Гу Ман не взял их. Он смущённо посмотрел на свою грязную руку и начал усердно вытирать её об одежду. Однако спустя некоторое время он обнаружил, что она не оттирается. Гу Ман оцепенел и глубоко задумался.

Мо Си вздохнул, достал чистый шёлковый платок и при помощи талисмана намочил его.

– Дай руку.

– Грязная…

Мо Си не стал повторять дважды. Он потянул руку Гу Мана к себе. Когда кончики их пальцев соприкоснулись, он ясно ощутил, как рука Гу Мана подрагивает.

Мо Си опустил глаза. Медленно и осторожно он начал вытирать мокрым платком его руки.

В конце концов, обе руки Гу Мана были безупречно чистыми, а изначально белый шёлковый платок Мо Си стал полностью грязным.

– Ешь.

Гу Ман посмотрел на мясные маньтоу. Он был очень голоден, поэтому сглотнув, сказал:

– Могу я не использовать палочки, чтобы съесть маньтоу? – он показал свои чистые руки Мо Си. – Смотри, они чистые.

– … – Мо Си посмотрел на его руки. Маленькие шрамы и рубцы на этих светлых ладонях слишком сильно бросались в глаза. Он отвернулся, сказав: – Только сегодня. Можно.

Гу Ман тут же кивнул и схватил маньтоу, жадно откусив первый кусочек.

Мо Си всю ночь просидел без еды и воды, но, тем не менее, он лишь слегка посмотрел на Гу Мана, и, с большим усилием, придал своему голосу беззаботный оттенок:

– Никто не отнимет у тебя еду.

В ответ на это Гу Ман лишь жалобно промычал, продолжая жевать. Из его набитого рта доносились всхлипывания.

Тон Мо Си немного смягчился, он мягко сказал:

– … Не торопись.

В ответ на это снова раздались непонятные звуки, заглушённые жеванием мясных маньтоу. Прошло слишком много времени с тех пор, когда они вот так спокойно оставались наедине. На мгновение Мо Си поддался моменту и захотел погладить его по голове как раньше. Он уже поднял руку, но затем опомнился и убрал её назад.

Это едва уловимое движение не осталось незамеченным Гу Маном. Он ошибочно понял этот жест. Застыв на мгновение с набитым ртом, Гу Ман дрожащей рукой разломал маньтоу пополам.

Из разломанной булочки повалил пар.

Гу Ман оставил меньшую часть себе, протянув большую Мо Си. С набитыми щеками и проникновенно сияя ярко-голубыми глазами, он спросил:

– Ты тоже голоден?