Но когда кто-то поднял винный кувшин, собираясь швырнуть его в Гу Мана, внезапно что-то тяжелое пролетело мимо, разбив его прямо в воздухе!
Вино расплескалось, осколки осыпались на пол.
Гу Ман поднял руки, чтобы прикрыть лицо от обрушившегося на него дождя из крепкого алкоголя. Когда он отвел ладони от глаз, то увидел упавшую рядом с ним курительную трубку, которой и был сбит на лету кувшин с вином.
Потрясенно замерев на миг, он повернул голову.
Неужели это Мужун Лянь помог ему отразить этот удар?
Между тем Мужун Лянь с трудом поднялся из-за стола и, подойдя к окончательно потерявшему контроль старому дворянину, схватил его за запястье.
Было совершенно очевидно, что Мужун Лянь вдрызг пьян. Вальяжно вытянув руку, он щелкнул пальцами по черепушке старика и с ленивой ухмылкой сказал:
— В чем дело, маленькое золотце? Хочешь воспользоваться суматохой, чтобы отомстить за свои личные обиды? Ты вообще кем себя возомнил? Моя светлость еще не удовлетворила свою жажду мести. Ноги в руки — и нахуй пошел в конец очереди!
— Мужун Лянь! Ты… да как ты смеешь в мои преклонные годы так обращаться ко мне! Ты… ты…
— Ах! Неужели не нравится, когда тебя называют золотцем[2]? — Мужун Лянь облизнул губы и с улыбкой продолжил: — О, да ты настоящая кокетка! Ладно-ладно, как насчет душеньки[3]?
[2] 小宝贝 xiǎo bǎobèi “маленькое сокровище” — ласковое обращение к ребенку или к девушке.
[3] 小心肝儿 xiǎo xīngānr “маленькое сердечко и печеночка” — ласковое обращение: душенька, голубчик; свет очей моих.
— Ты!..
Теперь, когда не только Сихэ, но и Ваншу с Минцзэ оказались замешаны в этом деле, государю пришлось вмешаться и прервать так радующее его сердце представление.
Словно только сейчас заметив устроенный подданными скандал, восседавший на троне государь наконец принял подобающую позу и, откашлявшись, величественно заявил:
— Что все это значит? Сегодня канун Лунного Нового года. Ладно бы вы просто не заботились о том, чтобы в новом году привлечь достаток и удачу в дом вашего государя, но вы настолько расточительны, что посмели без всякой причины устроить здесь эту безобразную свару? Охрана!
— Здесь!
— Растащите их в разные стороны!
— Есть!
Гу Ман наконец-то получил возможность выбраться из «эпицентра пожара». Когда охрана государя оттащила его от старых дворян, он сделал глубокий вдох и подсознательно нашел глазами Мо Си, но увидел, что Мэнцзэ уже пришла ему на помощь: помогла ему отойти в сторону и усадила рядом.
Судя по всему, в этом конфликте Мо Си был ранен: кто-то из нападавших оставил глубокую рану на его плече, из которой теперь хлестала кровь. Рукопашная схватка закончилась, и ему больше не нужно было из последних сил упрямо держаться на ногах. После того, как он немного дал слабину, выпитый крепкий алкоголь тут же дал о себе знать, так что теперь Мо Си выглядел совершенно измученным и уставшим.
— Откинься назад, дай мне взглянуть на твою рану, — сказала Мэнцзэ.
Мо Си закрыл глаза и медленно откинулся назад, прислонившись к каменной колонне. Обеспокоенная Мэнцзэ положила ему на плечо свою нежную руку и тихо упрекнула:
— Почему ты не увернулся?
— Я в порядке. — Длинные ресницы Мо Си опустились. — Не смог увернуться.
— И почему же ты не смог увернуться… — Мэнцзэ была далеко не глупа. — После того, как увидел, что он вместо тебя принял вино, ты снова начал действовать импульсивно… Он — предатель! Почему каждый раз позволяешь сбить себя с толку и все время забываешь об этом?!
Ресницы Мо Си слегка задрожали, когда он тихо ответил:
— Я сделал это не для него.
Мэнцзэ больше ничего не сказала. Она прекрасно знала характер этого мужчины: если упрется, то его и десяток волов не вытянет. Поэтому она просто накрыла своей рукой его рану:
— Я помогу остановить кровотечение.
Стоявший неподалеку Гу Ман мог в подробностях наблюдать эту сцену. За это время Мэнцзэ ни на кого даже не взглянула, как, впрочем, и Мо Си…
В этот момент ему вдруг стало немного понятнее, почему Мо Си так хорошо к ней относится.
Все люди тянутся к душевному теплу и благодарны за нежность.
Он дал Мо Си лишь раны и боль, Мэнцзэ же дала ему заботу и защиту.
Изначально он хотел хоть как-то загладить свою вину и извиниться перед Мо Си за все то, чего не мог вспомнить, но прямо сейчас у него перехватило горло и он ничего не мог сказать.
Что подразумевается под этим «предатель»? Это значит, что от него все отвернулись, потому что вред, что он причинил другим людям, уже ничем не искупить, верно?
Гу Ман больше не смотрел на Мо Си и Мэнцзэ. Отвернувшись, он вытащил глубоко вонзившийся ему в руку осколок разбитого фарфора и бросил его на землю.
До этого он разорвал свой ворот, чтобы показать всем этим людям, что он человек Мо Си, поэтому может принять за него вино и разделить все его заботы. Теперь это казалось какой-то очень злой иронией, так что стоило ему подумать об этом, и он покраснел до корней волос. Почти непристойно Гу Ман жалко отполз в сторону и забился в самый укромный уголок. Свернувшись калачиком, он обхватил себя руками и сжался в комок, надеясь избежать любопытных и придирчивых взглядов.
Но он не мог от них спрятаться. Только что, повинуясь внезапному порыву, он встал перед Мо Си и, словно последний идиот, очень громко высказал им свою позицию — и все услышали его.
В итоге он лишь доставил Мо Си еще больше неприятностей. Теперь он не осмеливался подойти к Мо Си, да и Мо Си не хотел его.
Никто не простил его и никто не пытался его понять.
Он мог только, стиснув зубы, свернуться калачиком и, опустив голову, сносить пронизывающие до костей презрительные взгляды.
— А помимо прочего, он сказал, что князь Сихэ — его хозяин…
— Хе-хе, разве он не всегда был таким самоуверенным? Думается мне, что именно поэтому, хотя он был так хорош во всем, в итоге плохо кончил. Тот, кто не знает своего места и не имеет ни ума, ни родословной, зато живет с великими амбициями и притязаниями, в любом случае сам себя погубит. В прошлом он смог стать генералом лишь благодаря своему невероятному духовному потенциалу, теперь же, когда его ядро уничтожено, становится очевидно, насколько он нелеп и смешон.
— И правда, он просто не знающий своего места идиот, который умеет лишь создавать проблемы. Умудрился втянуть в неприятности даже князя Сихэ, да так, что тот оказался ранен.
— Это просто возмутительно…
Под аккомпанемент долетающих до него обрывков разговоров и пересудов Гу Ман потерял след той могучей тени прошлого себя, который он только что призвал.
Он снова ссутулился.
Автору есть что сказать:
Гу Манман (с любопытством): — Почему ты ввязался в драку?
Мо Си (натянув маску цундере): — Я сделал это не для тебя.
Гу Манман (с любопытством): — Тогда что насчет тебя? Почему ты протянула нам руку помощи?
Мэнцзэ (строптиво): — Я сделала это не ради князя Сихэ.
Гу Манман: (с любопытством): — Тогда почему ты вмешался?
А-Лянь (с усмешкой): — Я просто хотел уменьшить эту волну ненависти, что направлена на меня.
Юэ Чэньцин: (ошеломленно): — Четвертый Дядя, а почему ты не протянул руку помощи? Разве видя несправедливость, ты не обнажишь свой меч, чтобы помочь?
Мужун Чуи (равнодушно): — ...А при чем тут я?
Цзян Есюэ (мягко): — Твой Четвертый Дядя перебрал с алкоголем. Если бы он не напился, обязательно помог бы.
Глава 67. С почтением кланяюсь
В ту ночь именно Мэнцзэ отвезла Мо Си домой.
Конечно, подобный поступок не соответствовал ее статусу старшей из принцесс, но Мэнцзэ, так же как ее царственный брат, не обращала внимания на принятые в миру условности. Гу Ман приподнял для нее занавеску повозки, после чего хотел помочь Мо Си сесть, но, холодно взглянув на него, Мэнцзэ сказала:
— Достаточно меня одной.
Переминаясь с ноги на ногу, Гу Ман все же сказал:
— Мне очень жаль. Я не специально. Я просто хотел помочь, приняв вино вместо него.
Мэнцзэ не была жестока к нему, но и доброй быть не желала. В ответ она лишь искоса взглянула на Гу Мана, но так ничего и не сказала.
Впрочем, была еще Юэ Нян, которая с усмешкой язвительно припечатала его:
— Принять вино вместо него? А ты имеешь на это право? Ты это заслужил?
Чуть помолчав, Гу Ман все-таки ответил:
— Я совсем недавно кое-что узнал… Я хотел загладить свою вину.
Юэ Нян сорвалась на крик:
— Загладить вину?! Ты столько грязи намутил и столько боли причинил другим людям и теперь вдруг понял, что должен «загладить вину»?! Но какая нам польза от твоего свиного сердца?! Что ты можешь исправить?!
— …
Юэ Нян и не думала униматься и щадить его:
— Ты ходячее проклятье, лживое отродье демона! Ты...
— Хватит, замолчи, — Мэнцзэ подняла руку, чтобы прервать ее, после чего повернулась к Гу Ману.
В ярком лунном свете выражение лица Мэнцзэ было очень холодным. Она не собиралась оскорблять его, но в ее глазах стоял лед.
— Генерал Гу, я знаю, что сегодня у тебя были добрые намерения, но, прошу, впредь перестань доставлять неприятности старшему брату Мо, — сказала Мэнцзэ. — Ты уже причинил ему слишком глубокую боль. Отпусти его.
Она не стала называть его приносящим несчастье злобным отродьем демона, такие слова просто не могли исходить из уст Мэнцзэ, но Гу Ман отлично понял, что она имела в виду. Он посмотрел на рану на плече Мо Си и, помолчав какое-то время, безмолвно повернулся и отошел к задней части повозки. Мэнцзэ и Мо Си вошли внутрь, повозка тронулась, а он молча пошел позади них.
Когда они вернулись в резиденцию, Ли Вэй, который уже слышал о случившемся, ждал в дверях во главе толпы слуг. Увидев принцессу Мэнцзэ, все слуги князя во главе с управляющим поспешно опустились на колени:
— Ваш покорный слуга Ли Вэй смиренно приветствует принцессу Мэнцзэ! Долгих лет и удачи во всех делах!
Хотя Мэнцзэ не была хозяйкой поместья Сихэ, почти все относились к ней так, словно она уже ей стала. Почтительно и восторженно слуги попросили ее поскорее войти в дом.