Глава 66. Недостоин

У Мо Си раскалывалась голова, но он все равно стиснул зубы и оттолкнул его, хрипло огрызнувшись:

— Это не твое дело. Сядь на место.

Но на этот раз Гу Ман и не думал его слушать:

— Почему во время праздника вы упоминаете его отца? — продолжил Гу Ман. Может, Мо Си лишь показалось, но в этот момент у него появилось обманчивое ощущение, будто обычно лишенные света разума голубые глаза вдруг вспыхнули таким сильным гневом, которого до этого момента он в них не видел. Гу Ман крепко держал Мо Си за запястье: казалось, в этот момент он испытывает давящее чувство вины и в то же время изо всех сил стремится ее искупить, поэтому, что бы ни случилось, он не мог отпустить его.

— Разве вы все не знаете, что его отец очень рано ушел из жизни? Зачем... вы пытаетесь ранить его сердце?

Боясь потерять лицо, старые хрычи излили на него всю свою желчь и злобу:

— Мерзкое отродье, ты все еще смеешь нападать на благородных людей прямо во дворце?!

— Пользуясь своим слабоумием, заявился сюда, чтобы бесчинствовать? Убирайся! Это не то место, где ты можешь открывать свой рот!

Но Гу Ман не убрался. Он уставился на них в упор, а потом вдруг поднял руку, чтобы яростно разорвать свой ворот, обнажив бледную шею с застегнутым на ней рабским ошейником. Нося на себе такое позорное клеймо, он дерзко стоял между ними и Мо Си.

Увидев его выступление, окружающая их со всех сторон толпа зевак даже на несколько мгновений впала в транс.

Казалось, что тот самый Алтарный Зверь, героический дух которого одним дыханием мог свернуть горы и реки и праздными разговорами об изменении мира обмануть людей и нечисть, в этот миг вернулся в свою разорванную в клочья оболочку.

— Я раб из резиденции князя Сихэ. Он — мой хозяин, — сказал Гу Ман.

У Мо Си так кружилась голова, что только сильнейшим волевым усилием ему удалось не свалиться на пол. Закрыв глаза, он севшим голосом сказал:

— Гу Ман, дай мне...

Прежде, чем он успел что-то сказать, Гу Ман прервал его.

— Этот кувшин вина я выпью за него, — сказал он, подражая тому, что делал раньше Мо Си, после этого с невозмутимым лицом вскрыл печать на кувшине. Но прежде, чем он успел сделать хотя бы глоток, разъяренный старый аристократ ударил его ногой в грудь:

— Так и не выучил свое место?!

Кувшин упал на пол и разбился вдребезги.

Сын этого старого дворянина погиб, сражаясь против Гу Мана, поэтому сейчас вся кровь прилила к лицу старика, когда дрожащей рукой он указал на Гу Мана:

— Ты... ты предатель! Даже сдохнув десять тысяч раз, ты не сможешь искупить свои грехи! Как смеешь ты стоять здесь и еще что-то говорить?!

Ситуация уже почти вышла из-под контроля, но растерянные люди какое-то время просто молча стояли и смотрели, не очень понимая, как погасить конфликт. Что касается государя: этот безумец, стремящийся лишь к тому, чтобы мир погрузился в полный хаос, похоже, решил, что обычного застолья в канун Лунного Нового года недостаточно, чтобы развеять его скуку. Поэтому, заметив разгорающуюся ссору, он и не подумал ее останавливать и теперь, подперев подбородок ладонью, с большим интересом наблюдал за развитием событий.

Гу Ман был человеком свирепым и никогда не отличался особой покладистостью.

Пока у него полностью отсутствовала память и понимание собственной личности, он еще как-то мог игнорировать происходящее. Но к этому моменту он уже восстановил часть воспоминаний, а  также узнал о некоторых своих старых долгах перед Мо Си. После того, как возродившееся сознание вступило в сговор с инстинктами, он поддался импульсу и его чувства взяли верх над разумом. Теперь он не мог уступить или пойти на компромисс, хотя и понимал, что подобное открытое неповиновение само по себе является величайшим преступлением.

Указав на Мо Си, Гу Ман сказал:

— Я совершил ошибку. Но он ничего не сделал.

— …

— Вы, все, кто издевается над ним, — люди без стыда и совести.

Голова Мо Си кружилась все сильнее. Из последних сил он попытался остановить его, тихо позвав:

— Гу Ман, не надо…

Гу Ман повернул голову и взглянул на него своими ярко-голубыми глазами:

— Прости. Я понимаю, почему раньше ты сказал, что я грязный. Ты хороший человек. Я не позволю им обижать тебя.

После этого он повернул голову и свирепо уставился на этих мерзких старикашек.

— Ну, давайте, налетайте, вы, стая… — он запнулся, пытаясь подобрать  определение, но в итоге не смог с ходу придумать что-то подходящее, поэтому выдал первое, что пришло в голову, — …насильников[1]!

[1] 采花贼 cǎihuāzéi “цветочный вор” — обр. в знач.: насильник.

— …

— Пф-ф! — первым не выдержал государь.

Только что все замерли в напряжении, в любой момент готовые броситься в бой, но после того, как люди услышали, что Гу Ман в самом деле произнес это слово, большинство не смогли удержаться от смеха. Вино выплеснулось изо рта Юэ Чэньцина. Он хлопнул ладонью по столу и громко рассмеялся:

— Ха-ха-ха-ха!!!

Но лица оскорбленных стариков с каждой секундой становились все темнее. Не в силах вынести этот позор, они решили поколотить наглеца. Под воздействием выпитого алкоголя люди в гневе совсем потеряли разум и, забыв о манерах, скопом набросились на полоумного.

Мо Си напряг силы, чтобы моргнуть и покачать головой.

Его опьяненный разум был похож на кипящий клейстер, и в этот момент лишь проблеск чувства на грани инстинкта позволил ему на мгновение прийти в сознание. Он подумал о заклятии Алого Лотоса на шее Гу Мана и, увидев, как его избивает толпа, внезапно почувствовал сильную душевную боль, наложившуюся на чувство внутреннего протеста.

Почему?

Почему все, кто ему нравился, в итоге оказывались в таком разбитом состоянии? Его отец рано умер, Мэнцзэ серьезно больна, а Гу Ман уже никогда не будет таким, как прежде… Неужели на нем лежит проклятье вечного одиночества?

Глаза Мо Си налились кровью:

— Не бейте его… — из его горла вырвалось хриплое и неясное бормотание, но, к счастью, его голос был таким тихим, что эти слова никто не услышал.

Когда-то он уже молил о вечном обещании перед лицом неба и земли, но он не мог достичь неба и не мог спуститься на землю, никто не верит в его преданность и никто о ней не знает.

— Вы… не бейте... его.

Почти задыхаясь от наплыва чувств, он заслонил своим телом и обнял Гу Мана, которого почти вынудили к позорному бегству. Его руки тряслись, голос дрожал, и весь мир в его глазах был таким же дрожащим и влажным.

Он был очень пьян, поэтому его сознание немного помутилось, а  движения и намерения не слишком ясны. Хотя он подсознательно пытался защитить Гу Мана, никто не заметил ничего необычного в его поведении. Для них единственным объяснением случившегося было то, что после того, как началась драка, стоявший рядом князь Сихэ оказался втянут в нее. На мгновение зачинщики переменились в лице, но когда они посмотрели на государя, то обнаружили, что тот и не думал их останавливать. Держа в руках ягоду, он, прищурившись, наблюдал за происходящим и, казалось, размышлял о чем-то.

Первыми утратили самообладание офицеры Северной Пограничной Армии.

Несмотря на их сальные шуточки, Отчим по-прежнему оставался их батькой. Деля с ним и жизнь, и смерть, разве могли они допустить, чтобы кто-то другой создавал ему неприятности? Забыв о ставках, они бросились в гущу драки и, довольно ухмыляясь, принялись растаскивать дерущихся.

— Ой, князь Юнлэ, умерьте свой гнев.

— Князь Сихэ, не сердитесь вы так, Лунный Новый год как-никак.

Уговаривая на словах, они исподтишка коварно надавали тумаков особо ретивым старым дворянам.

Разве могли дряхлые аристократы стать достойными противниками этим армейским головорезам? В два счета большинство их них стали кроткими и послушными. Однако было еще несколько разгневанных старцев, у которых остались кровные счеты с Гу Маном. К этому моменту они окончательно потеряли рассудок и, забыв о месте, рангах и положении, пытались извернуться, чтобы ударить Гу Мана.

— Будь ты проклят! — в ярости кричали они. — Почему бы тебе не сдохнуть?!

Принцесса Мэнцзэ больше не могла это выносить. Она боялась, что в этой неразберихе Мо Си может серьезно пострадать, поэтому, не обращая внимания на попытки Яньпин остановить ее, решила вмешаться и попытаться всех примирить. Но разве стали бы эти старики слушать ее?

Боль от утраты сыновей помножилась на вросшую в их кости жажду мести… Пока эти люди были трезвы, они изо всех сил подавляли свои чувства, но сейчас все внезапно вышло из-под контроля и огонь их праведного гнева взметнулся до небес. Ослепленные яростью, эти люди просто не видели принцессу.

— Эй ты, по фамилии Гу! Ты, сученыш, меня послушай! Всем наплевать, что там случилось с твоей башкой и забыл ты все или нет! Ты — убийца! Предатель! Ты отправишься в Ад без права на перерождение! Все мертвецы следят за тобой! Все они смотрят на тебя!!!

Сердце Гу Мана пропустило удар.

Все мертвецы следят за ним... совсем как тогда, в Бездне Призыва Душ?

Все они смотрели на него, требуя его жизнь.

— Почему ты до сих пор не умер?! Этот старик с нетерпением ждет того дня, когда ты наконец сдохнешь!!!

— Ублюдочная псина без роду и племени!

Эти старики совсем утратили самообладание и почти потеряли разум.

Стоит людям отбросить мишуру социального статуса, сбросить роскошные одежды и перестать беспокоиться о собственной репутации, и в тот же миг в них проснутся самые первобытные инстинкты вроде безграничной любви к собственным детям и неугасимой ненависти к врагу.

Когда Гу Мана снова сильно толкнули, он не смог устоять на ногах и упал на пол, опрокинув уставленный пиалами столик позади него. Вино расплескалось по полу, осколки вонзились ему в спину.

Из ранок начала сочиться кровь, но Гу Ман почти не чувствовал боли. Глядя на этих горящих ненавистью свирепых стариков, он был не в силах вымолвить ни единого слова.