Отныне, сколько бы сожалений не переполняли душу Мо Си, и каким бы здравомыслящим он ни был – ему всё равно не вернуться к тем унылым дням, которые хотелось поскорее прожить.
Эти последние 700 дней.
Он сжал большой календарь, отметки в котором закончились на шестнадцатый лунный Новый Год Чунхуа. В день, когда они получили военное донесение.
– Папочка… – очень тихо произнёс он. – Наступил день, о котором мы дали обещание друг другу. Мне разрешили поступить в Академию.
Он подождал немного, но ответа не последовало.
Он никогда его не услышит.
Мо Си низко опустился под стол и свернулся калачиком. Его плечи дрожали, и, в конце концов, он горько заплакал.
– Папа… Мы прекратим войну, хорошо?.. Только не уходи…, вернись…
«Вернись…»
«“Павший герой” звучит слишком жестоко. Я лишь хочу, чтобы ты стоял в Светлом зале* вместе со мной, наблюдая за тем, как расцветает османтус по осени»
* míngtáng (明堂) – Светлый зал (зал в императорском дворце, где проходили беседы Хуанди со своими сановниками). Предполагаю, что в контексте новеллы это зал для бесед или что-то вроде того.
«Вернись…»
«Давай когда я вырасту, отправлюсь на поле боя вместо тебя, хорошо? Я больше не буду делать это ради славы и богатства. Вообще, я больше не люблю сражаться. Я просто хочу защитить тебя, хочу быть рядом с тобой»
«Я хочу, чтобы ты вернулся домой»
«Папочка…»
– … Ты никогда не сможешь понять меня, – вершина горы Воюющих Душ была окутана струящимися облаками. Глаза Мо Си медленно открылись. Его взгляд ненадолго задержался на нефритовом мемориале с именем «Фулин-цзюнь», прежде чем он снова повернулся к Гу Ману.
– Если ты не участвовал в войне ради собственных принципов, тогда я не понимаю, зачем ты переметнулся на сторону вражеского государства Ляо, – равнодушно сказал он.
– …
– Чунхуа обидел тебя, мы были в долгу перед тобой. Вот только перед тобой был открыт не один путь – есть много других мест, где можно свершить свою месть и предать родину. Но ты выбрал именно государство Ляо, – чёрные глаза Мо Си выглядели безжизненно. – Ты думал о мести: во имя своих амбиций, ради своих товарищей, для повышения – тебя не волновало дальнейшее кровопролитие.
– Мо Си…
Мо Си уже словно насмехался над самим собой:
– Нет, прошу прощения, это я оказался недостойным. Даже если бы я поставил на кон свою жизнь, ты всё равно бы не повернул назад.
Гу Ман посмотрел в его глаза: они были такими тёмными и холодными, такими бездонными, словно внутри них залегли все семь лет глубокого разочарования. С вершины горы Воюющих Душ небо выглядело таким ясным и чётким. В сердце Гу Мана неожиданно зародилось сильное волнение.
Он не знал, что это за чувство, лишь понимал, что не хочет видеть Мо Си таким.
Он не хотел, чтобы Мо Си воспринимал себя так.
Кровь бурлила внутри, а изо рта вырвались лишь одна фраза:
– Ты можешь довериться мне ещё раз.
Эти слова, словно выпущенная тайком стрела*, застигли врасплох обоих.
* lěngjiàn (冷箭) – выпущенная тайком (внезапно) стрела; перен. удар в спину.
Глаза Мо Си слегка округлились, на его прекрасном лице отразилось изумление и растерянность.
– Что? – словно в трансе спросил он.
Гу Ман прикусил губу, встал против света и сказал:
– Я не знаю, каким отбросом был раньше. Я не помню прошлого. Но сейчас я чувствую, что ты прав. Я не люблю сражаться и проливать кровь, и мне тоже не нравится, если меня предают.
Прохладный весенний ветер раздувал полы его белой одежды. Тяжёлое облако медленно проплывало по небу. Золотые солнечные лучи пронзали его, сбивая с ног, подобно оперённой стреле, летящей в густые заросли леса.
Как будто они хотели убить кого-то из прошлого.
Или как будто хотели пронзить чьё-то сердце.
Алтарный зверь из прошлого стоял перед Мо Си. Его лица не видно из-за солнечных лучей, но голос, долетевший до его слуха, был таким же твёрдым, как во времена, когда Гу Ман ещё не потерял память.
– Я хочу искупить свою вину, не хочу тебя разочаровывать, – сказал Гу Ман. Природная сила его голоса поражала в самое сердце. – Можешь ли ты снова довериться мне?
– …
Его рукава развевались на ветру.
Гу Ман опустился на одно колено, впервые он на самом деле склонился перед ним: почтительный и раскаявшийся. С надеждой и энтузиазмом, с горячечной серьёзностью, он прошептал:
– Прошу, Ваше Превосходительство*, научите меня.
* Здесь используется обращение zhǔshàng (主上), которое переводится, как «император, государь. Его (Ваше) величество», но это не то же слово, которым в этой новелле называют Его Величество (правителя), но это всё равно нечто большее, чем просто «хозяин».
Мо Си, вопреки ожиданиям, не смог ничего ему ответить.
Именно в этот момент внезапно раздалось два хлопка. Слабый, мрачный, холодный, прокуренный голос неподалёку донёсся до них:
– Что за трогательное зрелище? Возвращение блудного сына*? Тц, тц, тц, я, ну, просто тронут до смерти.
* Сокращение от фразы: bàizǐhuítóujīnbùhuàn (败子回头金不换) – [когда] блудный сын возвращается на праведный путь это дороже золота (пословица-недоговорка).
Автору есть что сказать:
Цитата «О, далёкие Небеса, отчего же вы так жестоки к нам!» из старого издания «Троецарствия» (роман, повествующий о событиях эпохи Троецарствия). Из эпизода, где звезда спряталась в небе*, а холодный и сильный ветер задувал в Учжанъюань**. Я была так сильно впечатлена жестокостью происходящего, что не забыла эту фразу даже спустя много лет. Поэтому Владыка Лао произнёс именно её. Конечно, это не оригинальная цитата, я слегка её изменила, чтобы избежать недоразумений ~
*星落 – метафора смерти известного человека.
**五丈原 – старое географическое название.
«Курильщик, задушенный собственной судьбой»
[Система]: За ваше выдающееся выступление в канун Лунного Нового Года уровень ненависти к вам снижен на 30 очков.
А-Лянь: Я так счастлив! Наконец-то он снизился! Ещё чуть-чуть, и я перестану быть антагонистом!!!
[Система]: Здравствуйте! Вы получили новое задание [Отправляйтесь на гору Воюющих Душ, чтобы осрамить главное действующее лицо]. Это задание является обязательным. Если вы его не выполните, то в Чунхуа введут запрет на курение.
А-Лянь: … Да твою же мать! Я сделаю. Я выполню его, ладно?!!
Что за зверь такой, этот ваш шуайжань?
Сун Цзы и Шуайжань
Сун Цзы в своей книге изящно отметил,
Что воин подобен той самой змее
Шуйжань, что в Чаншаньских горах он заметил...
Зашёл я вперёд, написавши сие...
***
Весною, в Чаньшаньских горах отдыхая,
Сун Цзы вдруг увидел змею Шуайжань.
И он, о трактате своём размышляя,
Взял посох, что куплен им был за юань,
Схватил за конец и подкрался к противной
Тварюке (та грелась в траве, на боку).
Гюрза показалась Сун Цзе агрессивной,
И он ей нанёс превентивный в башку.
Но гадина, тайно за Цзой наблюдая,
От джеба укрылась, свернувшись жгутом.
Попалась Сун Цзе прековарная ная -
Ему по сусалам мазнула хвостом.
Кружились вражины, друг дружку дубася.
Сун Цзы бил гадюку дубиною в хвост,
Змея ж головою, игриво, проказя,
Секла оппонента в нашейный нарост.
Удар в середину - ответка двойная:
Хвостом и башкой получи, супостат!..
Вот так, развлекаясь, смеясь, отдыхая,
Сун Цзы написал знаменитый трактат.
«Умелый тактик может быть уподоблен Шуайжань.
Шуайжань – это необыкновенная змея, которую видели в горах Чаншань.
Ударьте её по голове – и она атакует вас своим хвостом, ударьте её по хвосту – и она атакует вас головой.
Ударьте её посредине – она атакует вас и головой и хвостом.
Если меня спросят, можно ли сформировать такую армию, чтобы она была похожа на Шуайжань, я отвечу: "Да"».
Сун Цзы. Искусство войны
Глава 69. Моё прозрачное* сердце
* В оригинале используется слово kějiàn (可鉴), что дословно означает «отражать», но в пояснении написано «настолько чисто, что видно насквозь».
Обернувшись, они увидели Мужун Ляня в развевающихся на ветру простых белых одеждах, с трубкой в руке. Он лениво вышел из тени.
На вершине горы Воюющих душ помимо всех этих мемориалов было установлено ещё и восемь нефритовых статуй, высотой в девять человеческих ростов. Семь статуй олицетворяли собой основателей Чунхуа из правящей династии, а восьмой была вырезана статуя выдающегося государственного деятеля – гоши*. Мужун Лянь прятался за одной из статуй, поэтому никто не заметил его присутствия раньше.
* guóshī (国师) – почётный титул монаха; наставник (учитель) государя.
Мо Си поднялся, окинул его пренебрежительным взглядом и равнодушно спросил:
– Ваншу-цзюнь, тебе совсем скучно?
– Этот ван* пришёл сюда, чтобы отдать дань уважения отцу. После поклонения мне захотелось подняться, чтобы посмотреть на бренный мир смертных и полюбоваться прекрасным видом. Это помогает размышлениям о тленности нашего бытия**. Поэтому я стою здесь и смотрю на горы, реки и плывущие облака***.
* wáng (王) – великий князь, принц; ван, князь (титул высшей знати).
** fú shēng ruò mèng (浮生若梦) – жизнь проплывает будто сон, жизнь как сон (о краткости и нестабильности жизни).
*** fúyún (浮云) – плывущие облака (также обр. в знач.: что-л. не стоящее внимания).
Мужун Лянь сощурился, затянулся и медленно выпустил дым кольцами.
– Неужели Сихэ-цзюнь полагает, что я целенаправленно слушал этот нелепый разговор? «Я хочу искупить свою вину», ха-ха, у меня от смеха сейчас все зубы повыпадут.
Его белые шёлковые сапожки ступали по нефритовым ступеням, пока он не предстал прямо перед ними. Преисполненный дурных намерений, он посмотрел на Гу Мана, словно что-то обдумывая, а затем сказал:
– Дорогуша, знаешь ли ты, какой дрянью был в прошлом?
Гу Ман сохранял такое спокойствие, которое вполне могло бы вывести из себя кого угодно.
– Я знаю. Я предатель.
Мужун Лянь выпустил кольцо дыма.
– Ах, так ты знаешь. Я-то думал, что, наслаждаясь своими днями в поместье Сихэ, ты уже позабыл своё истинное положение, – с ледяной ухмылкой сказал он.