Изменить стиль страницы

Ладно, пошутили, отвлеклись и вернулись к делу.

Веч потребовал расписать хронологию событий. Поминутно.

- Амодарки ж как привыкли к определенному распорядку, так от него и не отступают. Старуха с ребенком в хорошую погоду гуляют, от получаса до сорока минут по одному и тому же маршруту. Едва вышли из дома и свернули за угол, так и пошло-поехало. Сгребли всё ценное в первые минуты...

- И потратили полчаса, чтобы всласть нагадить, - закончил Веч.

- Закрыли ставни, чтобы приглушить звон стекла. Били окна напоследок, уходя. Однако ж хватило ума не колошматить посуду, чтобы не привлекать лишнего внимания. Веч, они знали, что и где лежит, поэтому не мешкали. Они бывали там раньше, и твоя мехрем их знает.

- Но отказывается назвать. Говорит, в трудные времена весь город ходил друг к другу, чтобы занять в долг. Так что под подозрением любой. Что было потом?

- Награбленное унесли и схоронили в укромном месте, а потом поодиночке разошлись в разные стороны налегке. С поклажей-то человек гораздо приметнее. Нахапанное намеревались забрать позже, когда утихнет кипиш.

- Стало быть, надо искать схрон.

- Уже нашли. На чердаке и в сарае на пустыре. Бесовы выродки с умом спрятали, но и мы не пальцем деланы. Шум поднимать не стали. Дождемся, когда пожалуют за схроном, и возьмем на горячем. Или нет, сперва проследим, узнаем, какими тропами говёныши шлындают по городу.

- Одного не могу понять. Местные знают, что мы вытрясем из них всю душу, но найдем виноватых. И не побоялись пойти на разбой.

- Что ж тут непонятного? - Откинувшись на табурете, Крам смачно потянулся. - Психология амодаров такова, что твоя мехрем бы стерпела и слова не проронила о грабеже, сохранись окна в целости. Кров есть, мороз не страшен, и на том спасибо. А так пришлось ей выбирать между амодарской сплоченностью и здоровьем ребенка. Сглупили бесовы клопы, побив стекла. Вошли в раж, лишь бы покрасочнее нагадить. А сейчас дожидаются, когда утихнет наша буча, и дождаться не могут. Надеются, что грабили не впустую, и схрон цел, не найден.

- Эх, не спугнуть бы сволочей!

- Устроим всё в лучшем виде. Для пущей достоверности пошумим в районе денек-другой. Допросы, обыски, патрулирование... А потом свернём здесь контору и пустим слух, что след уходит... эээ... например, к станции. Перебросим силы туда, будем для виду шуметь и перетряхивать, а схрон оставим под наблюдением. Посадим лучших охотников из ваших, из земных.

Веч кивнул, соглашаясь и с планом, и с заслуженной похвалой товарища. В земных кланах молодняк сызмальства приучают выслеживать добычу - часами, сутками. Затаившись, став невидимками. Невзирая на холод, голод и прочие трудности. "Я здесь и я нигде" - таков девиз охотников, преуспевших в мастерстве маскировки и слежки. Они не подведут, и амодарские ушлёпки будут схвачены с поличным.

На том и порешали.

- Доложил Лигху о приезде? Надеюсь, ты не в самоволке? И надолго ли прибыло ваше вашество в наши провинциальные края? - с церемонным поклоном поинтересовался Крам.

Веч не поддержал хохму, потому как не до веселья сейчас. Сперва он самолично оторвет головы амодарским шакалам, покусившимся на безопасность его женщины, а уж потом можно позволить себе и расслабиться.

- Доложил. Не в самоволке. Задержусь по своему усмотрению, - ответил кратко.

Не скажешь же товарищу, что сухие бесстрастные слова помощника ("Да, в целости и безопасности, физически не пострадали, и волосок с головы не упал. Жильем и питанием обеспечены. Ведется расследование. Ситуация под контролем") подействовали совсем не успокаивающе и возымели обратный эффект. Веч, положив телефонную трубку, наскоро собрал вещмешок и отправился в приемную генштаба - за увольнительной с открытой датой, по чрезвычайным семейным обстоятельствам. И ему не отказали. Ведь семья - это святое.

________________________________________________________

Нибелим* - фосфоресцирующая горная порода. При особой обработке дает яркий свет в течение нескольких десятков лет в зависимости от естественного освещения. Чем темнее, тем сильнее разгорается нибелим.

46

Привычки - вещь хорошая. Тем более, многолетние привычки. Тем более, привычки, ставшие атрибутами ежедневных забот. А как быть, если устоявшийся годами режим дня порушен, а привычки накрепко въелись в подкорку?

Не нужно катить бидон с тележкой к полынье, не нужно греть воду, не нужно выносить помои на улицу, да и прочие бытовые хлопоты стали легче, и оттого быстрее с ними справляешься.

Но привычки-то никуда не делись.

Вот и сегодня Айями и Эммалиэ, не сговариваясь, проснулись в рань-прерань, впрочем, как и вчера, и позавчера, и поза-позавчера. На работу нескоро, а чем убить свободное время, непонятно. И шуметь-греметь по хозяйству нельзя, Люнечка еще спит.

Для обустройства на новом месте Айями освободили от работы аж на два дня вместо одного. И женщины воспользовались снисхождением: раскладывали, расставляли, протирали, вытряхивали, мыли. Расставили образа святых в углу комнаты. Повесили занавески. А как только отложили тряпки и оглядели масштабы проделанного, так и начали выходить из оцепенения.

Здесь всё не такое. Высокое, просторное, светлое. Оно могло бы понравиться с первого взгляда. И понравилось бы, если бы не обстоятельства, этому предшествовавшие. А в памяти остались скрипучие полы, неровный потолок, теснота комнаты и сумрачность низких окон, закрываемых листьями старого клена.

Цеплялось в памяти и не желало исчезать. Потому что еще свежо. Потому что там все родное, все своё. Безнадежно изгаженное чужой злобой и подлостью. Но еще не скучается по нему, потому как рано. Ностальгия - как хорошее вино, которому необходимо выстояться. Зато ощущение потери не в пример остро, но со временем, наоборот, притупится.

Как убить время утром, когда проснулся рано, и на работу нескоро? Выпить бодрящего чаю. Устроиться у окна и смотреть на построение солдат у комендатуры, смотреть, как разъезжаются грузовики с пленными на лесоповал, и как неспешно шагает даганский патруль по улице. И думать. Размышлять.

Даганны провели обыски, но ничего не нашли. И устроили допросы с пристрастием. Проговорился ли кто-нибудь о "племяннике", гостившем у Эммалиэ долгое время? Сиорем вполне мог ляпнуть что-нибудь эдакое. Или Ниналини, испугавшись угроз о депортации в Даганнию.

Веч вернулся в город, узнав о разбое, или с другой целью?

Вдруг он поймает грабителей? И одним из них окажется Диамал. Учинят ему даганны допрос со всей жесткостью и узнают немало интересного о том, что связывает Айями с Сопротивлением.

А она и бояться устала, выдохлась, что ли? Какое-то опустошение в душе и в теле, близкое к равнодушию.

Напрасно. Страх - естественная защитная реакция, бесстрашные долго не живут.

Пожалуй, быстрее всех адаптировалась к новому жилищу Люнечка. Она восторгалась всем и вся, пока взрослые пребывали в раздрае.

- Мама, у нас течет горячая водичка!

- Баба, смотри, за окном фонарики! И ночью светло!

- Мама, смотри, как я умею! - прыгала на кровати с панцирной сеткой. И прикрикивания взрослых не пугали.

Одно радовало: упиваясь новизной места обитания, дочка забыла о своих подопечных - принцессе Динь-дон и Кнопке. Вспомнила разок и, удовлетворившись отговоркой, успокоилась.

На стуки, шаги и мужские голоса в подъезде быстро перестали обращать внимание. Даганны запускали систему отопления: меняли размерзшиеся трубы и монтировали в подвале котельную. Об этом сообщил Имар, заглянувший с проверкой целостности батарей.

- Освоились? - спросил весело, осматривая чугунные звенья. И напевал под нос, если Айями, конечно, не ослышалась. Сразу видно, человек в своей стихии, и ему нравится заниматься любимым делом.

- Да, спасибо, - ответила она вежливо.

- Что ж, батареи целые, менять не придется. За котельной будем присматривать, не замёрзнете. А вот на нижних этажах придется заново прокладывать стояки. За неделю должны управиться.

Молодец Имар, сдержал слово, и даже раньше обещанного. Неделя не минула, а в батареях зажурчала вода, нагревая металл. С запуском отопления отпала надобность еще в одной укоренившейся привычке - чистке и топке печки.

А уж как удобно добираться до работы! Пять минут неспешной ходьбы от подъезда - и вот она, комендатура. В окне машет рукой Люнечка, провожая маму, но с крыльца комендатуры этого, увы, не видно.

Словом, с переселением в новое жилище, появилась куча преимуществ, а все равно Айями внутренне упрямилась и не могла смириться.

Айями отсутствовала на работе два дня, а показалось, что пролетела вечность. Вроде бы и комната та же, и тот же стол, и та же печатная машинка в углу, но всё незнакомое, даже карандаши в подстаканнике. Зато напарницы - словно и домой не уходили - мгновенно вернули к реальности. Вспорхнули с мест, завидев Айями.

Конечно же, ограбление было у всех на слуху, и от уха к уху обрастало фантастическими сплетнями, и, конечно же, девушкам не терпелось узнать подробности ужасного происшествия из первых уст.

А и особо рассказывать не о чем. Начала вспоминать Айями, да поднялся ком к горлу, и голос дрогнул. Напарницы не стали выпытывать, поняли: не время лезть с расспросами. Зачем бередить душу, и так хватает переживаний.

- Мне тоже предложили переехать, - выпалила вдруг Мариаль и покраснела. И гадать не нужно, кто посоветовал. Однако ж Айями напомнила упреждающим жестом, мол, не забывайте о "жучке" в комнате. Но Мариаль отмахнулась, видимо, решив, что выдала не такой уж значимый секрет. Гораздо важнее услышать мнение компаньонок. Сопричастных.

- И? - спросила с интересом Риарили.

- Я в раздумьях, - ответила неуверенно Мариаль и обратилась к Айями: - А вы что посоветуете?