От фантазий - слишком красочных, слишком реалистичных - сердце болезненно дергало, и горечь поднималась к горлу.

Видимо, что-то эдакое промелькнуло в лице Айями, что не удалось спрятать за отрепетированной улыбкой, потому как господин подполковник нахмурился и с досадой кивнул, отпуская.

Одна радость осталась - праздник на руинах прежней жизни.

И потянулись люди к храму, чтобы вновь ощутить себя частью большого, единого. Жителями великой страны. Нацией с давними традициями и обычаями.

Одевшись потеплее, отправилась троица в храм. Айями взяла дочку на руки. И хорошо, что натянули по паре вязаных носков и по две кофты - внутри было едва ли теплее, чем на улице. Изо рта выдыхался белый парок.

Люнечка озиралась по сторонам.

- Мам, мы где?

- В храме. Помнишь, приходили сюда летом?

Дочкины глазки расширились в удивлении. Детская память коротка и избирательна. И о богатырском каменном изваянии Люнечка не вспомнила.

У фигуры богини собрались фанатики. Те, кому и светлый праздник нипочем. На коленях отбивали поклоны и бормотали, молясь истово. Горели свечи, озаряя строгие и справедливые лики святых, амвон украсился еловым лапником, перевитым бархатными лентами. На каждой ленте вышиты золотом тексты молитв.

Вокруг взволнованные и торжественные лица. И Мариаль пришла, и Риарили. И соседи по дому тут же. Знакомые и незнакомцы поздравляли, угощали и дарили фонарики.

Люнечка оробела от повышенного внимания, зажав в обоих кулачках надкусанные лепешки.

Вдруг на хорах запели, и гул в храме стих. Вступил звонкий чистый альт, за ним подхватили другие голоса - щемяще, напевно. Молитва воспарила над головами и, поднявшись к сводам, потекла чарующе.

Пришедшие внимали завороженно неземному пению, а Люнечка, к тому же, с открытым ртом.

- Мам, это принцесса пела, да? - спросила она благоговейно, когда утихла последняя нота, и слушатели выдохнули в едином порыве.

- Самая настоящая, - подтвердила Айями, помогая дочке натянуть варежки.

Амидарейцы расходились по домам группками и поодиночке. А поодаль в стороне расположились даганские машины, и военные при оружии прохаживались, посматривая на горожан. И патрули попадались на каждом шагу. Останавливали и проверяли документы.

Возможно, и Веч находился среди любопытствующих. Или руководил из кабинета и принимал рапорты по телефону. Айями оглядывалась, выискивая господина подполковника. В проулке, возле машины, привиделась знакомая фигура, но, прищурившись, Айями поняла - это обман зрения.

_____________________________

Ойрен* - слабоалкогольный шипучий напиток, похожий на квас

Chumish, чумиш* - ложка с длинной тонкой ручкой и глубоким черпалом

Мехрем* - содержанка, проститутка

Humbar, хумбар* - глиняный кувшин в Даганнии

Echir, эчир* - покровитель

Bohor*, бохор - драка, потасовка. Жарг. - мочилка, буча, схлёст.

35

Тяни, не тяни, а придется начать щекотливый разговор. Но сначала нужно подготовиться. С особой тщательностью подойти к своему облику. И улыбаться обворожительно. Проявить смелость, взъерошив жесткий ершик угольных волос, пока покровитель расслаблен и не поднялся с тахты. И выбрать подходящий момент, когда мужчина доволен и сыт во всех смыслах.

- Я знаю, что для вас... для тебя нет ничего невозможного, - сказала Айями смущенно. - И хотела бы попросить...

Маленькая лесть пополнила копилку хорошего настроения Веча.

- О чем? - отозвался он великодушно.

- Понимаете, Люнечка... дочка... досталась мне тяжело. Едва не погибла, родившись. Зоимэль сказала, что моя конституция осложнила появление дочки на свет. Да и у меня возникли трудности со здоровьем.

Айями заранее заготовила нужные фразы и избегала слов "роды", "беременность", всё-таки неловко говорить об этом с мужчиной. И не замечала, что мнет пальцы, нервничая.

- Поэтому велика вероятность, что следующий ребенок умрет, не успев родиться. А вместе с ним и я.

- Ты тяжела? - спросил вдруг господин подполковник.

Айями сперва не поняла вопроса. И не сразу сообразила, что "тяжела" равносильно "в тягости".

"Ты беременна?" - спросил Веч, как показалось, с промелькнувшим самодовольством.

- Я... нет. Но если таковое произойдет, мне страшно думать, что Люнечка останется сиротой. А я не могу... не представляю без неё жизни!

- И? - поинтересовался Веч с едва уловимой досадой.

- Может быть, вы пойдете навстречу моей просьбе? И поможете уберечься от непоправимого, - произнесла Айями жалостливо.

Веч нахмурился и отставил кружку с ойреном*, к которому пристрастился во время совместных трапез.

- Каким образом?

- Есть разные способы. Например, специальные таблетки. Если их принимать, то последствий не будет, - пояснила Айями и осмелилась поднять глаза на господина подполковника.

Его губы сжались полоской, а брови сошлись у переносицы.

Сердце Айями захолонуло. Он рассердился!

Веч поднялся с тахты. Вынув сигарету из портсигара, подошел к окну и закурил.

- Кто сказал тебе об осложнениях? Ваша докторица? - спросил спокойно.

- Да.

- Хорошо, - сказал он спустя несколько долгих минут, в течение которых смотрел на улицу, затягиваясь неспешно и выпуская носом сладковатый дым, а сердце Айями стучало в бешеном ритме.

Она и обрадоваться толком не успела, как Веч добавил:

- При одном условии. Тебя осмотрит Оттин. Если он подтвердит диагноз, так и быть, я согласен.

- Но ведь он мужчина!

- Прежде всего, Оттин - врач. И, к тому же, отличный специалист.

Айями смешалась. Где же видано, чтобы делиться женскими секретами с мужчиной? У амидарейцев не принято обсуждать интимности с врачом противоположного пола. И тем более, с чужеземцем.

Веч не дал собраться с мыслями.

- В конце концов, ребенок - это не болезнь. На моей родине высокий уровень медицины. И низкая смертность среди младенцев и матерей. Или сомневаешься?

- Н-нет... Просто... - растерялась Айями.

- Выбирай: или тебя осматривает наш врач, или ребенок появится на свет на земле Триединого.

- Но я не хочу в Даганнию! Там... на вашей родине к нам относятся неприязненно. Кем мы станем? Рабами? - выплеснула Айями застарелые страхи и осеклась в испуге. Оттого что сболтнула лишнего.

- Ошибаешься, - ответил господин подполковник. - Мы выполняем свои обещания. Предоставляем жилье, пропитание, безопасность. Никакого обмана. Сомневаюсь, что вы, амодары, согласитесь быть рабами. На этот случай у вас есть тхика. Идиотское узаконенное самоубийство. Мы давно поняли, что с вами можно сотрудничать только на добровольных началах, - произнес со смешком, и Айями отвела взгляд.

Веч прав. Она сделала свой выбор, став содержанкой без угроз, насилия и шантажа.

Господин подполковник притушил окурок в пепельнице.

- Ты беспокоишься о дочери, верно? Если тебе дорога её жизнь, советую при любом раскладе уезжать в Даганнию, пока не стаял снег, - сказал сухо.

- Но почему? Что случится весной?

- Ничего особенного, - отрезал он, давая понять, что Айями затронула запретную тему.

Настроение Веча испортилось. Видимо, и опечаленное лицо мехрем добавило ему раздражительности, потому что после тягостного молчания господин подполковник с хмурым видом снял телефонную трубку и потребовал машину к крыльцу - отвезти Айями домой.

Он отказал. Отказал!

И говорил словами Оламирь. Почти точь-в-точь.

Хотя нет, предложил в качестве альтернативы обследование даганского врача. Дикость несусветная. Айями не собирается обсуждать женские проблемы с чужеземным доктором, а тем более перед ним разоблачаться.

Настал повседневный вечер с повседневными хлопотами. Люнечка и игрушки, Эммалиэ и кастрюли, Айями и таз с замоченным бельем. Хорошо, что стирка происходила в ванной, и домашние не видели, как Айями мечется по тесному закутку. То присядет на краешек ванны, глядя немигающе на огонек свечи, то вскакивает.

"Ты тяжела?" - спросил Веч. Спокойная реакция зрелого мужчины. Значит, ему не впервой задавать такой вопрос. Вероятно, у него есть дети. И будет еще один. От Айями.

Господин подполковник сказал: "ребенок", и в его устах слово прозвучало обезличенно. Бесполо. Наверно, потому что мужчин не заботит, каким образом дети приходят в этот мир. Мужчинам легко. Сделал одно дело - занялся другим. А все трудности ложатся на плечи женщин. Выносить, произвести на свет, растить, воспитывать.

Хотя нет, мужчинам тоже непросто. Они взяли в руки оружие и научились убивать себе подобных. Чтобы победить любой ценой.

Каждому своё. Кому-то - давать жизнь в муках, а кому-то - отнимать.

Ребенок... Айями вспомнила, как в последние месяцы беременности увеличившийся живот мешал наклоняться и обуваться. И перед сном она долго ворочалась, чтобы устроиться поудобнее в постели.

Тогда Айями не жила - существовала. Боль от потери мужа и радость ожидания крохи переплелись теснее некуда. Айями плакала ночами в подушку, тоскуя по любимому, и с радостным волнением прикладывала ладони к животу, чувствуя изнутри мягкие толчки. Молилась святым, прося защитить нерожденное дитя, и стояла на коленях перед Хикаяси, прося об упокоении души мужа.

И одолевала обида на весь белый свет. Ну, почему судьба распорядилась разлучить с Микасом? Почему отвела так мало времени на счастье и всю оставшуюся жизнь на скорбь? Почему одних оберегает, а других безжалостно лишает будущего? Чем Микас не угодил высшим силам? Почему вытянул короткую соломинку?

Люнечка, ясное солнышко, стала связующим мостиком с погибшим мужем. Она же и удерживала Айями в бренном мире маленьким, но прочным якорьком.

Но когда-нибудь, благодаря усердию господина подполковника, у Айями появится второй ребенок. Девять месяцев ожидания, неизбежная боль, дарующая новую жизнь, и в результате пищащий конверт в руках, чей отец - А'Веч из клана Снежных барсов.