Глава 22

Гость.

Два года спустя.

Первая мысль Норы после пробуждения была: «В моем доме подросток».

Она лежала в постели и думала об этой мысли, думала о том, что делать с ней и с ним. Казалось, он крепко спал и видел сны. Причин беспокоить его пока не было, так что Нора оставила его в покое.

У себя на кухне она сварила кофе. Пока ждала, она проверила свой телефон горячей линии. Никаких пропущенных звонков. Никаких сообщений. Так что лечение тишиной будет продолжаться. Отлично. Если это то, чего хотел Кингсли, кто она такая, чтобы спорить? Без того, чтобы он постоянно звонил ей и дулся, пока она не приняла этого нового богатого клиента и того важного нового клиента, она действительно смогла провести немного времени в своем доме.

Ее дом. Все ее. Хотя она прожила в этом доме больше года, она все еще не могла поверить, что он принадлежит ей. Кингсли ненавидел ее дом так же сильно, как она его любила. Он закатил настоящую истерику, когда она сказала ему, что съезжает на следующий день после того, как заплатила первоначальный взнос наличными и подписала контракт. Присутствие и сабмиссива, и доминанта под одной крышей было удобно для Кингсли, но ограничивало ее. Она хотела уединения, сказала она Кингсли. Это было необходимо, чтобы сохранить рассудок. И в любом случае это была его вина, что она купила этот дом.

Он отправил ее в Уэстпорт, штат Коннектикут, на встречу с клиентом, деканом небольшого гуманитарного колледжа прямо за городом. После сессии с ним она свернула не туда и оказалась в жилом районе. Увидев на углу католическую церковь, она остановилась спросить дорогу. Она сделала это инстинктивно, обратилась за советом и помощью в церковь. Секретарь нарисовал ей карту межштатной автомагистрали на обороте брошюры с заголовком «Вы снова можете вернуться домой — дорожная карта для неверных католиков». Когда она спросила секретаря, как та догадалась, что Нора была бывшей католичкой, пожилая женщина улыбнулась и сказала: «Вы начали окунать пальцы в святую воду, когда вошли, и остановились».

— Старая привычка, — сказала Нора, чувствуя себя виноватой по всем пунктам обвинения.

— Знаете, он скучает по вам, — сказала женщина Норе вслед.

Нора застыла, от этих слов ее пробрал озноб до костей.

— Ему будет лучше без меня, — ответила Нора. — Знает он это или нет, но это так.

— Богу не лучше без кого—либо из Его детей в Его жизни и в Его церкви. Он хочет, чтобы они все вернулись домой, даже Его блудные дети. Особенно Его блудные дети.

Нора одарила ее улыбкой, грустной улыбкой, хотя в тот день она не планировала грустить.

— Я говорила не о Боге.

Район, к которому принадлежал Сент—Люк, был необычным и милым, день вокруг был ярким и сияющим, поэтому Нора отправилась на прогулку. Большую часть своей жизни она жила ночью и в закрытом помещении. Солнечный свет стал редкой роскошью, и ей нужно было его больше. Гриффин хотел, чтобы она поскорее поехала с ним в Майами, и на ходу она обдумывала это предложение.

Тогда она и увидела дом.

Двухэтажный дом в стиле Тюдоров, с черными балками и белоснежной штукатуркой. Старый коттедж в Новой Англии с красивыми стенами и ценником в ее бюджете. Там даже был дуб — самый большой, зеленый, самый старый, самый красивый искривленный старый дуб, который она когда—либо видела, и прямо в углу двора. Дуб. У нее мог быть собственный дуб. Ну и что с того, что на углу улицы стояла католическая церковь, и если бы она жила здесь, то находилась бы в сорока минутах езды от Уэйкфилда, «Пресвятого Сердца» и Сорена? Это не имело никакого отношения к ее любви к этому дому. «Похоже на дом писателя», — сказала она себе. Вот почему она его хотела. Она была писательницей. Писателю нужен писательский дом.

Но... была одна загвоздка. Она не платила ни цента, чтобы жить у Кингсли. Если она купит этот дом, дом своей мечты, она никогда не сможет бросить работу на Кингсли. Если только не произойдет чудо, и она внезапно не начнет получать шестизначную или семизначную прибыль в год на своих книгах. Покупка дома означала принятие обязательств — не столько по отношению к дому, сколько по отношению к работе, с помощью которой она могла оплачивать его. Была ли она готова смириться с тем, что следующие пятнадцать—тридцать лет своей жизни ей предстоит работать профессиональной доминатрикс? Если так, то это означало, что она никогда не сможет вернуться к Сорену, потому что он заставил бы ее бросить работу на Кингсли, а это означало, что она не могла позволить себе этот дом.

Она купила этот дом.

Поэтому Госпожой Норой она останется до тех пор, пока дом не будет оплачен. Если, конечно, Кингсли не уволит ее. До сих пор молчание казалось пределом ее наказания, но это могло измениться со следующим телефонным звонком от Кингсли — если тот вообще раздастся.

Она налила чашку кофе и отнесла ее в свой кабинет. Она села за компьютер и попыталась поработать над новой книгой. Когда слова не пришли, она сдалась и попыталась написать что—то совершенно другое.

Она собиралась вернуться к Нему.

Нора уставилась на слова. Откуда это взялось?

Она продолжала писать, просто чтобы посмотреть, куда это ее заведет.

 

***

 

Она поехала к Нему домой и застала Его за пианино. Он играл Бетховена — хороший знак. Это означало, что он думал о ней.

— Зачем ты пришла сюда, Малышка? — спросил он, закрывая клавиши рояля.

— Я приехала вручить тебе подарок, — ответила она. — Сэр.

— Правда?

— Протяни руку. Закрой глаза.

— Я не играю в эту игру, — ответил он.

— Доверься мне, пожалуйста. Ты не сможешь выиграть эту игру, если не будешь в нее играть.

Он улыбнулся.

— Тогда только один раз. Ради тебя.

Он закрыл глаза и протянул руку. Она положила свой белый ошейник ему на ладонь.

— Открой глаза, — сказала она.

Он открыл их и увидел ошейник у себя в руке.

— Я сдаюсь. Я подчиняюсь.

Сначала он ничего не делал, только смотрел на нее так, словно никогда раньше не видел. Затем улыбка расплылась по лицу, такому красивому, что трудно было поверить, что оно принадлежало смертному человеку. Ловкими пальцами он расстегнул ошейник и поднял его к ее шее. Она инстинктивно отпрянула, пугливая, как необъезженная лошадь, боящаяся узды.

— Доверься мне, — прошептал он. — Пожалуйста.

Она закрыла глаза и позволила Ему надеть ошейник ей на шею. Он застегнул его сзади. Вот оно. Она снова принадлежала Ему. Не так уж и больно, не так ли?

— Скажи мне, что ты принадлежишь мне, — прошептал он ей на ухо.

— Я принадлежу вам, сэр.

— Скажи мне, что твое сердце и твое тело принадлежат мне, и я могу делать с ними все, что мне заблагорассудится.

— Я ваша, телом и сердцем. Делайте со мной все, что вам заблагорассудится, сэр.

— Скажи, что ты любишь меня.

— Я люблю вас, сэр.

— Я тоже люблю тебя... Нора.

Она распахнула глаза. Он назвал ее Норой.

— Сэр?

— Я знаю, насколько больно потерять тебя. Я не стану просить избавиться от себя. Ты можешь быть Норой для всех остальных, пока ты Элеонор, моя Малышка, для меня.

— Я могу...

— Да.

— Даже с Кингсли?

— Да.

— С Симон? С Шеридан?

— Если я иногда могу смотреть, — ответил он и подмигнул.

— Каждый раз. — Она бросилась в Его объятия, и Он прижал ее к Себе. — Я не думала... Думала, ты заставишь меня отказаться от всего этого.

— Я обещал дать тебе все, не так ли?

— Да, обещал. — Она посмотрела на Него снизу вверх.

— Теперь ты знаешь, Малышка... когда я даю обещание, я его выполняю.

 

***

 

Нора уставилась на сцену, которую только что написала. Она выделила его и уже собиралась нажать «Удалить», когда зазвонил телефон ее горячей линии.

— Дом госпожи Норы с дурной репутацией. Куда мне вас послать?

— Ну разве ты не милашка, — сказал Кингсли.

— Позволю себе не согласиться. Я бесценна. Ты наконец—то снова со мной разговариваешь?

— Да, но не потому, что я этого хочу.

— Джульетта наконец утомила тебя, не так ли? — спросила Нора, ее руки дрожали, несмотря на ее шутливый тон.

— Она недовольна мной, когда я не счастлив с тобой.

— Так и знала, что мне не просто так нравится эта женщина.

— Ты одна? — спросил он.

— Вроде того. Одна в кабинете.

— У тебя гости? Это Талел? — спросил Кингсли.

— У меня гости. Это не Талел. Ты позвонил, чтобы снова наорать на меня? — спросила она.

— Ты закончила спать с клиентами? — спросил Кингсли.

— Я не спала ни с одним клиентом, — сказала Нора, возможно, в сотый раз с тех пор, как началась их ссора. — Давай ознакомимся с обстоятельствами дела. У Талела была Доминатрикс. Она ему не нравилась. Он отправился на поиски новой Доминатрикс. Он пришел к тебе. Ты направил его ко мне. Я никогда не встречалась с ним, пока не зашла в его гостиничный номер. Поскольку он поссорился со своей последней Доминатрикс, он хотел поговорить, прежде чем мы сыграем. Он красив, он интересен, он шейх, о существовании которого я даже не подозревала, кроме как в любовных романах… так что, конечно, я трахнулась с ним. Но он не заплатил мне за это.

— Он заплатил мне. Он заплатил мне две тысячи долларов за один час твоего времени. Оплата вперед.

— Я рассчиталась с ним. Следовательно, обмена денег не было.

— По крайней мере, ты могла бы взять с него плату за секс, — сказал Кингсли упрекающим тоном. Неужели его гнев наконец—то начал таять?

— Не волнуйся. Возможно, я и не брала с него денег за выпивку или секс, но он оставил мне очень хорошие чаевые, — сказала она, выглядывая из—за жалюзи на окне и глядя на машину на подъездной дорожке, адски красный «Астон Мартин». — Ты прощаешь меня?

— Я подумываю об этом.

— Я постоянно работаю, — сказала Нора. — Мне нужен был отпуск.

— И это должен был быть отпуск с сыном миллиардера, который владеет нефтяными месторождениями на Ближнем Востоке — во множественном числе?

— Он мне понравился, — ответила Нора, улыбаясь при воспоминании о ночах с Талелом.

Три недели назад он приехал в Нью—Йорк и осторожно навел справки у Кингсли о найме Доминатрикс, чтобы удовлетворить его личные потребности в подчинении. Кингсли отправил ее в его гостиничный номер, стоимость которого за ночь превышала весь ее ежемесячный платеж по ипотеке. Ей хватило одного взгляда на него, чтобы понять, что она не может взять его деньги. Ей не нужны были деньги Талела. Она хотела его. Она избила его, и после этого они занялись сексом в его гостиничном номере. На следующий день они летели на его частном самолете в Иорданию, где поселились в еще более роскошном номере отеля, более роскошном, чем все, что могла предложить Америка. Она использовала его, оскорбляла его, била его, трахала его и позволяла ему удовлетворять все ее сексуальные потребности и желания. Они провели в постели почти семь дней подряд, выходя на воздух только для того, чтобы съесть достаточно еды, чтобы снова трахаться. Кингсли был в ярости.