Изменить стиль страницы

Глава 38

Всё

 

Нора в последний раз поцеловала Сорена в лоб.

— Пора, — прошептала она. — Буду ждать тебя в коридоре с Кингсли, если тебе нужна минута помолиться.

— Спасибо.

Нора поднялась с его колен и поправила юбки. Кингсли протянул руку, и она взяла ее в свои. Вместе они стояли в темном коридоре, ее голова у него на груди, его руки обнимали ее.

— Как ты? — Спросил он.

— Напугана. Счастлива, — ответила она. — Страшно от того насколько я счастлива.

— Знаю это чувство. Ощущал тоже самое, когда ты познакомила меня с сыном. Теперь ты можешь познакомить его с его сыном.

Нора посмотрела на Кингсли.

— Ты сам это сделаешь.

Кингсли прищурился на нее.

— Элли... Я говорю по опыту, когда говорю, что этот момент будет самым важным моментом в его жизни, — сказал Кингсли. — В первый раз, когда я держал Селесту? Когда я впервые встретил Нико? Это были два лучших дня в моей жизни. После сегодняшнего дня для него уже ничего не будет прежним.

— Вот почему ты должен это сделать. Потому что ты проходил через это раньше. И потому, что, если это самый важный момент в его жизни, он должен разделить его с самым важным для него человеком в мире. Это ты.

Глаза Кингсли наполнились слезами, и он улыбнулся. Охрипшим голосом и приложив руку к сердцу, он ответил:

— Это будет честью для меня.

— Merci, — сказала она, улыбаясь и дрожа одновременно. Она снова шагнула в объятия Кингсли и расслабилась. Теперь между ними не было ничего, ни тайн, ни стыда, ни горечи, ни печали. Она любила Кингсли, а Кингсли любил ее, и ничто больше не могло разлучить их троих. Потому что Бог соединил их вместе, всех троих, а то, что Бог соединил, никто не разлучит.

Сорен вышел из часовни.

— Не хотел бы ты встретиться со своим сыном сейчас, mon ami? — спросил Кинг.

— Да, — ответил Сорен. — Я бы этого очень хотел.

— Я представлю вас. Не расстраивайся, если я ему понравлюсь больше, чем ты, — сказал Кингсли. — Я уже знаком с ним. И всем я больше нравлюсь.

— Элеонор, Нико настолько же высокомерен, как и его отец?

— Никто не высокомерен как его отец. Кроме лучшего друга его отца.

— Нечестно, — сказал Сорен и все трое, плечом к плечу, пошли по коридору к вестибюлю замка. — Это не высокомерие. Это самосознание.

— Как я терпела это двадцать три года? — Нора вздохнула. — А где мне записаться еще на двадцать три года?

— Кажется, ты сделала это в часовне, — ответил Сорен, и сжал ее левую руку.

Просветлело, когда они достигли конца коридора. Нора остановилась и осталась в тени. Она отпустила руку Сорена.

— Поцелуй моего крестника за меня, — сказал Нора и поцеловала Сорена в губы.

Сорен не ответил. Просто прикоснулся к ее щеке и посмотрел в глаза.

— Иди, — сказала она. — Это приказ.

— Да, Госпожа, — ответил Сорен и подмигнул.

— Пройдем? — сказал Кингсли. С галантным поклоном он провел Сорена из коридора в вестибюль. Нора посмотрела на комнату, до отказа заполненную синими и золотыми гобеленами, рыцарями в доспехах, серыми каменными стенами и окнами со стойками, и ничего из этого не увидела. Сцена, гораздо более захватывающая, захватила ее взгляд. Рыжеволосая женщина в синем платье и темноволосый мужчина в черном костюме держат за руки светловолосого трехлетнего мальчика, одетого в пиджак, крошечный галстук и короткие штаны.

Сорен сделал несколько шагов вперед и остановился. Кингсли направился к троице, пожал руку мужчине, поцеловал женщину и опустился на колени, чтобы поприветствовать мальчика. Обменялись словами, Нора их не слышала. Но она видела ухмылку маленького мальчика. Кингсли так действовал на детей. Он рассмеялся, когда Кинг встал, поднял его в воздух и опустил на свои широкие плечи. Кингсли нес мальчика на плечах через всю комнату. Добравшись до Сорена, Кингсли упал на колени, рыцарь перед королем, король перед своим богом.

А маленький мальчик, Фионн Истон, теперь был на уровне глаз Сорена. Нора едва могла дышать, наблюдая за ними, когда она видела, как они смотрят друг на друга, пытаясь понять друг друга. У Фионна были умные глаза, которые вечно наблюдали, искали, оценивали всех и все, что он видел. Но у него также было улыбающееся лицо и заразительный смех. Он был хорошим мальчиком, и Нора любила его. Как она могла не любить? Она мечтала о нем, и вот он, наконец, со своим отцом. Сегодня был день сюрпризов.

Сорен что—то сказал Фионну и протянул руку. Фионн взял большую руку в свою и пожал ее. Сорен снял Фионна с плеч Кингсли, и Кингсли снова поднялся на ноги. Все трое — Кингсли, Сорен и сын Сорена — подошли к его матери, к Грейс Истон. Зак Истон, муж Грейс и редактор Норы, подошел к ней.

Нора вытянула руки и Зак обнял ее, приподнимая над полом.

— Привет, красавчик, — сказала она и поцеловала в щеку. — Как сильно ты скучал по мне?

— Не понимал насколько до настоящего времени, — ответил он. Она сжала его сильнее, крепче.

— Как ты справляешься? — Спросила она на ушко.

— Лучше, когда все закончилось, — ответил Зак. — Жаль, что не смогли приехать раньше. Утром была работа.

— Ты всегда можешь уволиться, — сказала она. — Слышала, Кингсли устроил тебя очень хорошо.

— Все ради Фионна. И я бы не знал, чем себя занять, если бы не работал. Бог свидетель, я не мог оставить тебя в чужих руках.

— Благотворительность я тоже не приму. Кингсли дал бы мне состояние, попроси я его об этом. Но тогда у меня не было бы особого стимула писать книги, которые сводили тебя с ума последние пять лет, верно?

— Именно так. Я надеюсь, Фионн найдет что—то, что сделает его таким же счастливым, как моя работа сделала меня.

— Уверена найдет. Он сын своего отца, умный, целеустремленный, и с добрым сердцем.

— Мне потребовалось некоторое время, чтобы увидеть это, но я согласен с тобой насчет Сорена.

— Я говорила о тебе, — ответила она. — Он твой сын.

Он поцеловал ее в лоб.

— Спасибо. Ты всегда знаешь, что нужно сказать.

— Ты такой сексуальный в костюме, что я хочу тебя утащить отсюда и отсосать.

— Как наглядный образ.

Нора рассмеялась и игриво попыталась вытащить его обратно в коридор.

— Ничего подобного, — сказал Зак. — Никакого минета. Грейс и я перепробовали все, что хотел каждый попробовать. Назад к моногамии.

— Угу, — сказала Нора, вздрагивая. — Не произноси слово на М рядом со мной.

— Прости. Когда он станет достаточно взрослым, тогда ты сможешь объяснить факты жизни Фионну. Я буду сидеть сзади с попкорном и смотреть, как ты пытаешься объяснить двенадцатилетнему мальчику, почему у его крестной романтические отношения с католическим священником и французским виноторговцем. По какой причине у нее нет лошадей, но зато всегда с собой хлыст для верховой езды...

— Я начну готовить диаграммы Венна и блок—схемы, когда наступит этот благословенный день. И говоря о моем прекрасном светловолосом крестнике... у тебя есть предмет, который я просила?

— Да. В прошлый четверг он стригся. Припас для тебя остатки, — сказал он, вытаскивая из кармана конверт, чтобы передать ей.

— Идеально. — Она достала стеклянный медальон из кармана платья и открыла его.

— Милый медальон. Откуда он? Семейная реликвия?

— На самом деле, я сорвала его с шеи злой доминатрикс, которой Сорен продал прядь своих волос, чтобы купить мне компьютер. Я вернула его ему, но затем снова украла из его кармана после того, как мы трахались в исповедальне в нашей церкви.

— Это была моя вторая догадка.

В стеклянном медальоне все еще была прядь волос Сорена. Она добавила к нему несколько прядей волос Фионна, закрыла его и надела на цепочку. Теперь, когда она и Сорен носили обручальные кольца, ожерелье нуждалось в чем—то новом, чтобы сочетаться с кулоном от ее Нико.

Зак притянул ее к себе и помог застегнуть цепочку.

— Теперь твоя очередь. Я дал тебе что—то. Ты даешь мне что—то. Твой автограф, пожалуйста.

Нора вздохнула. Она ждала этого момента. Из внутреннего кармана пиджака Зак вытащил сложенную втрое пачку юридических документов.

— Ты уверен? — Спросила она, ее руки слегка дрожали. — Ты знаешь меня, верно?

Зак передал ей документы и чернильную ручку.

— Если с нами что—то случится, мы с Грейс хотим, чтобы ты воспитала нашего сына. И да, я знаю тебя. Вот почему мы выбрали тебя. — Он повернулся к ней спиной, чтобы она могла использовать его как стол.

— В прошлый раз, когда я подписала листок бумаги на твоей спине, моя жизнь изменилась, — сказала она. — Будем надеяться, история не повторится.

— В прошлый раз, когда ты подписала листок бумаги у меня на спине, сразу после этого мы занимались сексом всю ночь, — напомнил ей Зак.

— Ладно, может история повторит сама себя.

Норе пришлось ждать, пока Зак перестанет смеяться, чтобы она могла правильно расписаться, не размазав чернил.

— Я обещаю, Грейс и я не собираемся убивать себя в ближайшее время. Но если мы это сделаем, Фионн твой. Пожалуйста, не воспитывайте его католиком.

— Никаких обещаний, Истон.

Нора перелистнула последнюю страницу и подписалась в строке своим именем — Элеонор Шрайбер. Она сложила бумаги, которые сделали ее опекуном Фионна Истона и его трастового фонда на случай смерти его родителей, и вернула их Заку. Он сунул их обратно в карман и поцеловал ее в лоб.

— Спасибо, — прошептал он.

Дело сделано.

Успокаивающий вес рук Зака лег на ее живот. Они двое, аутсайдеры в этой маленькой игре, крепко обнимали друг друга и смотрели, как Сорен, Кингсли, Грейс и Фионн болтают обо всем и ни о чем.

— Мы с тобой вместе сделали несколько прекрасных книжных младенцев, Зак, — сказала Нора, ее горло сжалось, когда Сорен провел рукой по голове Фионна, приглаживая непослушную прядь мягких детских волос.

Зак фыркнул.

— Книжные младенцы? Мы говорим о твоих книгах. Больше похоже на «Детей Розмари».

— Ты хочешь сказать, что это оскорбление, а я воспринимаю это как комплимент.

— Меня это не удивляет. — Зак притянул ее ближе к себе, и она расслабилась в его объятиях. — Что должно случиться? — спросил он ее, пока они оба смотрели, как Грейс, Кингсли, Сорен и Фионн разговаривают.