Сразу, как назло, пошли младшие арканы: «жезлы», «мечи», «чаши» и «пентакли».

– И идут, и идут… – несколько удивилась Элеонора Михайловна, продолжая раскладывать карты дальше. Надо было, суеверно подумала она, хорошенько потасовать, – но это всё пустые хлопоты, – объяснила она Воланду. – Ты в это не верь и водку с горя не пей. У тебя же хорошая работа? – стала она его расспрашивать, чтобы заговорить зубы.

На самом деле, у неё в жизнь такого расклада не случалось – чтобы одни младшие арканы, и ни одного старшего.

– Хорошая, – отозвался, как из другого мира, Воланд, абсолютно ничего не понимая.

– А главное, доходная, – добавила со знанием дела Элеонора Михайловна.

Чёрный-пречерный кот фыркнул, и от него во все стороны полетели искры, словно из-под колес трамвая, если на них пролить масло.

– Что вы!.. – ужаснулся Воланд, удерживая себя, чтобы категорически не замахать руками от возмущения. – Я с жильцов ни-ни… по трояку не беру… – промямлил он, цепенея, как шишка на морозе, – нам это категорически запрещено!

Он никак не ожидал, что карты сразу выведут на чистую воду, и нехорошо подумал об своей Ангелинушке, которая подвела его под Афонский монастырь.

– И правильно, товарищ, – баском согласилась Элеонора Михайловна, – в наше светлое время это безнравственно и опасно.

Давно должны были пойти старшие арканы, и Элеонора Михайловна с нетерпением ждала их, чтобы утешить Воланда, однако младшие всё не кончались и не кончались. И вдруг, на тебе, пустые хлопоты вначале закончились «солнцем», а потом – «смертью».

Элеонора Михайловна, в изумлении коротко взглянула на Воланда. Он сидел ни живой, ни мёртвый и сильно побледневший, как якобинец перед гильотиной.

– Вы, главное, не бойтесь… – заволновалась она, готовая, если что вернуть Воланду его четыре рубля. – «Солнце» и «смерть» – это ещё не нестоящая смерть.

– А какая?.. – выдавил из себя Воланд.

– Это, товарищ, большая удача, – начала заговаривать ему зубы Элеонора Михайловна. – Значит, в вашей жизни вначале всё сбудется. Все ваши мечты и надежды. А главное, жена вас будет любить ещё крепче...

– А потом?.. – спросил он наивно, разглядывая её редкие, женские усики под большим носом с бородавкой на кончике.

– А потом… – сглотнула слюну Элеонора Михайловна. – Потом вы станете вселенским человеком больших масштабов!

– Больше Эйфелевой башни? – спросил Воланд, который ничего более грандиозного себе представить не мог.

– Больше! – кивнула она со знанием дела.

Она сама не понимала, что несёт, лишь бы Воланд не очухался и не учинил бы скандала, а то разгромит волшебные чертоги, созданные большими трудами, с презрением в рабочему классу думала Элеонора Михайловна, и дело с концом. Одних черепов было три раза по полтораста рублей, да и то по большому блату из Оптиной пустыни.

– Не понял?.. – недоверчиво уточнил Воланд.

Элеонору Михайловну передёрнуло, но она не подала вида.

– У вас будет так много денег, – врала она дальше, – что смерть вам уже не будет страшна!

– А-а-а… в этом смысле – с непонятным облегчением даже для самого себя наконец слабо улыбнулся Воланд, потому что надо было как-то среагировать на внезапно побледневшую Элеонору Михайловну.

– А вы в каком думали?! – перехватила инициативу Элеонора Михайловна. – Идите, товарищ, идите, у вас всё будет хорошо! – выставила она Воланда.

Чёрный-пречерный кот, сыпля искрами во все стороны, спрыгнул с её колен и побежал впереди, показывая дорогу.

Куда уж хорошо, подумал Воланд, но возражать не стал, а на плохо гнущихся ногах с ужасным чувство, что всё пропало, в страшной спешке покинул квартиру гадалки с усами. Он выскочил на улицу в ночь с пятницы на субботу. Накрапывал майский дождь, и пахло клейкими тополиными листочками.

Улица была пуста и безлюдная, её освещали редкие, тоскливые фонари. Может быть, я последний раз вот так свободно гуляю, горестно вздохнул Волан. То, что его посадят, он уже нисколько не сомневался. Черноков постарается, в Туруханский край сошлёт, а там морозы и медведи. И вдруг увидел посреди дороги три канализационные люка, и все три, как назло, без крышек. А ведь так любая машина может угодить в аварию, подумал Воланд и заволновался. В следующий момент откуда ни возьмись, очень далеко, казалось, с самих небес, на завораживающей, нисходящей дуге возникли странно мигающие автомобильные глаза, которые передвигались с высочайшей для сорок третьего года скоростью. Воланд побежал навстречу, размахивая руками, чтобы предотвратить неминуемую аварию. И действительно, эти два глаза, за которыми чувствовалась огромная, тёмная масса железа, вильнула туда, сюда, потом – в сторону, и чтобы не разрушить хрупкую жизнь самого Воланда, зигзагом пошла к перекрёстку, туда, где горел единственный на всю улицу фонарь. Раздался удар, треск, и наступила тишина. Лишь в моторе разбитой машины всё ещё что-то стучало: тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Воланд опасливо подошёл и не менее опасливо заглянул. За рулём машины, развозящей ночной хлеб, сидел мужчина с залитым кровью лицом. Профиль у него был похож на лезвие топора, а открытые глаза были разного цвета: правый – чёрный, как у змеи, левый – зелёный, как лягушка, на двух же верхних резцах у него были золотые коронки, а на нижних – платиновые. Очень странный водитель. Нетипичный для хлебовозки.

Не успел Воланд как следует разглядеть водителя, как рядом раздалась отчаянный визг тормозов, и возник милиционер в синем кителе.

– Та-а-а-к… гражданин… – сказал он с подковыркой, козыряя то ли Воланду, то ли покойнику в хлебовозке. – Лейтенант Казбеков! Что произошло?

– Да вот… – показал Воланд, – покойник…

– Фамилия?! – грозно спросил лейтенант.

– Покойника?.. – робко уточнил Воланд.

– Ваша! – с сарказмом уточнил лейтенант Казбеков.

– Воланд Степан Степанович, водопроводчик тридцать третьего ЖЕКа по Яузаскому району.

– Что же вы, товарищ Воланд, водопроводчик тридцать третьего ЖЕКа по Яузаскому району, под машины кидаетесь? Аварийную ситуацию создаёте? – укорил его лейтенант Казбеков.

Воланд хотел сказать, что виной всему три канализационные люка, без крышек.

– Да, знаем, знаем… – в меру, не снимая, однако, вины, успокоил его лейтенант, – закрывать не успеваем. Ночные похитители крышки от люком на металлом сдают. Но ничего, ничего… скоро поймаем. Мы уже на их след вышли… – конфиденциально добавил он.

Честный Воланд хотел признаться, что виновником аварии со смертельным исходом является он лично, потому что безуспешно пытался оставить хлебовозку, семь бед один ответ, подумал он, везите меня в тюрьму, я сдаюсь, но события развернулись совсем не так, как он планировал.

Лейтенант Казбеков подошёл к машине, заглянул внутрь, нервно разгоняя руками пар, бьющий из радиатора, и произнёс удивлённо:

– А где покойник-то?..

– Так был же… – как человек, который не собирается ничего скрывать, сообщил Воланд.

– Ха-ха! – коротко рассмеялся лейтенант Казбеков. – Шутить изволите, гражданин водопроводчик?..

– Был же! – с отчаянием в голосе удивился Воланд. – Вот здесь, за рулём, и сидел!

– Та-а-а-к! – хищно заявил лейтенант Казбеков. – Я вас арестовываю за то, что вы угнали хлебовозку и разбили её. Это уголовное дело, гражданин водопроводчик тридцать третьего разряда!

– Я даже водить не умею, у меня никогда машины не было! – наивно возразил Воланд, приготовившись к самому худшему.

– Это неважно! – заявил лейтенант Казбеков и приготовился писать протокол. – У вас даже свидетеля нет!

– А не надо никаких свидетелей! – вдруг раздался голос из темноты, и в свет фонаря шагнул высокий, горбоносый, постриженный по-военному незнакомец в чёрном запахнутом плаще. – Я всё видел!

– Я вас слушаю! – опешил лейтенант Казбеков и на полтона сбавил обороты, потому что почувствовал, что разговаривает с достойным уважения членом общества, способным постоять за себя.

– Этот человек… – незнакомец с голыми висками дружелюбно посмотрел на Воланда, – пытался предотвратить аварию, но машина двигалась так быстро, что не могла затормозить. Нечего скорость превышать!

Он улыбнулся, и свете фонаря блеснули золотые и платиновые коронки. Воланд тут же признал в нём водителя хлебовозки и хотел сообщить органам власти о своём открытии, но неугомонный лейтенант Казбеков и слова не дал ему сказать.

– Не морочьте мне голову! – вдруг психанул он. – Где водитель?! Где?!

– Наверное, очнулся и сбежал по своим делам, – предположил незнакомец, и Воланд был крайне удивлён, потому что незнакомец снова по-свойски подмигнул ему, но так, чтобы не заметил лейтенант Казбеков.

– Да после такой аварии от человека одна смятка остаётся! – со знаем дела воскликнул лейтенант Казбеков.

– Всякое бывает… – риторически рассудил незнакомец.

И лейтенант Казбеков неожиданно так же быстро остыл, как и возбудился.

– Так! Что вы мне голову морочите! Нет трупа – нет дела! Может, она здесь сто лет стоит?..

– Может, – охотно согласился незнакомец.

– А пар?! – нашёл, что предъявить Воланд.

– Не знаю! – отрезал лейтенант Казбеков. – Не моё дело!

– Так не бывает! – упрямо вставил Воланд.

– Бывает, – остановил его незнакомец. – В жизни всё бывает! – снова рассудил он.

И как ни странно, Воланд ему тут же поверил.

– Ну вот видите! – укорил их лейтенант Казбеков. – В следующий раз без причины не вызывайте!

Сел в машину с недовольным видом и укатил.

– Ну… что будем делать? – спросил Воланд, потому что чувствовал, что без объяснений они просто так с незнакомцем не разойдутся.

– Позвольте представиться, – вдруг расшаркался незнакомец, плащ у него распахнулся, и под ним блеснул расшитый золотом красный бархатный кафтан. – Его Величество Воланд собственной персоной. – И словно вырос на две метра ввысь и словно навис как скала. – А вы, стало быть, водопроводчик третьего разряда Степан Степанович?