— Нет! У нас нет лишнего вина!

— Но сакэ важно для ритуалов, — возмутился монах.

Его работники смотрели на нас, пока мы приближались. Каждый держал бревно в спокойной манере.

— Я сказал: нет, — прорычал Торай-сан. — Хватит просить, — он пошел к главным вратам.

Монах поднял руки, извиняясь.

— Рисовое вино очень важно, — сказал он. — Милые девы, господин, чем могу вам помочь?

Я передала вещи Сато-сама, а Тоуми почти бросила в монаха одежду Торимасы-сана, а монах в оранжевом одеянии улыбался нам.

— Благословляю вас, дети мои, — сказал он, и мы ушли.

Пока мы шли к кухне — пора было помогать с ужином — Эми прошептала:

— Аимару, монах тебе не показался странным?

Тоуми фыркнула.

— Он любит вино, это точно.

Но Аимару смотрел вперед, пока мы шагали, взгляд двигался, словно он читал.

— Вряд ли он отсюда.

— Не отсюда? — спросила я.

— Не из долины. Я был в местных храмах с Братишками, и я не помню его. Или двух мужчин, работающих на него, если подумать, — он кусал губу.

— Ладно, — я вздохнула, — прежде чем решать загадки, нужно накормить армию.

Мы подошли к вратам, примчались восемь всадников — отряд поиска. Они спешились, и я услышала, как юный капитан Токимацу сказал:

— Не повезло. Кобаяши нет в долине.

«Нет, — подумала я, — он в горах», — мы вошли в Полную Луну, и я посмотрела на других, видела, что они думали о том же.

* * *

На ужин была говядина — убили фермеры, к счастью, и принесли, пока мы были на горячих источниках. Рецепт был от Кумо-сана, и это заставило меня вспомнить жалобы Ки Сана, что японские вкусы были «сладкими и коричневыми».

Матсудаира и Такеда вошли в Главный зал тихо. За обедом тишина была неуверенной, а в этот раз в ней будто гудел гнев — солдаты Такеда злились на смерть двух своих, а Матсудаира злились за обвинения.

Мы стали подавать еду, Ки Сан вытащил миску с рисом, накрыл ее и вручил мне.

— Для Лисички, — сказал он.

Маи.

— Да, Ки Сан-сан.

— И принеси ей немного вина, — он вручил мне бутылку как те, что мы видели в палатке Торимасы-сана. Он надел сверху чашку и махнул мне. — Неси.

И я понесла.

Дверь Убежища была закрыта. Я осторожно сдвинула ее и позвала:

— Маи-сэнпай?

Фырканье донеслось из темных глубин маленького здания.

— Сэнпай, — я увидела, как она оторвала взгляд от низкого стола. — Чего ты хочешь, Мышка?

Я подняла миску и бутылку.

— Твой ужин.

Я видела, что она подавила желание зарычать. Она повернулась к бумаге, на которой рисовала.

— Спасибо, — вежливость не была естественной для Маи, но она хотя бы пыталась.

Я села на колени у стола, опустила еду рядом. Я налила ей вино, взглянула при этом случайно на ее рисунок. Хоши и другие учителя учили нас работе с кистью. Госпожа Чийомэ считала, что способность рисовать привлекательную и точную картину могла пригодиться в работе куноичи. Но нас нельзя было назвать художниками.

Я видела каллиграфию Маи, пару завитков для украшения, но не видела ее попытки рисовать. И мой рот раскрылся от того, что она делала.

— Что уставилась? — буркнула Маи с полным ртом мяса.

— Твои рисунки, — сказала я. — Они красивые.

Она нахмурилась и хмыкнула.

На полоске мятой бумаги она рисовала фигуры в движении. Каждая была простыми линиями, но я сразу узнала, что это была Шино. Хоть я не считала ее изящной, на рисунках Маи она была такой. На обратной стороне много раз сложенной бумаги парой клякс и линий чернил Маи смогла оживить Шино.

Я повернула голову.

— Это… Шестьдесят четыре Перемены, да? — стоило сказать это, я поняла, что так и было — она нарисовала первые восемь форм упражнения, которое мы делали каждое утро, и что я делала с мечом всякий раз, когда выпадал шанс.

Она опустила взгляд и фыркнула.

— Наверное, — она опустила миску на бумагу, закрывая и размазывая рисунки, хмуро посмотрела на меня, бросая вызов… Я не знала, в чем. Думаю, она ждала, что я буду издеваться над ней.

Мне не нравилась Маи, но я не хотела дразнить.

— Это очень красиво.

Ее хмурая гримаса стала привычной лисьей улыбкой Маи.

— Да-да. Конечно. Кто-то еще там умер?

— Надеюсь, нет! — я поняла, что ждала, пока что-то произойдет. — Хотя один из стражей убил себя.

Она пожала плечами.

— Да, я слышала, — она сделала глоток вина. — И они не знают, кто… это сделал?

Я покачала головой.

— Не знают. Конечно, кто-то знает, но вряд ли госпожа Чийомэ и лорды в курсе, — я не сказала ей, что мы помогали исследовать — Маи это не понравилось бы, я знала.

Она зарычала.

— Наверное, все равно обвинят меня.

— Вряд ли. Они знают, что ты не могла этого сделать — сломать так его шею. И даже если они попробуют, госпожа Чийомэ не даст тебе принять вину, — она закатила глаза, и я спросила. — Так… ты не соглашалась на встречу с лейтенантом?

— С тем бакой? — она презрительно скривилась.

— А Сакаи-сан?

Она прищурилась, выпила больше сакэ.

— Я заигрывала, Мышка, как всегда делает Сачи-сан. Было забавно. Пока они не стали биться за меня, как два они из-за козьей ноги.

— Хм, — я посмотрела на то, что было видно от красивых рисунков. Пятна жира сделали заметными ряды символов с другой стороны, но рисунки Маи все еще поразительно оживляли старшую ученицу. — Вряд ли Шино нравилось на тебя смотреть.

— Ага, — обычно выражение лица Маи было хитрым и злобным, но теперь она будто сожалела. — Она ругала меня за это. Об этом мы спорили утром, когда…

Когда вышли и увидели труп Торимасы-сана на пороге.

Когда я увидела, что она доела, я взяла миску. Я потянулась за бутылкой вина, но она остановила меня.

— Оставь это.

Я кивнула и встала.

Я дошла до двери, Маи крикнула:

— Эй. Скажи Шино, что она — раздражающая бусу, и если ей это не нравится, она может прийти сюда, я скажу ей это в лицо.

— Эм, — я моргнула, пытаясь представить, что сделает Шино, если я назову ее уродиной. Их отношения были странными. — Хорошего вечера, Маи-сэнпай.

— Сэнпай, — снова прорычала она, но если что и добавила, я не знала — я уже вышла за дверь.

* * *

Когда я пришла в Главный зал, солдаты почти доели. Эми шептала, что они сильно пили, но не выглядело так, чтобы сакэ их развеселило. Солдаты Такеда хмуро глядели на Матсудаира, те отвечали тем же. Даже капитан Токимацу, который всегда казался готовым пошутить, хмурился, хотя продолжал поглядывать туда, где сидела Миэко, милая, но горюющая, за главным столом. Рядом с ней сидели Чийомэ-сама и два лорда, тоже выглядели мрачно.

Мы убрали миски со столов, но никто не успел встать, Матсудаира-сама поднял руку, и зал погрузился в более глубокую тишину.

— Милорд-губернатор Достоинства сообщил, что похороны пройдут завтра утром. Этим вечером монах проведет обряд, и рад мы признаем, что будет неуважительно и сложно для мертвых видеть кого-то еще этим вечером, мы приглашаем вас к погребальным кострам, когда они загорятся, чтобы почтить павших.

Все солдаты поклонились, и вскоре зал опустел.

Кухню будто заразило плохое настроение в зале. Даже юмор Ки Сана был приглушен, Кумо-сан жевал губу, а Торай-сан бурчал под нос. Эми, Тоуми и я переглянулись и тихо начали уборку. Я собиралась выносить обрезки с Эми, но Сачи-сан прошла на кухню и отвела меня в сторону.

— Рисуко, госпожа Чийомэ хочет, чтобы кто-то из нас играл на обряде этим вечером. Сузумэ и Аоки, — старшие женщины, — отправились веселиться в Устье, и мне нужна помощь учеников. Шино может играть на кото и колокольчиках, я буду играть на флейте. Я бы посадила Маи за сямисэн, но она…

— В Убежище, — страх сдавил мое живот. — Вы… хотите, чтобы я играла?

Сачи щелкнула пальцем по моему носу и рассмеялась.

— Везучая, — при виде моего лица она снова рассмеялась. — Ты справишься, Рисуко. Я слышала, как ты играешь. Не так точно, как Маи — у тебя маленькие пальцы — но в другом даже лучше. Это просто будут «Вишневые цветы» и несколько других старых и любимых песен.

Я посмотрела на Эми, которая глядела на меня с вопросом, и Тоуми, чье лицо обвиняло меня в том, что я бросала их.

— Эм, Сачи-сэнсей, я нужна вам прямо сейчас?

— Боюсь, да. Мы должны устроиться там до начала похорон. Я уже сказала Аимару принести инструменты из Чайного домика.

— Хай, Сачи-сэнсей, — я повернулась к другим и виновато скривилась. Эми пожала плечами, а Тоуми, конечно, нахмурилась.

Приняв такой ответ, Сачи нежно вывела меня за локоть из кухни и направила к вратам.

19 — Отбывший

Когда мы дошли до места, где устроили погребальные костры, Шино уже была там, ворчала на Аимару, устанавливая кото на низкую подставку в примятой траве.

— Ты мог бы хотя бы попытаться нести его ровно, бака.

— Прости, Шино-сан, — звучало так, словно Аимару уже давно это повторял. Он поднял длинную флейту Сачи и мой сямисэн. — Но у меня были другие…

— Как мне играть без наперстков? — прорычала Шино.

— Успокойся, Шино, — сказала Сачи, начав чистить свою флейту. — Ты можешь делать это пальцами. Аимару, на верхней полке в шкафу у двери в Чайном домике лежат наперстки. Можешь принести их для Шино, пожалуйста?

— Да, Сачи-сан, — Аимару убежал.

— И если уронишь, не наступай на них! — крикнула ему вслед Шино.

Сачи фыркнула и заиграла обманчиво простую мелодию «Зов оленя», пока мы с Шино настраивали инструменты.

Было тяжело провести мелкие поправки для настройки струн сямисэна с длинной шеей, когда пальцы дрожали и вспотели. Было еще сложнее, когда сидела в дюжине шагов от двух аккуратных стопок хвороста, в каждой было тело в белой ткани. Я видела смерть, но не ощущала себя комфортно рядом с ней.

И я глубоко вдохнула и слушала мгновение игру учительницы.

Меня всегда потрясало, как Сачи могла превратить пару выдохов через длинную трубку бамбука в до боли красивую и якобы легкую музыку. Это напоминало мне, если честно, чувство, которое порой приходило, пока я лазала — когда не я лезла, а меня будто поднимало, если в этом был смысл.

Вдохнув — это тоже было частью музыки, как и ноты — Сачи подмигнула мне.

Я улыбнулась в ответ и продолжила настройку. Легко не было, но стало немного проще.