— К сожалению, там не было карточки, — отметил Риордан. Как много я о себе подумал, разве полиция может пропустить такое. — Насколько нам известно, ты тоже мог бы послать Херси эти цветы.

Это кое-что напомнило мне. Я оттолкнулся от прилавка, вытащил коробку с цветами из мусорного ведра и бросил их на стол.

— Боже, это так неожиданно, — протянул Риордан.

Я проигнорировал его.

— Это прибыло сегодня. Где-то здесь есть карточка. — Я вернулся к мусорному ведру, роясь в нем, пока не нашел карточку между пустыми банками из-под газировки и коробками от замороженных продуктов. Я подвинул бумажный прямоугольник через стол к Риордану. — Я пытался убедить себя, что в цветочном магазине произошла путаница.

Риордан поднял карточку. Прочитал написанное. Пожал плечами.

— Ты мог бы сам отправить это себе.

— А ты мог бы пойти в цветочный магазин и узнать.

— Что я выясняю? Ты хочешь, чтобы я поверил, что здесь есть связь?

— Не знаю. У меня просто есть предчувствие...

— Женская интуиция?

— Пошел ты!

Риордан качнул свой стул еще дальше назад, с трудом сохраняя равновесие, столь же невосприимчивый к вежливости, как и к гравитации.

— Полегче-полегче. — Он поднял брови. — Готов кидаться кухонными ножами?

— Я думаю, вы уже проверили столовые приборы.

Он невозмутимо усмехнулся.

— Правда?

— Да. В понедельник, когда ты притворился, что ищешь грабителей в моем ящике.

Он рассмеялся.

— Эй, это хотя бы не шкаф, не так ли?

— Нет. Не похоже. Я не люблю шкафы. Жизнь слишком коротка, чтобы прятаться в темноте.

Риордан сунул карточку флориста в карман рубашки и произнес:

— Вот что я тебе скажу. Я проверю этот цветочный магазин. А ты сделай мне одолжение. Расскажи о Клоде Ла Пьерре.

— Отлично. А теперь ты хочешь, чтобы я сдал своих друзей.

— Если он убил Херси, то он не друг. Вы с Ла Пьеррой любовники?

— Нет. — Должно быть, на моем лицо отразилось удивление.

— Ты чертовски рисковал, отправившись за этими письмами. Это то, что ты искал в квартире Херси?

— Я тебе уже говорил.

— Ага. А потом ты предложил заскочить к Ла Пьерре, чтобы предупредить его, что мы их уже нашли. — Риордан рассмеялся, увидев выражение моего лица. — У тебя есть яйца, Инглиш. Отдаю тебе должное.

— Послушай, Клод один из самых добрых, самых щедрых...

— Бла-бла-бла. Ты знал, что у Ла Пьерра, он же Хамфри Вашингтон, есть протокол задержания несовершеннолетнего длиной с твою руку?

Услышанное заставило меня похолодеть. Потребовалось мгновение, чтобы вспомнить мой аргумент.

— Я думал, что записи о несовершеннолетних по достижению совершеннолетия не признаются?

— Как я уже сказал, никто еще не предстал перед судом. Я просто констатирую, что этот парень отсидел срок за нападение с оружием. Он вырезал свои инициалы на ягодицах товарища по играм.

По какой-то причине мне захотелось спросить, какие именно инициалы? Те, с которыми он родился, или набор, который выбрал сам? Вместо этого я сказал:

— Люди меняются, верно? В этом смысл тюрьмы.

— Не всегда. В этом смысл смертной казни.

Лицо Риордана стало суровым. У него отсутствовала симпатия к чужим слабостям.

— Люди взрослеют.

Риордан закатил глаза.

— Ты случайно не читал ничего из того, что он написал твоему другу Херси? И я цитирую: «Чтобы попрощаться с тем, что было очищено и сорвано словно созревший виноград, я сжимаю твой рот и вырываю твои стоны. Мой язык щелкает, и все меняется, красный язык лисы, и я убиваю то, что люблю. Люблю то, что убиваю».

Я моргнул.

— Ладно. Он не Роберт Фрост (прим. пер. американский педагог, один из крупнейших поэтов в истории США, четырехкратный лауреат Пулитцеровской премии).

— Или как насчет этого? «Собирай урожай своего тела в полночь, преданной и трахнутой улыбкой, которую ты практикуешь в ванне своего писсуара. Я вырываю внутренности из твоего эго, блеющего кровоточащего рта».

— Самое страшное, что ты запомнил все это.

— Нет, самое страшное — что именно так выглядел Херси в мусорном баке.

Я с трудом сглотнул.

— Плохая поэзия — это не преступление. В любом случае, ты не можешь аргументировать этим в суде. Я не думаю, что вы понимаете... э-э-э... творческий темперамент. Такой парень как Клод избавляется от насилия, когда пишет.

— И какой у него прекрасный почерк… в зависимости от объекта нанесения.