ГЛАВА 7

— Привет, — начал он. — Могу я угостить тебя чашечкой кофе?

— Сейчас не самое подходящее время, — ответил я.

Если Грин и почувствовал холод в моем голосе, то не подал и виду.

— Проблемы? — Он кивнул на телефон. — Я не мог не подслушать. Снова полиция?

— Нет. Слушай, я позвонил в «Бойтаймс». Они никогда не слышали о тебе.

Грин посмотрел на меня, выглядя искренне озадаченным. Если он играл, то заслуживал лучших ролей, чем эта. Затем медленная волна красного залила его грубые черты лица.

— Э-э, правда в том, что я не работаю в «Бойтаймс». Я выполняю для них внештатную работу.

— Да, ясно. — Я начал отворачиваться, но он схватил меня за руку. Не грубо, но с достаточной силой, чтобы остановить.

Я уставился на его руку. Тонкие темные волосы покрывали тыльную сторону длинных сильных пальцев. Ногти подстрижены и отполированы. Манжеты рубашки белоснежны. Но я лишь подумал: «Держу пари, он достаточно крепкий, чтобы заколоть человека насмерть и выбросить его тело в мусорный контейнер». Да, сказать, что я зациклен, значило бы ничего не сказать.

— Ты говорил с Келли Абрамс, главным редактором? Или только с секретарем? — Темные глаза Грина казались искренними.

Я пожал плечами.

— Я поговорил с парой людей. Не помню их имен.

Грин улыбнулся. Удивительно привлекательная улыбка осветила его простое лицо.

— Хочешь, я покажу тебе свои статьи? — Его тон стал дразнящим. — Или еще лучше, мои гравюры?

Я поймал себя на том, что отвечаю на его улыбку, хотя мои подозрения не полностью развеялись. Я просто не доверяю средствам массовой информации. Даже гей-СМИ.

— Нет. Но спасибо.

— Послушай, я серьезно, — уговаривал Грин. — Дай мне шанс объясниться за чашкой. — Он посмотрел на часы. — Или еще лучше… Как насчет пропустить по стаканчику? Я знаю паб в нескольких кварталах отсюда. Тебе понравится. Удобный. Уютный. Мы сможем поговорить.

Хотя он убрал руку, я все еще чувствовал тепло его кожи на своей. Может быть, мне действительно нужно было поговорить с кем-нибудь — с кем угодно — даже с репортером. Или, может быть, я просто нашел этого парня привлекательным. Это было так давно, что я с трудом распознавал сигналы.

* * * * *

Паб назывался «У Дока и Дорис» и был оформлен в шотландском стиле: красно-черный клетчатый ковер, почерневшие балки. Действительно уютный, с гигантскими обитыми кожей кабинками для тех, кто хочет уединения, и ревущим огнем в конце комнаты. Я заказал ликер Драмбуи, а Грин (Зови меня Брюс) заказал Роб-Роя. Брюс коснулся своим бокалом моего.

— «Из плохого начала возникла большая дружба», — процитировал он.

— Ваше здоровье.

Брюс сделал большой глоток, поставил стакан и наклонился вперед, опершись на локти.

— Я хочу признаться.

— Еще одно признание?

Он встретился со мной взглядом.

— Я не лгал тебе, Эдриан. Я хотел написать твою историю для «Бойтаймс». Тебе это может не нравиться, но думаю, что несу некую ответственность перед нашим сообществом. Ты не первый гей, которого арестовали копы. Кроме того, подумай о рекламе твоего книжного магазина.

— Это должно меня убедить?

Грин бросил на меня взгляд из-под ресниц. У него были очень длинные ресницы.

— В прошедшем времени. Оказывается, ты не единственный гей, привлекший фашистское внимание полиции Лос-Анджелеса. Кроме того, — он одарил меня еще одной очаровательной улыбкой, — теоретически я уважаю право на частную жизнь для не-знаменитостей.

В теории, но не на практике?

— Нет никакой истории, Брюс.

— Я бы так не сказал. — Он отхлебнул из своего стакана. — Не пойми меня неправильно; я действительно раскопал о тебе все, что мог. Все, что знают копы, известно и мне.

— Что тут знать? Моя жизнь — открытая книга. Без обид. — Я откинулся на спинку стула, крутя Драмбуи и наблюдая, как напиток переливается в свете костра. Успокаивающий, почти гипнотический эффект. Я расслабился.

— Давай посмотрим. Тебе тридцать два года. Дева. Неженат. Детей нет. — Грин сделал паузу. Мне нечего было возразить. — Никаких приводов. Никаких обвинительных приговоров. Ты даже в видеопрокат возвращаешь вовремя диски. Богатый, белый и хорошо образованный, ты соответствуешь старому стереотипу гея на букву «Т».

— Это самое милое, что мне когда-либо говорили.

Брюс усмехнулся.

— Видишь ли, это вроде как заводит меня.

Интересно, кем был такой человек, как Брюс?

Я окинул взглядом дорогую стрижку, идеальную одежду, ухоженные руки; я узнал запах, которым пользовался Брюс. «Единственный в мире запатентованный аромат», — гласила надпись на витринах универмага. И если не ошибаюсь, моему визави какое-то время назад вправили нос. Он был человеком, который обращал внимание на детали. Хорошая черта для журналиста.

— Отец умер. Мама англичанка. В прошлом танцовщица Королевского балета. Она больше никогда не выходила замуж. Вопросительный знак для мамы. Ты окончил Стэндфордский университет по специальности «литература», что цивильно, но бесполезно, ведь тебе не нужно зарабатывать на жизнь.

— Ты же так не думаешь?

Брюс изучающе посмотрел на меня.

— Апельсиновые рощи и конные ранчо со стороны отца. Нет, я так не думаю. — Он поправил свои безупречные манжеты. — В настоящее время ты живешь один. С тех пор, как твой бывший сосед по дому, Мел Дэвис, переехал в Беркли, где преподает киноведение.

Этот Кларк Кент⁶ определенно проделал на отлично свою домашнюю работу, только мне это было безразлично.

— Я прав или я прав?

Я одарил его небрежной улыбкой.

— Я впечатлен.

Он посмотрел на меня.

— На самом деле ты злишься. Почему? — Брюс казался обиженным. — Я уже говорил тебе, что не буду писать про тебя. Это не для протокола. Только ты и я.

Я допил свой напиток. Брюс властно подозвал официантку. Пока она была вне пределов слышимости, он тихо произнес:

— Я не хочу ничего испортить.

Я чуть не спросил: «Испортить что?», но Брюс казался искренним, поэтому я просто пожал плечами.

— Хорошо.

Через мгновение его взгляд опустился, и он робко спросил:

— Я слишком пылко выражаюсь? Я чувствую, что между нами есть какая-то связь. Я почувствовал это в тот первый день. На похоронах. Или только мне так кажется?

Я открыл рот, не смог придумать ничего умного и в кои-то веки закрыл его.

Брюс звякнул льдом в своем пустом стакане.

— Прошло много времени с тех пор, как я испытывал подобные эмоции.

— Я польщен. — По большей части. Также смутно встревоженный. Я тоже давно не испытывал ничего подобного. Мел сбежал в свою башню из слоновой кости пять лет назад. Черт возьми, у меня не было свиданий уже восемь месяцев.

— Но?..

— Никаких «но».

Брюс рассмеялся. Через секунду что-то щелкнуло, и я тоже засмеялся.

— Во всяком случае, не на первом свидании, — согласился Брюс.

* * * * *

Когда я знакомлюсь с кем-то, всегда хочу знать, что и какого автора они читают. Естественное любопытство писателя. Брюс сказал, что читает исключительно художественную литературу. В основном биографии. Прямо сейчас он читал «Влюбленная Оден», которую предложил одолжить мне, когда закончит.

Я читаю детективы. Во-первых, это моя работа. Во-вторых, это то, что я люблю. Один из моих любимых авторов детективов — Лесли Форд. Форд была всего лишь одним из псевдонимов Зениты Джонс Браун, американки, которая много писала с тридцатые по пятидесятые годы. Ее серия «Грейс Лэтем» — одна из моих неизменных утешительных книг.

По какой-то причине тот факт, что моим любимым автором детективов является гетеросексуальная женщина, раздражал Роба до чертиков.

— …Не просто гетеросексуальная женщина, Эдриан. Белая, богатая гетеросексуальная женщина-республиканка.

— Республиканка? Откуда ты это взял?

— Ты знаешь, что я имею в виду…

Нет, большую часть времени я этого не знал.

Любимым автором детективов Роба был Майкл Нава. Но ему бы подошел и любой писатель-гей. Может быть, он воспринял мое отношение как предательство. Может быть, потратив годы на то, чтобы играть в счастливую семью, притворяясь, что его квадратный колышек удобно устроился в круглом отверстии, у Роберта просто не осталось терпения. Он был воинственно веселым. «Мы на войне, Эдриан. Мы находимся в осаде».

Я думал об этом той ночью, когда лежал в постели, читая книгу «Свидание Форда со Смертью». Я посмотрел на пустую половину кровати и вздохнул. Отложил книгу в мягкой обложке в сторону — осторожно, потому что потемневшие страницы были хрупкими — и сложил руки за головой, снова думая о Роберте.

Когда я сказал Чану, Риордану, Клоду и всем остальным, что мы с Робертом никогда не были любовниками, это было не совсем правдой. Но и ложью это назвать было нельзя. Сложно назвать пыхтящие неуклюжие первые сексуальные исследования подросткового возраста любовными отношениями. Но как бы вы это ни называли, у нас с Робертом было много общего, и тот факт, что мы стали взрослыми, которые не могли понять друг друга, ничего не менял.

Роберт верил, что никто никогда не сможет по-настоящему узнать другого человека.

— …Брось это, Роб. Разве это не зависит от человека?

— Нет. Потому что люди тебя не видят. Они видят свое восприятие тебя. Они видят то, что хотят видеть...

Еще одна космическая трещина между нами. Но может быть, у Роберта действительно было больше опыта, чем у меня. Или Тара действительно никогда не подозревала?..

Я обдумал все, что знал о Таре. Немного. Она была вечным аксессуаром подростка Роба. Как и его Datsun-B210. Или его поддельное удостоверение личности. Она всегда на заднем плане, как на фотографии в ежегоднике. Оглядываясь назад, я ужаснулся тому, какими беспечными — и бессердечными — мы были. И все же Тара сказала, что никогда не знала, никогда не подозревала, пока они не поженились. Пока, по сути, они не расстались.

Всякий раз, когда происходит убийство, есть причина, по которой нынешние и бывшие супруги являются излюбленными подозреваемыми правоохранительных органов. Но Тара никак не смогла бы одолеть Роба, заколоть его насмерть и перебросить тело в мусорный контейнер. Кроме того, во время убийства она была в Айове.