Я вернулся к оглавлению, провел пальцем по списку клубов и мероприятий. Каждый мог выбрать по душе: Хоровое пение, Творческое письмо… Эй, а почему я не вступил в последний клуб? У Роба, должно быть, был другой план для нас.
Подождите, я что-то упускал. Я начал с буквы «Ш». Вот оно: Шахматный клуб. Я нашел страницу, и там в ностальгическом черно-белом цвете, совсем как шахматная доска, было фото пятерых потенциальных Бобби Фишеров: Роберт Херси, Эндрю Чин, Грант Лэндис, Ричард Кордей, Фелиция Бернс, не хватало только отсутствующего — Эдриана Инглиша.
Долгое время я сидел, уставившись на фотографии, пульс трепетал у основания моего горла.
Шахматный клуб? Как я мог забыть?
Но как, черт возьми, смерть Роберта могла иметь какое-то отношение к тому, что произошло в старших классах?
С другой стороны, и Роберт, и Расти были мертвы. Убийство и самоубийство. Две насильственные смерти. Конечно, это не могло быть совпадением, не в том случае, когда Роберта нашли с шахматной фигурой в руках.
Я попытался представить, что один из членов Шахматного клуба преследует остальных. Поговорим о неудачниках. Поговорим о замедленной реакции. Прошло почти пятнадцать лет с окончания школы. Я потер лоб, как будто это могло стимулировать мою память. Все это было так давно. Я, наверное, помнил матчи яснее, чем самих игроков.
Да, теперь, когда я подумал об этом, ощутил какой-то осадок. Что-то случилось, пока я был болен. Что-то, о чем даже Роберт умолчал....
Я резко выпрямился, услышав внизу грохот мусорных баков в переулке. Захлопнув книгу, я вернулся в спальню.
Отодвинув кружевную занавеску, я уставился вниз на залитую лунным светом улицу. От крышек мусорных баков у задней стены отражался свет. Все остальное скрывалось в тени. Я мог разглядеть только края нескольких мусорных баков, сложенных у заднего входа в тайский ресторан по соседству. Мусорные баки были предметом спора. Я не понимал, почему у заднего входа моих соседей (и у меня) должны стоять вонючие мусорные баки, когда сами контейнеры находились всего в нескольких метрах от входа. Объедки в баках привлекали кошек, бродячих собак и бомжей.
Пока я наблюдал и начинал чувствовать себя глупо, раздался еще один лязг металла о металл, а затем эхо от удара крышки о тротуар. Что-то круглое и блестящее, как миниатюрная луна, выкатилось в поле зрения и упало.
Тень отделилась от остальных. Мне пришлось протереть запотевшее от моего дыхания стекло. Фигура мужчины в переулке отступила назад и посмотрела вверх. На нем была маска. Ухмыляющийся череп.
Я схватился за подоконник. Мое сердце дрогнуло и начало бешено стучать, как будто сигнал поворота. Свет в холле позади меня, должно быть, четко очерчивал мой силуэт. Я быстро нырнул назад, как будто тюль могла послужить достойным прикрытием. Я рискнул взглянуть еще раз.
Нисколько не разделяя моего страха, фигура в маске-черепе помахала мне рукой. Это было странно. Веселое приветствие от образа смерти. Пока я стоял, разинув рот, одетый в темное призрак повернулся и бросился прочь по переулку с несвойственной призраку энергией.
Запоздало включился мой мозг. Я переполз через кровать, нашел телефон и позвонил в полицию, а затем лег плашмя на матрас и в ожидании патрульной машины дал себе возможность отдышаться.
Черт.
Просто успокойся.
Расслабься.
Когда я почувствовал себя лучше, достал блокнот с бокового столика и записал имена оставшихся членов Шахматного клуба.
Эндрю Чин
Грант Лэндис
Фелиция Бернс
Я
Я довольно отчетливо помнил Фелицию. Она была исключительно уравновешенной и неоправданно сосредоточенной для девушки ее возраста. Я, кажется, вспомнил, что она планировала поступать в медицинский университет. Она могла как выйти замуж, так и использовать свою девичью фамилию для работы. Возможно, я мог бы отследить ее через Американскую медицинскую ассоциацию.
Я едва помнил Энди Чина или Гранта Лэндиса. Наверное, Чин был одним из самых сильных игроков, Лэндис — одним из самых слабых. Мое собственное членство в Шахматном клубе было кратким и довольно посредственным. Теперь, когда я вспомнил об этом, продолжительность жизни самого Шахматного клуба казалась короткой и ничем не примечательной. И все же я не мог придумать никакой другой связи, которая связывала бы нас с Робертом с королевской игрой.
Тот факт, что Расти тоже имел отношение к Шахматному клубу, показался мне убедительным.
Наконец, прибыла патрульная машина. Офицеры в форме приняли мою жалобу и осмотрели переулок и боковые улицы. Их фонарики выхватывали пустые углы и картонные коробки. Бездомный кот выскочил из своего укрытия как персонаж мультфильма. В здании за стеной из шлакоблоков зажегся свет.
Хотя копы склонялись к мысли, что причиненное «беспокойство» было детской шалостью, они все же пообещали на обратном пути объехать наш квартал.
После того, как они уехали, все показалось очень спокойным. Соседние дома выше и ниже по бульвару стояли темные и тихие. Внутри моего здания старые стояки трещали и скрипели, устраиваясь на ночь — это архитектурные суставы, хотя мои были не в лучшей форме.
Я ходил по квартире и пытался дозвониться до Клода. Ответа по-прежнему не было. Я подумывал о том, чтобы поехать к нему — мне бы пригодилась компания — но был слишком напуган, чтобы выйти в переулок в одиночку.
Наконец, я приготовил еще одну чашку Овалтина и свернулся калачиком на диване, перематывая «Черного лебедя».
* * * * *
К следующему утру неопределимый неприятный запах в магазине превратился в явную трупную вонь.
— Пахнет, словно здесь кто-то умер, — пожаловался Ангус.
Не знаю, почему меня «кликнуло» только в тот момент. Я швырнул свою кофейную чашку и потащил задницу обратно в кабинет, где начал перекладывать коробки, вытаскивая вещи с металлических полок.
— Что не так? — спросил Ангус с порога.
— Помоги мне поднять это.
Он осторожно пробрался сквозь завалы, помогая мне опустить на пол старый кофр со сломанным замком.
Вонь разложения стала практически невыносимой.
— Черт, чувак, — выдохнул Ангус, — здесь повсюду муравьи. — Он вытер руки о свои 501-е8 и уставился на меня. Его глаза за стеклами очков казались огромными.
Я открыл кофр. Внутри оказалась мертвая кошка и множество муравьев.
Я захлопнул кофр.
Ангус метнулся мимо меня. Я слышал, как его рвало в ванной рядом с кабинетом. Через мгновение я понял, что просто стою, потирая рот рукой и слушая Ангуса. Я позвонил в полицию. К этому времени я уже запомнил номер. Вскоре появилась патрульная машина, за которой последовали Чан и Риордан.
— Вы кому-то не нравитесь, мистер Инглиш, — заметил один из полицейских в форме, закрывая свой блокнот на моей второй жалобе за двадцать четыре часа.
Они кивнули, проходя мимо Чана и Риордана.
— В чем дело? — спросил Риордан.
— Кто-то положил дохлую кошку в кофре в моем кабинете.
Риордан и Чан обменялись взглядами.
— Кто? — спросил Чан.
— Кто? Это риторический вопрос? Откуда мне знать, кто? Тот же человек, который прислал мне черные цветы и открытку с соболезнованиями и вломился в мой магазин и прятался в переулке прошлой ночью!
— Я что-то пропустил? — спросил Риордан своего партнера. Чан потянулся за сигаретой, но тут же опомнился. Он начал хлопать себя по карманам в поисках жвачки.
— Если бы люди с самого начала были откровенны, это принесло значительную помощь, — ответил Чан.
Я недоверчиво рассмеялся.
— Я неискренен? Я здесь жертва. Меня преследуют.
— Повтори еще раз для меня, — попросил Риордан.
На самом деле, пока я не облек в слова, все было туманным и почти не сформированным, но теперь я обнаружил, что упрямо цепляюсь за очевидное.
— Меня преследуют.
— Как вы думаете, кто это может быть, мистер Инглиш? — вежливо спросил Чан, разворачивая пластинку жевательной резинки.
— Тот, кто убил Роберта. — Я заметил бледного Ангуса, слонявшегося позади них. — Пойдемте наверх. Я должен кое-что показать.
Они молча последовали за мной наверх. Представляю, какими многострадальными взглядами они обменялись за моей спиной.
В гостиной я показал им школьный фотоальбом Роба. Я пересказал им слова Тары, что Роберт просил ее отправить альбом ему по почте прямо перед смертью. Я открыл страницу с Шахматным клубом и указал на Расти. Я объяснил, как он вышел из окна отеля на прогулку.
— Я думаю, что его смерть может быть связана с убийством Роберта. Может быть, он не совершал самоубийство.
— Вы считаете, что кто-то убил Кордея? — Чан все еще сохранял нейтралитет.
— Я не уверен, но предполагаю. Это ведь возможно?
— Трудно сказать, не видя полицейского отчета, — произнес Риордан.
Чан сделал что-то вроде двойного взгляда в сторону своего партнера.
— Мистер Инглиш, — осторожно начал он, одним глазом посмотрев на своего партнера, — как вы думаете, какой возможный мотив мог быть у кого-то для убийства членов вашего школьного шахматного клуба?
— Понятия не имею. Я не так долго состоял в этом клубе. Но, может быть, кто-нибудь из выживших членов клуба знает.
— Выжившие члены? У вас есть какие-то основания полагать, что с другими участниками что-то случилось?
— Ну, нет. Но разве это не слишком для совпадения? — Я взглянул на Риордана.
Он с любопытством оглядывал мою гостиную. Не знаю, что он нашел такого интересного. Было бы неплохо, если бы он обратил внимание на то, что я говорил.
— Нет, не совсем, мистер Инглиш, — ответил Чан. — В любом выпускном классе средней школы к моменту вашей десятой встречи выпускников будет много смертей, самоубийств и даже убийств. Это закон средних чисел.
— Неважно. Как насчет этого? — Я сунул открытку «Сочувствую» Риордану, который, казалось, пришел в себя.
Он взглянул на меня исподлобья, взял открытку, прочитал, перевернул ее и передал Чану. Серьезно сказал: