— Это явно не Холмарк.

Я выхватил открытку у Чана, согнув ее в процессе.

— Для вас это просто одна большая гребаная шутка? Что ж, это моя жизнь в опасности. Роберт мертв, помните, детективы?

— Успокойтесь, ради всего святого, — пробормотал Риордан. Он забрал у меня открытку. — Никто не угрожал вашей жизни?

— Разве не это подразумевается в этой открытке и похоронных цветах? Вы хотите сказать, что оставлять мертвое животное на территории частной собственности не противозаконно? Что нет ничего незаконного в том, чтобы вламываться в чей-то магазин? Очевидно, тот, кто ограбил мой магазин, оставил эту дохлую кошку...

— Это, конечно, преследование, — согласился Чан.

— Преследование! — Мой голос взлетел как у венского хора мальчиков, и брови Риордана поползли вверх.

— Послушайте, мистер Инглиш, — простецки начал Чан, — попробуйте взглянуть на это с нашей точки зрения.

— О, я понял. — Я остановился как вкопанный. — Вы все еще думаете, что я все сам это сделал. Что я пытаюсь сбить вас со следа. Отвлекающий маневр, верно?

— Это хорошая мысль, мистер Инглиш. Ваша книга, которую должны опубликовать... Сюжет вертится вокруг человека, который зарезал старого друга, не так ли? —мягко вставил Чан.

Я моргнул раз или два. Эти двое сделали домашнюю работу на отлично. Должно быть, они узнали о моей книге, когда расспрашивали остальных членов группы авторов — и тот факт, что полицейские разговаривали с группой, когда Роб провел в ней так мало времени, должен был быть значительным. Они должны были поверить, что виновен либо Клод, либо я.

— На самом деле речь идет о человеке, который узнает, кто зарезал старого друга. Он сыщик-любитель.

— Он гомосексуалист.

Это произнес Риордан. Один из тех парней, которые, вероятно, спали на фланелевых простынях с рисунком медведей, сосен и крошечных лассо. Настоящий мужчина, который чешет свои яйца и нюхает подмышки. Мужчина, который ни за что не пропустит киномарафон Чака Норриса по телевизору.

— Вы, кажется, одержимы моей сексуальностью, детектив.

Что-то темное и неясное мелькнуло в его глазах. Я решил, что не хочу слишком сильно его злить.

— Кто опознал тело Роберта? — внезапно спросил я.

— Его жена.

— Тара? Когда?

— Она была здесь, в Лос-Анджелесе, когда это случилось, — ответил Риордан. — Они пытались возобновить отношения.

У меня, должно быть, отвисла челюсть. Чан констатировал очевидное.

— Ты не знал?

— Нет.

Риордан, все еще держа открытку с соболезнованиями, провел углом под ногтем большого пальца. Дружелюбно спросил:

— Вам известно, что миссис Херси является единственным бенефициаром страхового полиса на миллион долларов, оставленного Робертом Херси?

— Т-Тара? — Я запнулся. — Тара — наследница Роберта?

Риордан посмотрел на меня и странно улыбнулся.

— Ты не знал.

— Это строго конфиденциально, мистер Инглиш, — предупредил Чан.

«Нет, это не так, — подумал я. — Еще одна своего рода ловушка».

— Ваша жизнь вне опасности, Инглиш, — протянул Риордан.

Я почувствовал, что краснею от гнева.

— Вы хоть потрудились проверить флориста?

Риордан вздохнул.

— Да. Цветы привезли из «Конроя» на Бальбоа. Это оживленное место. За них заплатили наличными, и никто ничего не помнит о покупателе.

— Так это все? Вы потрудились показать чьи-нибудь фотографии на случай, если это заставит...

— Фотографии кого? — рявкнул Риордан. Его гнев оказался неожиданностью для меня. — Да, на самом деле мы показывали вашу фотографию. Никто вас не вспомнил.

Чан выдул пузырь из жевательной резинки. Лопнул.

— Цветы Херси пришли из того же места. Дюжина красных роз, оплаченных наличными. Дорогое удовольствие, Инглиш.

— Вот мне повезло. Преследователь с хорошим вкусом.

— Роберт получил такую открытку? — спросил Риордан.

— Не знаю. Он не говорил.

— Что он сказал? Он не казался нервным, озабоченным?

— Нет.

— Значит, он не чувствовал угрозы? Преследование?

Я только уставился на них.

— Мы будем на связи, — сказал Риордан.