– Кому расскажешь – прибью на месте! – грозя увесистым кулаком, приговаривал Лёня, с нарочитой серьёзностью глядя на Геру. А тот смотрел на товарища снисходительным и понимающим взглядом, как смотрит родитель на маленькое дитя или старший брат на младшего.

– Вот кому мне рассказывать, да и зачем? – спрашивал Гера. –Угомонись! Я за тебя, дуралей.

Было решено, что завтра с утра Лёня отправится к Любаше, благо, занятия у него начинались с обеда. В такие благостные дни парень обычно отсыпался, но сегодня он попросил Геру утром растолкать его пораньше, дабы подготовиться к встрече с девушкой.

Герман не мог дождаться, когда наконец останется в комнате один. И такой момент наступил. Перед сном Лёня решил покурить с соседскими ребятами, и, как только за ним захлопнулась дверь, Гера сразу же вскочил. Он быстро отлил ещё тёплой воды из банки в пустой Лёнин стакан и высыпал туда остатки сахара из спичечного коробка. Шустро и громко размешав кристаллы сахара ложечкой, он, затаив дыхание, полил рыхлую цветочную землю.

– Ну что, теперь довольна? Говори, что Олеся от меня хочет? – выпалил юноша, грозно нависнув над фиалкой как на допросе. Но прошла секунда, затем минули вторая и третья, но Гера так и не услышал ни словечка. Он вплотную прильнул к цветку, уловив его сладкий пудровый аромат с тонкими нотками свежей древесины. Юноша настойчиво повторил свой вопрос ещё раз. Прошло ещё несколько долгих минут, в которые Герман пытался добиться от фиалки ответа, обхватывая горшок руками и переставляя его с места на место. Каждый раз он опасливо озирался на дверь, когда в коридоре слышались приближающиеся шаги, но все они проносились мимо.

– Обдурила меня, значит! – рассерженно бросил Герман, скрестив руки на груди и сверля фиалку недружелюбным взглядом. – Не ожидал от столь благородного цветка такой дерзости. Ну что ж, придётся тебе задержаться здесь подольше. И сладкой воды ты больше не получишь!

Юноша рывком встал со стула. Нервно разбирая постель, он услышал приглушённый смешок. Гера резко выпрямился и с возмущением взглянул на фиалку.

«Боже правый, какие же люди уязвимые и смешные, когда злятся! Вас так легко обидеть! Не злись, мальчик, тебе не идёт…»

– Ты играешь со мной?

«Ой, больно надо! – фыркнула фиалка и продолжила: – Если оставишь меня в этом ужасном месте, то в долгу не останусь: буду мешать тебе своей болтовнёй каждый день!»

– Ой, напугала! Отдам тебя обратно на вахту, где тебя никто не услышит. Там хоть серенады можешь исполнять во всю глотку.

«Ты так не поступишь! Хоть ты и нетерпеливый, да и невоспитанный в придачу, но сердце у тебя доброе. Я это чувствую…»

– Это я невоспитанный? – со злостью воскликнул юноша. – И это мне заявляет та, чей дурацкий каприз я исполнил! А ты не сдержала своего обещания! И ты даже не представляешь, какой гадкий у меня был день!

«Я не виновата в том, что у тебя был плохой день. И я не люблю, когда от меня что-то требуют сию минуту. Ты не дал мне насладиться долгожданным мгновеньем, когда водица начала питать и отогревать мои корни… Я только начала просыпаться от её нежного прикосновения, а ты сию же секунду пристал ко мне со своими дурацкими расспросами. Неужели самому трудно догадаться?»

– Ох, простите, ваше превосходительство! – Герман сделал низкий поклон, махнув рукой, и в изнеможении опустился на кровать. – Чёрт с тобой… Не хочешь – не говори… Меня уже ничем не удивишь.

Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату вошёл Лёня, а вместе с ним пожаловал и ядрёный запах табака. Не разуваясь, парень рухнул на койку и, подложив ладони под голову, мечтательно уставился в потолок.

– Эх, я даже не думал, что так быстро увижу её снова. Только волнуюсь я чего-то, журавль… А вдруг с ней что-то серьёзное приключилось, а?

– Если бы правда что-то стряслось, нам бы в институте сообщили, так что выкинь из головы эти глупые мысли, – отозвался Гера, устало взбивая подушку.

– И то верно… А ты чего смурной такой? Вроде, когда уходил, ты был куда веселее.

– Да я спать хочу, устал сегодня как собака… Сил уже нет.

– Ааа… – протянул Лёня и сладко зевнул. – Ну, сегодня спать будешь, как младенец, эт точно! Вон, дождь за окном потихоньку накрапывает. А я в такие ночи сплю как убитый… Покойно так на душе, прохладно и дышится легко.

– Если дождь ночью усилится, то к утру задубеем тут, – поёжившись, отозвался Герман. Он потянулся к столу, схватив свой стакан с недопитым чаем, и сделал большой глоток. И внезапно услышал:

«Не пойму, что Олеська в тебе нашла? Ты такой занудный, как старик… На свидании с ней хоть не нуди, я тебя умоляю. Иначе она сама от тебя сбежит!»

Герман тут же поперхнулся. Холодный чай потёк по подборку и окропил колени. Неминуемый приступ кашля вцепился в его горло, и юноша, беспомощно хватая воздух мокрым губами, попытался откашляться. Лёня тут же встрепенулся от дремоты и уставился на покрасневшее лицо Геры в полном замешательстве. Но уже в следующее мгновенье он метнулся к юноше и принялся хлопать его по спине, аккурат между лопаток. В тот момент Герман не знал, от чего ему стало хуже: от того, что он не мог вздохнуть или от того, что Лёня со всей силы лупил его по спине. Гера быстро замахал руками, отстраняясь от нависшего над ним Леонида.

– Ну, ё моё, ты как так умудрился чаем-то подавиться?! – взволнованно спросил Лёня, сев на свою койку.

– Сам… не знаю! – отозвался еле откашлявшийся юноша, утирая выступившие слёзы. – Первый раз такое… – он покосился на замолкшую фиалку, борясь со жгучим желанием выкинуть её в окно.

«Беру свои слова обратно! Ты так смешон!» – с хохотом выдала фиалка. –  «Возьми с собой на свидание что-то другое, а не свой понурый вид. И оденься поприличнее, Олеська ведь у нас барышня внимательная. И требовательная! Погоди, а ты на свиданиях-то был хоть раз? По твоему ошарашенному виду так и не скажешь!»

– Так, я спать, – хмуро отрезал Герман и отвернулся к стене. В нём кипело негодование, злость и… страх. Страх перед встречей с Олесей.

– Ладно, доброй ночи. Ты меня точно завтра разбудишь? – спросил Лёня, стаскивая с ног ботинки.

Гера лишь угрюмо угукнул. Ему так хотелось ответить наглой фиалке, но он сдерживал свой порыв изо всех сил. И только когда Лёня засопел, Гера повернулся к столу и выключил лампу, процедив сквозь зубы:

– Спектакль окончен, госпожа фиалка! Гасим свет. Аплодисментов не будет.