Они ловко влились в поток фланирующих горожан и девушка, наконец, раскрыла свою тайну:

– Я заранее прошу прощения за эту встречу, ведь понимаю, как это выглядит с вашей стороны… – Юноша только открыл рот, чтобы возразить ей, но Олеся уже завела свою трель: – Послушайте пожалуйста, мне важно сказать это сейчас. Я в вашем городе совсем недавно, живу с тёткой на окраине и пока у меня совсем нет возможности… – Девушка на секунду замялась: – обжиться и найти себя здесь. Работа отнимает почти всё моё время… так глупо и нелепо. Знаете, сидишь в этой лавке среди множества горшков и садовых зарослей и смотришь, как за окном мимо тебя проходит вся жизнь…

– У вас кто-то болен, и вы должны…

– Нет, нет, что вы, всё хорошо с моей тёткой… Это она, кстати, работу мне нашла. Без неё – я как без рук в чужом городе. Дело в другом… – Олеся нервно поправила лиловый шарфик на шее и продолжила: – Вы когда ко мне в магазинчик зашли, у вас из портфеля торчали конспекты и в углу стоял штамп Крымского педагогического института... Простите, но я прочитала несколько строк и поняла, что вы, скорее всего, учитесь на факультете журналистики… – Она прикрыла ладошкой раскрасневшиеся щёки. – Как стыдно теперь… А уже потом вы мне сами сказали, что учитесь там на первом курсе!

–  Ха-ха, а вы наблюдательны! – Герман всё ещё не понимал, к чему клонит его собеседница, но он проникся участием к ней и не хотел, чтобы она подумала, что он может её за что-то осудить. Тем более за такую мелочь.

– Вы не злитесь на меня? Нет? Ну, слава Богу… А за то, что я вас сюда вытащила в такую погоду?

 Юноша отрицательно покачал головой и сделал попытку улыбнуться, после чего девушка смело предложила:

– Ой, а давайте зайдём в этот буфет, нам там точно будут рады!

У Германа не оставалось выхода, как охотно согласиться и поспешить за бойкой девушкой, которая уже упорхнула к двери. Внутри маленького тёплого помещения с большой расписной витриной их встретил шум голосов многочисленных посетителей, а в нос ударили ароматы сладкой сдобы да крепкой чайной заварки.

– По пятницам здесь всегда столько народу! Будто во всём городе закончилась выпечка! – словно оправдываясь за галдящую толпу, заявила Олеся. – Но только в этом буфете есть маковые булочки с шоколадом, за которые я всё готова вытерпеть! Герман, а вы голодны?

– Нет, я успел поужинать перед выходом, – соврал юноша.

– Тогда ещё угощу вас горячим чаем! Я вижу, вы без головного убора, ещё простудитесь, не дай Бог, а я буду чувствовать себя виноватой!

Герман оторопел. Он наклонился почти вплотную к Олесе, чтобы перекричать стайку ребятишек рядом, которым не хватало на буханку хлеба:

– Я лучше вас угощу любимыми булочками! А чай сам себе куплю! – Он ощутил приятный цветочный аромат её волос. Так благоухает свежий букет садовых роз или куст увесистых поздних пионов. «Наверное, так пахнут все, кто живёт среди цветов? Или… только она?» – на секунду задумался Герман, но эти мысли вогнали его в краску. Олеся ничего не ответила, её горящие глаза с детским азартом уже искали блестящие шоколадные бока среди горок румяных пирожков и ватрушек, рядов вафельных трубочек со сгущёнкой и шоколадных колбасок, обилия поджаристых беляшей да коржиков из песочного теста. И это была лишь малая часть всего ассортимента!

– Дядечка, а у вас не найдётся три копейки? Нам на хлебушек не хватает… – настырно пропищал рядом детский голосок и за рукав пальто потянули. Герман опустил голову и столкнулся взглядом с мальчишкой лет шести. Тот умоляюще смотрел на него голодными серыми глазищами.

– Сколько-сколько тебе не хватает? Не расслышала… – с участием спросила мальчика Олеся, наклонившись к нему.

– Не надо, я уже нашёл! – Герман сунул ладонь в глубокий карман и вытащил оттуда горсть медных монет. – Держи пять, мельче нет.

«Теперь мне не хватит на булочку и чай…» – вздохнув, подумал он и украдкой взглянул на Олесю, которая уже весело болтала со второй буфетчицей, показывая на вожделенный десерт. Когда он пробрался через толпу к девушке, она со счастливым видом сообщила:

–  Я уже взяла нам две булочки и чай! Правда, без сахара. Займёте нам местечко у окошка? В-о-о-он там… – Герман едва успел открыть рот, но предприимчивая девушка его тут же остановила: –  Угостите меня потом! Я не против. Идите, а то место займут!

Ощущение неловкости и стеснения захлестнуло юношу с головой. Галстук, туго завязанный на шее, стал сдавливать горло, пустой желудок предательски заурчал, а голова гудела от людского гомона вокруг. Он еле-еле протиснулся сквозь скопление людей к высокому круглому столику на внушительной ножке, усеянному крошками. За окном тем временем стремительно смеркалось, и городской пейзаж стал похож на акварельное полотно, на котором ярким акцентом выделялись жёлтые светлячки, застрявшие в кронах деревьев, а прохожие слились в неясные плывущие в сизой мгле силуэты. Герману захотелось стянуть с шеи галстук, но он лишь ослабил его хватку, наблюдая за Олесей издалека. Она чувствовала себя как рыбка в речном водоёме, весело болтая о чём-то с буфетчицами и изящно лавируя между посетителями с тарелкой булочек в руках. Когда Герман опомнился, на столике уже стояли угощения, внушительный стакан с дымящимся чаем и салфетница.

– Мне так неудобно! Мало того, что я вас не угостил, да ещё и не помог…

– Герман, бросьте! Зато вы помогли ребятишкам купить хлеба! Смотрите, как они аппетитно его уминают, ну просто прелесть! Да и я сама попросила вас занять нам столик. Прекратите извиняться, иначе мне станет неловко!

Герман вздохнул, но перечить девушке не стал. Он улыбнулся и произнёс:

– Спасибо вам! В долгу я не останусь, уж поверьте. И приятного аппетита.

К тому времени, как маковые булочки были почти съедены, а крепкий чай в руках Германа перестал дымиться, буфет понемногу опустел. Герман отметил про себя, что дышать стало куда свободнее и витающее в воздухе напряжение потихоньку отступило. Пока Олеся молча лакомилась своим десертом, юноша незаметно наблюдал за ней. Она напоминала ему маленькую смешную девочку, которая вставала на цыпочки, чтобы дотянуться до салфетницы. Он учтиво подвинул её к девушке, и та благодарно кивнула ему, с аппетитом уплетая за обе щеки.

– А вы почему не кушаете свою порцию? – наконец, спросила она, вытирая уголки губ сложенной салфеткой.

– Я… как-то равнодушен к сладкому с самого детства, – пожал плечами Герман. – С радостью поделюсь с вами.

– Нет, мне больше нельзя, – поморщив курносый нос, замотала головой она. – Иначе потом покроюсь мелкой красной сыпью, и тётка сразу догадается, что я тайком уплетала сладкое… И не пустит меня ещё на смену в лавку, чтобы посетителей не распугивать.

– Извините! – Герман потупил взор. – У вас… аллергия?

– Угу. На шоколад. В детстве совсем всё было плохо. Я могла просто украдкой лизнуть шоколадную плитку и у меня раздувало язык… Говорить не могла, только мычала. Мама меня тогда в шутку называла «Му-му». Вот только мне не до шуток было! До сих пор Новый год для меня не праздник, а мучение какое-то! Помню, как всё время меня угощали чем-то пресным, солёным да кислым, пока остальным детям коробками дарили шоколадных зайчат... Вы точно не будете булочку?

Герман замешкался на несколько мгновений, а Олеся уже схватила тарелку и направилась с ней к приютившимся у полупустой витрины детям. Они уже почти доели свой хлеб с молоком, когда она вручила им булочку, строго-настрого наказав поделить её на всех. Ребятишки запищали от восторга, а самый старший, схватив угощение, с важным видом принялся его ломать. Олеся вернула пустую тарелку буфетчице, которая со смехом произнесла:

– Ты их разбаловала, Олеська! Уже приходят к нам и ждут, пока их угостят! Без еды не уходят! Как чайки, ей-богу…

– Да какие ж из них чайки, тёть Клав? Те наглые и шумные, а эти… как голубята! Да и чего добру пропадать? – ответила она и вернулась к столику.

– Вы часто здесь бываете? – спросил Герман.

– Да, тёть Клава – старинная подруга моей мамы. Поэтому частенько и мне что-нибудь вкусненькое перепадает, – сказала Олеся и подмигнула.

Герман понимающе кивнул и встретился с оценивающим взглядом пышной буфетчицы, которая усердно вытирала стакан полотенчиком, крутя его розоватыми крупными ладонями. Он отвёл глаза к окну и сделал большой глоток уже остывшего чая.

– А почему вы не любите сладкое? – подперев кулачком маленький подбородок, с любопытством спросила Олеся.

– Так вышло, что в детстве мой дом не был полон сладостей. А во время войны уж тем более. Я помню, что по праздникам был домашний хлеб, какие-то булочки, с капустой, с картошкой, кажется, или яйцом. Иногда была пшённая каша и полба. И почти всё мы ели с солью, с зеленью, с перцем. Для меня мама всегда припасала сахарную свёклу, а дедушка добывал немного цветочного мёда… И то он всегда твердил, что мёд – это не сладость, а лекарство, которое нужно есть с умом. Но вкус шоколада, сахара или даже варенья кажется мне каким-то… приторным. И совсем не аппетитным.

– Надо же… – вздохнула Олеся и задумчиво произнесла: – Я много знаю людей, которые в детстве были лишены такой роскоши, как сахар. А сейчас их за уши не оттащишь от сладкого. Прямо как вон тех детей. А вас эти сладости так и не пленили… Почему так?

– Я и сам не знаю… – с улыбкой ответил Гера и призадумался. – Мама всё пытается наверстать упущенное и каждый раз к моему приходу покупает шоколадные конфеты, печёт пирожки, варит варенье… Но в меня больше двух конфет или кусочков никогда не влезало. Она говорит, что я конституцией в отца пошёл. Такой же вытянутый и худосочный. Он тоже сладкое особо не понимал. Ему супы подавай, да понаваристей, или картошку печёную с солью. Или кашу ячневую и обязательно со сливочным маслом…

– Вот оно как! Надо было, значит, вас приглашать не в буфет, а… а в столовую! Где есть первое, второе и компот, да?