— Вчера ты показалась мне морской царевной, а сегодня...

— Ну-ну! Теперь ты скажешь, что утро вечера мудренее и только сейчас ты меня разглядел по-настоящему!

— Что-то в этом роде... Вместо нежной царевны в моих сетях запуталась предводительница пиратского клана. Но...

— Но ты не так уж недоволен! — перебила она.

— С женщинами, особенно умными, сложно говорить. Они излишне проницательны. Поэтому им в пику мужчина начинает делать все наоборот. Взять, допустим, меня...

— В качестве мужчины или умной женщины?

— Это невозможно!

Оба рассмеялись.

— Ты, кажется, пытался произнести речь, — сказала она очень серьезно,— так продолжай, не стесняйся.

— Спасибо. Продолжу. Берем, к примеру, меня. Чем я, по-твоему, в данный момент занимаюсь?

— Болтаешь что на ум взбредет.

— Не только. Я лежу вниз головой.

— Не преувеличивай. Хотя... отчасти верно.

— Это верно абсолютно — и в переносном смысле. Правда, теперь я начинаю думать, что лишь повстречав тебя, я, наконец, перевернулся с головы на ноги.

— Для пляжа слишком философично. Посмотри лучше, я уже сгорела или можно еще полежать?

Он поднялся, переставил свой лежак параллельно ее лежаку, потом сел и осторожно провел ладонью по ее покрасневшей спине.

На мой взгляд, довольно — переворачивайся!

И она послушно подставила солнцу бледный живот.

Шум прибоя успокаивал, наводил дрему. От моря тянуло свежестью, охлаждая разгоряченные солнцем тела. Он сидел на своем лежаке и смотрел в синюю даль, туда, где у сияющего горизонта море сливалось с небом. Из этого сияния вдруг ро­дилась движущаяся белая точка. Она росла, приближалась и неожиданно превратилась в миниатюрный парусный корабль. Он следил за ним, не веря своим глазам. Парусник величаво плыл к берегу.

— Парусный корабль... — произнес он счастливым голосом. Она села и недоверчиво посмотрела в направлении его вытя­нутой руки. Потом вдруг радостно воскликнула: "Вижу!" — вскочила, сорвала очки. Он стал рядом с ней.

Распустив по ветру белоснежные паруса, корабль торжествен­но входил в порт. Это был настоящий парусный корабль, из тех, на которых проходят морскую практику курсанты. Парусник казал­ся нереальным, пришельцем из другого мира. Прекрасного и романтического мира дальних странствий.

— К нам приближается сказка... — шепнула она. — Ты чувству­ешь?

— Я в сказке со вчерашнего дня... — тоже шепотом отозвался он, словно боясь разрушить непрочную иллюзию.

Корабль убавил парусов и вошел в порт.

— Идем, посмотрим вблизи, — предложил он.

— Нет. — Она отрицательно качнула головой. — Пусть он оста­нется чудом!

Он ничего не ответил, признав ее правоту.

Раскаленный диск солнца плавал в голубом мареве — время приближалось к часу дня. Она села, вытерла со лба пот и ска­зала: "Уфф, больше не могу!" — и решительно поднялась. "Наконец-то! — воскликнул он. — Я уже вполне прожарился и готов к употреблению." Она хмыкнула и пошла к спиральной переодевалке, а он понес сдавать лежаки.

Она шла ему навстречу, и золотистое платье из жатой марли чуть колыхалось при ходьбе. На ярком солнце оно просвечивало, и был виден контур бедер и стройных ног. Он во все глаза смотрел, как она приближается к нему с горделивой улыбкой красивой женщины, сознающей свою красоту и свои женские чары. Темные длинные волосы на фоне золотистого платья, зеленые, горящие от возбуждения глаза и подтянутая, хорошо вы­лепленная фигура делали ее чертовски привлекательной. Они медленно направились вдоль набережной, и мужчины провожали ее восхищенными взглядами.

— Есть что-то ненормальное в том, что весь город — курорт, — говорила она. — Представь только, круглый год жить на курорте! Это или очень скучно, или же очень весело.

— Зависит от характера субъекта, — невольно усмехнулся он. — Ты только взгляни туда, левее, к фонтану ближе.

— Дымок...

— И совершенно великолепный дымок! Принюхайся.

Она по-собачьи потянула носом воздух и смущенно оглянулась: солидная женщина стоит посреди тротуара в яркой праздничной толпе и принюхивается.

— Идем скорее, — торопил он. — Я зверски проголодался!

— Шашлыки! Я ужасно хочу шашлыков!— она уже быстро шла по направлению в дыму, поднимающемуся над мангалом.

Мангал стоял под толстой пальмой, ствол которой напоминал огромную бутылку, укутанную слоем войлока. Распоряжался им энергичный полный продавец с угрожающе торчавшими усами и в халате с закатанными по локоть рукавами, открывавшими креп­кие волосатые руки. Его буйная, с проседью шевелюра, черные испепеляющие глаза и акцент не оставляли сомнений в том, что он ведет свою родословную с кавказских гор. Они заняли очередь и стали ждать, пока мясо прожарится. Хозяин жаровни священнодействовал; то и дело переворачивал шампуры, поливал уксусом лоснящееся, в коричневой обольстительной корочке мя­со, не забывая при этом глаз положить на всех стоявших побли­зости женщин, высказаться о последних политических событиях и собственном понимании смысла жизни.

Потом они ели сочное, остро пахнущее дымом мясо, кусок за куском осторожно снимая с шампура зубами. Жмурились от удовольствия, весело переглядывались и цокали языками в знак высшего одобрения. И жизнь была прекрасна и безоблач­на, как этот сверкающий солнечный день.

Линия набережной тянулась по-над берегом. Они неторопливо шли, следуя всем ее извивам, и полной грудью вдыхали морской особенный воздух, насыщенный резкими запахами водорослей, рыбы и йода.

На противоположной от цирка стороне бульвара возвышалась башня фуникулера, напоминавшая ствол гигантского кактуса с приделанными к нему площадками для осмотра. Они купили билеты, поднялись по лестнице и ступили в покачивающийся вагончик, Вагончик оторвался от своего воздушного причала, медленно поплыл над городом, над парком "Дендрарий" и вскоре пристал к такой же воздушной пристани в верхней части уникального парка.

Она затихла, покоренная прелестью этого зачарованного островка. Яркие павлины горделиво разгуливали на изумрудных лужайках, издавая порой громкие мяукающие крики. После долгих уговоров зрителей то один из них, то другой распускал свой роскошный хвост и словно нарочно позировал для фотографирования.

— Цветуще деревья... Ты чувствуешь, стоит пройти несколь­ко шагов — и в воздухе разливается новый аромат. Цветущий мир... Как называются эти кустарники? Целое поле кустарников, сплошь усыпанных крупными пурпурными, розовыми, лиловыми, белыми цветами!..

— Азалия, — прочел он.

— Азалии... — повторила она, вслушиваясь в звучание непри­вычного слова.

— Взгляни, кажется там речка! Спустимся?

По крутой тропинке они сбежали на мост с витыми чугунными перилами. Речка бежала в неглубокой лощине и впадала в выло­женный камнем пруд, из которого водопадом обрывалась в другой пруд, большего размера. Берега лощины густо поросли вековыми деревья­ми, под сенью которых было сумрачно и прохладно. В прудах блаженствовали лягушки, громким кваканьем вознося хвалу небу. Порой какая-нибудь лягушачья пара замолкала и, слившись в порыве страсти, медленно погружалась на дно. Выше по течению шелестели заросли бамбука. А в воздухе стоял терпкий хвойный дух — мрачноватая аллея столетних елей уходила вверх и налево. Они свер­нули в эту аллею и остановились.

— Давай сядем, — полувопросительно произнесла она.— Здесь, под этой огромной древней елью. — И принялась сметать с темно-зеле­ной скамейки пожелтевшую хвою.

Ветви ели опустились шатром под действием времени и собст­венной тяжести. Они сели и замолчали, боясь разрушить мгновен­но возникшую близость. Она прислонилась щекой к его плечу и взяла в ладони его руку; перебирала, теребила его пальцы свои­ми нежными пальчиками.

— Однажды, — она начала свой рассказ теплым грудным голосом, — я стояла в очереди у билетной кассы. Фильм уже не помню, да это и значения не имеет. Следом за мною пристроилась влюблен­ная парочка. Глухонемые. Парень и девушка. Оба высокие, симпатичные, лет восемнадцати-двадцати. Она — темноглазая и темноволосая, он — кудрявый блондин. Они разговаривали глазами и руками. Трещали без умолку! И никакого комплекса неполноценности, пожалуй, даже презрение к окружающим. Во всем мире их было только двое. Они, то касались друг друга пальцами, то разгова­ривали жестами. В их лицах недоставало привычной мимики, но руки... руки были живее лиц. Нежные, ласковые, страстные пальцы то переплетались, то ненадолго расставались, чтобы тотчас сплестись вновь. Физический контакт, вероятно, значил для них гораздо больше, чем для нас, выражающих свои чувства в разговоре. Эти двое были беспредельно счастливы — и ни до чего в мире им не было никакого дела!

— Почему ты об этом вспомнила?— спросил он после паузы.

— Так... вспомнилось... Я сейчас пыталась разговаривать с тобою пальцами. Ты почувствовал?

— Да. Ты не веришь?

— Верю, — она с удивлением воззрилась на него.

В ее чуть наигранном удивлении крылись лукавинка и вызов. И, отвечая на этот вызов, он схватил ее в охапку и начал неис­тово целовать. Она отбивалась, увертываясь и смеясь, потом вдруг обвила его шею руками и полностью отдалась поцелую. Послышались чьи-то голоса, и она, стремительно спрыгнув с его колен, быстро оправила платье и напустила на себя строгий вид. Он взял ее под руку, и они чинно пошли по аллее вверх.

Следующую аллейку пересекал прозрач­ный ручей. Немного поодаль виднелась солнечная полянка с неглу­боким бассейном в форме неправильной восьмерки. В бассейне плавали золотке рыбки, а рядом стояла беседка из бамбука в стиле китайской фанзы. Над ручьем изгибалась ажурная арка китайского мос­тика. Тонкий аромат издавали розовые кусты с крупными, размером с блюдце, чайными розами.