Она тогда пыталась просто не забыть дышать, переживая заново весь день, и с ужасом вспоминая, как вслед за родительскими, полетели вниз головы преданных королевской крови и остались на чёрном полу. Их красная кровь касалась ее ног и кто-то прошипел: “Видишь, у всех кровь красная”. Она тогда все ещё никак не могла осмыслить происходящее, слишком это было нереально. Словно старая книга из тёмных времён, когда убивают без жалости, когда смеются, опьяненные кровью, когда мир дрожит и воздух наполняется запахом страха. И только мысленно удивилась сказанному, ведь ее кровь была золотая и она думала, что и у ее родителей она такая же, но их кровь была красной, почти чёрной. Мир раскрывал свои загадки, но не делился отгадками, и сложно было заняться этим переливчатым волшебством, когда ты не знаешь, а останешься ли жива ты сама или и твоя голова сейчас упадёт на чёрный пол.
Тогда она под сильными эмоциями, поддавшись им, схлопнула до боли плотно крылья и почувствовала интимный узор, который вычертили золотом ее перья. Не важно какая эмоция бурлила в ней, рисунок проявлялся и от боли, и от любви, и от страха или бурной радости. И тогда она стала вырывать эти нежные перья из себя, проявляя всю возможную ей пластику акробата, почему-то считая, что если не будет рисунка, то не будет и эмоций. Она думала, что это они заставляют чувствовать, а не просто проводят сигналы к нервам, покалывая их и принося владельцу дурманящее чувство эйфории. И вот, перьев выдрано уже столько (правда, не для того, чтобы избавить ее от чувственности, и не ею), что крылья не могут ее поднять, как будто в оперении и заключалась вся сила Крылатых, а без них, они не чувствуют ветра и, конечно, не могут взлететь.
Убедившись, что никого нет рядом с воротами замка, Ито преодолела последний участок пути и скрылась в гнетущей черноте тени дворца и наполняемой его тишине. Последние шаги были труднее всего, хотелось убежать, закрыться в комнате и никого не видеть, никого не слышать. Но комната не могла быть спасением в мире, который уже принадлежал другому, а не ей. Она не вошла, а скорее проскользнула в зал, заметив нежную ласку золотой безжалостной воительницы к чёрному завоевателю.
Ито сморгнула, чтобы не видеть происходящего, она не могла не думать, но могла смотреть и не видеть. Она уговаривала себя, что так жить чуточку проще. Когда страшно, когда больно, когда неприятно и стыдно, просто моргаешь и смотришь не на то, что вокруг, а в себя. Жить так невозможно, но на то, чтобы удерживать себя от эмоций - хватает. А в тронном зале она не могла не испытывать эмоций, если не воспоминания, то завоеватель и его команда умели их вызвать, и ни одна из них не была радостной.
Она снова оглядела пол, и снова увидела кровь. Ее давно уже не было на каменном полу зала, но она видела, каждый раз находясь в зале - видела лужу крови, и отделённые от тел головы своих родителей. Она помнила блеск золотых волос матери, почти касавшихся ее лица, погружавшихся в темную жидкость, и отражения людей, что стояли над ней. Она не помнила ее глаз, которые были в упор направлены на неё, но так хорошо запомнила золотое сияние, исчезающее в крови. Ей было тогда даже не страшно, а больно, очень, очень больно. Она не понимала тогда, почему ее не отправили вслед за родителями, чтобы сразу прервать весь род. Политические хитросплетения ей были чужды, ее никогда не готовили в правительницы, поэтому решения властьпредержащих доходили до неё, как и до простых людей, она их ходы и решения предугадывать не умела. Ито должна была быть служительницей в храме и тогда соединились бы власть религиозная и светская.
Ей и сейчас не было страшно, ей просто все так же было больно, а еще ей было стыдно. Стыдно понимать, что в замке своих родителей она стала роскошной вещью, чем-то вроде единорога и только за этим ее держат, и не лишают покоев, в которых она жила до смерти Канов. Ей дают еду и выгуливают. И так же демонстрируют, как единорога, усаживая у ног завоевателя. Обдирают ее золотые перья, прекрасно представляя насколько это постыдно для нее, насколько интимно даже просто прикасаться к ним, не то что выдергивать, походя, в задумчивости. И она при этом продолжала жить в тех же удобных условиях, словно ничего в замке не поменялось, словно она все еще принцесса этой страны, с ее кровавым солнцем и горячим ветром. И тем острее ощущалась разница между тем, кем она была, и кем стала. При одних и тех же внешних декорациях было особенно видно, насколько она больше предмет, чем человек.
Иногда она думала, что если бы ей расплакаться, так, чтобы омыть лицо слезами, так, чтобы до икоты, до головной боли, то может быть стало бы легче, где-то внутри себя. Но у нее словно отобрали слезы, с тех самых пор, как она, брошенная в кровь родителей, пролила несколько горьких слез над потерянными их жизнями, не зная тогда, что смерть порой бывает благостнее жизни, где тебя превращают в зверька редкой породы.
У неё могла бы остаться гордость. Но гордость дорогой товар в условиях завоевания для завоёванного и дешёвая безделушка для завоевавшего. Всю свою гордость она растеряла ещё тогда, в луже крови своих родителей, изнасилованная под их остекленевшими неживыми взглядами. Если бы у неё осталась гордость, разве она осталась бы жить так, как жила сейчас, после того, что произошло? Конечно же нет. У неё от гордости, как воспоминание, осталась только прямая спина и прямой взгляд, только приходится все время смаргивать. Она приучила себя садиться у ног убийцы, когда он этого желал, оставляя спину прямой. Не распространять жалость вокруг себя, когда приходили посланники из других городов заключать союз с завоевателем. Оставаться бесстрастной, когда накрывает поток унижения в момент, когда из ее крыльев узурпатор вырывает перья на глазах у пришедших. Просто иногда отворачиваться, чтобы суметь остаться в себе и не сойти с ума от осознания своего унижения на глазах тех, кто знает, что значат для Золотых Дев их крылья.
[1] Волны – вспомогательный инструмент мира Кан-Дзиру, они могут превращаться во что угодно, выполнять роль предметов, еды, пространства. Сгустки информационной магии, которым можно придать любое значение. Неживые и неразумные. При старой власти их массовое использование считалось неприличным, но не запрещенным.
[2] При царствовании семьи Кан, приставка кан у жителя означала высокое положение, по рождению или заслугам – кан-дзирянка и кан-дзировец. Обычных жителей пренебрежительно называли дзировка и дзировец.
[3] Дымка разной формы и цвета – это форма одежды в Кан-Дзиру
[4] Кристаллы – еще одна форма информационных пакетов Кан-Дзиру, часто используется, как логическая мозаика, как инструмент созидания, как сжатое пространство, или контейнер для приказа мага (например кристаллы желания. Маг может запереть в кристалл приказ, а получивший кристалл загадать желание, разбить кристалл и приказом мага оно исполнится).
[5] Орден Феникса имеет звания. После экзамена Знаний, у жителей отрастали крылья, тела покрывались позолотой, глаза тоже становились золотыми, хотя и разных оттенков. Девушки становятся Золотыми Девами, допущенные до ритуалов вызова Феникса зовутся Девы Блаженства, Золотые Крылья – юноши и мужчины, после экзамена, адепты Феникса – наставники и учителя Ордена, Боевые крылья – боевой отряд Золотых крыл.