Глава 3

- Катана, конечно, удивительный, - тряхнул головой Магуш, один из старших учеников, когда повелитель ушел.

- А тебе вся нечисть удивительна, - усмехнулся юноша рядом с ним, одноклассник - Азир. Формальный, конечно. Магуш еще до завоевания сдал программу, но на следующий уровень не пошел, иногда посещая занятия. Юноша рядом с ним тоже был одним из лучших учеников, но не смог сдать программу сразу.

- Нечисть мне как раз понятна совершенно, потому что у недоразвитых форм жизни паттерны поведения предсказуемы. Удивляет только одно - неужели вам никогда не хотелось выйти за пределы этих паттернов? Вот тебе, Азир, никогда не хотелось?

Азир зло сверкнул медово-золотистыми глазами. Магуш усмехнулся, темные глаза смотрели спокойно.

- У тебя сейчас засвербило в носу и тебе очень хочется коснуться лица, но ты не будешь, думая, что причиняя себе дискомфорт, делаешь мне хуже.

Ученики нестройно рассмеялись, Азир осек движение.

- Тупые фокусы. Ты просто внимательный, а вам, дуракам, кажется, что он волшебник, - Азир прошел сквозь собравшихся учеников.

- Задираешь Азира? - подошел к Магушу юноша. Чем-то похожий на него, с той же прической - прямые тяжелые волосы до колен, глаза только светло-зеленые.    

Магуш хмыкнул.

- Нельзя позволять им высовываться. Они от этого наглеют, Мехр. От безнаказанности.

- Высмеивать глупость всегда к месту! - хором сказали парни, кивнув друг другу.

- Катана приходил, - сказал Магуш.

Мехр выругался.

- Все пропустил с этой Песней. Надо бросить.

- Не говори бессмысленных вещей, - парни стояли у закрытых священных дверей в сакральную часть Библиотеки, как и многие другие.

- А чего мы ждем? - осмотрелся Мехр.

- Сейчас произойдет нечто прекрасное.

- Как ты знаешь?

- Видишь, все собрались и стоят в форме Феникса. Они, конечно, просто впитывают остатки уверенности Катаны, не понимая этого, но они чутко понимают, что это не все. - Пояснил Магуш.

Мехр быстро и внимательно осмотрел толпу, усмехнулся.

- Действительно. Интересно, почему Феникс так повлиял на Кан-Дзиру?

- Первая точка отсчета жизни. Катана вторая, вероятно. Но надо проверить. Может, Катана не вторая точка, может, были еще, но я в истории не нашел, - пожал плечами Магуш.

- Но точно последняя, - усмехнулся Мехр.

- Да, - коротко, но воодушевленно сказал Магуш.

- О, а вон и наши идут, - Мехр заулыбался, махая рукой поверх толпы. К ним направлялись трое, два юноши и девушка. И если кто-то посмотрел бы на них со стороны, то сразу бы понял, куда они идут. Все пятеро было похожи чем-то друг на друга.  

ХХХХ

Ито старалась не смотреть и не слушать, слишком много внимания уходило на свои собственные действия, чтобы рассыпать их на что-то иное, направляясь к золотым, что ожидали ее. Заметила несколько знакомых лиц и вздрогнула под ударом темно-синих глаз одного из крылатых, что стояли у дверей, сбилась слегка с шага, но смогла удержать себя от еще одной безнадежной попытки бегства, тем более, что бежать, все равно было некуда, все уже произошло. Но когда-то глаза этого необычного, дивного оттенка ласково смотрели на нее, а не били. Она скользила взглядом по его тени, страшась снова встретиться с неодобрением. Почему-то менее страшно было смотреть в глаза завоевателю, чем в эти, ставшие чужими. Тень обрисовывала крылья, крепкий стан, переливалась золотым в отраженных блеском солнца от таких же золотых волос. И совсем некстати, воспаленного жаром мозга золотой девы коснулось первое приятное воспоминание, с того момента, как ее мир перестал быть свободным. Вспомнилось прикосновение этого обрисованного солнцем тела к ее плотно сложенным крыльям. Пьянящий дурман от этого соприкосновения, когда они стояли на украшенном бело-голубой мозаикой полу одного из храмов, но чувства были подобны первому полету, когда дух захватывает и в груди образовывается пустота предвкушения и радости.

В днях после завоевания мира не было для нее ничего радостного и она стирала радость в себе. Потому что вспоминая что-то хорошее, она почти сразу натыкалась на его отсутствие и чаще всего смертельное. Ее мир рассыпался и выбивался из нее планомерно, не только день за днем, иногда час за часом. У нее не было даже малой минуты, чтобы побаловать себя надеждой на спасение, реальность была сильнее надежды или глупой сказки, когда рыцарь убивает старую ведьму, заперевшую деву внутри. Ни одной сказки, ни одного влюбленного вздоха она не позволила себе. Она не позволила бы себе и ни одной истерики, но она жила в вечном ужасе и иногда он выплескивался необдуманным поступком или словом. Но чем меньше оставалось хорошего или нежного, к чему она хоть раз обращалась, тем проще было принимать новое существование. Она перестала думать и о брате, и о нежном синеглазом, о наставнице, отце, настойчиво и всецело в ней оставалась только память о прекрасной матери, все остальные были вытеснены или загнаны так далеко, чтобы не коснуться их даже беглым воспоминанием. И ее синеглазый был там же, так глубоко, что она даже поразилась, что он все еще существует и что когда-то, очень давно, именно он касался ее крыльев, а не черный завоеватель.

Крылатых словно вывернули наизнанку дав крылья, которые на виду у всех и сделав их самой интимной частью тела. Им было унизительно и оскорбительно любое прикосновение к ним, кроме моментов высших эмоциональных точек, когда по какой-то неведомой природной воле перья на плотно сжатых крыльях складывались узором, позволяющим получать удовольствие от соприкосновений с тем, кто эти эмоции вызывал и еще в моменты, когда природа считала, что требуется создать потомство и сейчас лучшее время для этого. Именно из-за этого факта, крылатые ходили со слегка раскрытыми крыльями, чтобы никого не смущать появляющимся индивидуальным узором. Если его знать, то можно было намеренно его воссоздать на крыльях и унести крылатого в пьянящий радостный дурман. Но это было насилие, которое не приносило радости.

Она любовалась ухоженными крыльями юноши и не думала о том, как выглядят ее. Слишком неудобно было в одиночку ухаживать за этим живым и чувствительным золотом, хотя бы потому, что до некоторых мест она из-за анатомии тела сама не могла дотянуться, а представить, что еще кто-то будет прикасаться, даже не могла. Большую часть времени в одиночестве, она отдыхала от прикосновений.

Чуть заметно дрожащими пальцами дева открыла дверь и шагнула в залитую золотом библиотеку. Знакомое заботливое тепло тут же окутало ее и она, с тем же детским благоговением как и всегда, забыв вдруг обо всем, вошла в это знакомое золото, служа при этом проводником для тех, кто остался позади. Она прошла в центр первого зала, там где золото лилось подобно рассыпающемуся миллионами брызг водопаду и подставила под это струящееся тепло руки и лицо. Стало легче дышать, перестало мутить. Болезненная бледность, уходящая в тусклую серость, отступила, появился мягкий бледно-золотой блеск, словно золото скрывалось под кожей девы. Ито глубоко дышала и нежилась, схватившись за это единственное тепло, которое сейчас у нее было, за единственную оставшуюся ласковую руку, что гладила и успокаивала, возвращая в давнее “тогда”, когда волосы и крылья расчесывала ей мать, отчего их отношения стали трогательно доверительными. В “тогда”, где ее красивая, нежная, крылатая мать была живой, многие были живы и не напуганы. Как она могла даже на мгновение забыть, что она больше не принцесса, забыть, что есть в мире те, кто не знает о природе крыльев, что в святыне не осталось для нее ничего святого, когда один кристалл сменился на другой, и что крылья лучше держать закрытыми, а не распахивать их под льющийся теплый поток. Она словно отбросила новые знания о мире и тут же поплатилась за это. Один из бескрылых, пробегая мимо, задел ее крыло и она, в ужасе вскрикнув, взметнулась в сторону, не рассчитав движения, дезориентированная паникой, ударяясь о полки, теряясь в знакомом пространстве, ведь это место священное, никогда не предполагало, что кто-то нарушит твои границы. В воздух тут же взметнулась золотая пыль и маленькие перья от сильного удара крыльев о полки. Девушка нереальным усилием, которого в ней даже существовать не могло, как ей казалось, заставила себя упасть на пол, хоть и с небольшой высоты, все равно больно ударяясь коленями и ладонями, а не пытаясь взлететь вверх в спасении, потому что выше было бы только больнее, там полки сужались, на стенах висели украшенные острой резьбой светильники и не было выхода. Да и сил ее на такой манёвр просто не хватило бы.

Она медленно поднялась, оглядывая испуганные лица присутствующих и слабо улыбнулась, складывая за спиной крылья, ровно так, чтобы они были спрятаны, но эмоциональный рисунок еще не проступил. Испуганный мальчик, который задел ее смотрел темными глазами на принцессу.

- Я не хотел вас пугать…

Он напоминал Рейвила. Младшего брата, который пропал в день завоевания.

«… Она была в своей комнате, смотрела как ей принесли еду, словно ничего не произошло. Она понимала, что все произошедшее прошлым днём не сон. Но спокойствие в замке разрывало грани реальности, так же как спорящие друг с другом песни мира. Ито вышла из своих покоев, большой коридор чёрного замка был пуст и поражал тишиной. Дева осторожно шла ступая обнаженными ступнями по холодным камням пола. Золотая дымка прикрывала бледное тело от шеи до самых пят скрывая то, что в эмоциональном отчаянье не смогла восстановить дева после изнасилования в тронном зале. Поседевшие чернотой волосы укрывали часть золотого оперения. Она была золотым всполохом среди темноты.

Ее шаг через некоторое время стал ускоряться и перестал быть осторожным. Она уже бежала к комнате брата понимая, что если ей, не наследной принцессе досталось так, что до сих пор страшно вспоминать, то что же стало с ним?! Она вихрем ворвалась в комнаты брата. Там было так же тихо, как во всем дворце и нигде не было видно наследного принца. Она хотела в полный голос позвать его, но из горла вырвался только хрип. Она пронеслась по комнатам в поисках него. Вчерашний день был не тем, какой хотелось вспоминать, но глядя в него она видела, что среди казненных завоевателем младшего брата точно не было. Ей почему-то показалось, что в упоении своей тоской она упустила время и жизнь брата. Дева бросилась по коридорам к тронному залу. Распахнула двери и замерла под тёмными взглядами троицы завоевателей ее мира. И хоть ни на одном из них не было и капли крови сейчас и зал был чист, словно в нем не происходило кровавое месиво, но Ито не могла не видеть кровавой лужи с головами своих родителей у ее ног и не видеть этого жёсткого алчущего крови чёрного блеска в глазах завоевателя. Кровавые руки Райма. Не слышать опьяненного смеха Кин над происходящим. Золотая дымка прикрывающая тело потемнела.