Конан и Рахмат обалдевшие от многочисленных знаков внимания со стороны вертлявых служанок, не сразу заметили коротенького, толстенького человечека, незаметно возникшего в дверном проеме. Толстячок был лыс, броваст и курнос, голосом обладал визгливым, но громким, в чем его невольные гости тот час убедились.

Коротышка гневался — визжа и топая маленькими ножками, он смешно подпрыгивал на месте, путаясь в полах длинного пестрого халата и тряся пухлыми ручками. Повинуясь его приказу, девицы мгновенно изчезли, прихватив грязные обноски, а главный евнух, это был именно он, критически осмотрел прибывших в его распоряжение гостей.

— Я Рахабуи — важно выпятив губы, произнес толстячок, изо всех сил стараясь сравняться хотя бы с субтильным туранцем — Старший евнух и распорядитель в пардхане магараджи. — Ну и воняет же от вас! — брезгливо сморщил нос коротышка, чем страшно рассердил Рахмата — Помойку вы, что ли, навещали?

Киммериец сжал пальцы в кулак, намереваясь прихлопнуть толстого нахала и избавить себя от его общества, но, Рахабуи, ничуть не устрашась сердитого варвара, важно прошагал мимо него. — Ума не приложу — пожаловался он недавним пленникам — зачем вы понадобились Вайомидису. Надеюсь, ваш проступок не слишком ужасен. Верховный дайом не отличается терпимостью к преступникам…особенно к файнагам.

Голос коротышки подозрительно дрогнул, как будто Рахабуи вспомнил о чем-то ужасном.

Видя, что ни Конан, ни Рахмат не собираются на него набрасываться, евнух окончательно осмелел.

— Возможно жрецу понадобились сильные рабы, чтобы провести тайную церемонию в храме Асуры? — вслух размышлял он, обегая могучего варвара и с восхищением пялясь на его мышцы — Ты подошел бы для этого, чужестранец. Самые великие бойцы сражаются во имя Асуры.

Конан хмыкнул. Ему было плевать на богов и богинь. Кром, суровый бог киммерийцев — вот единственное божество, которое признавал сильный воин. Но не рассказывать же об этом лысому болвану.

— А, ты — туранец-безошибочно определил евнух — и в бойцы не годишься. — Рахабуи призадумался, прищурив глаза на мгновение- Возможно, Вайомидис отдаст тебя во дворец. Мне пригодился бы стройный юноша в пардхане. Правда — евнух лицемерно вздохнул — тебе прийдется кое чем пожертвовать ради этого.

Рахмат испуганно охнул и схватился за то самое место, пожертвовать которым ему предлагали. Киммериец громко расхохотался и хлопнул коротышку по пухлому, обтянутому шелком плечу.

— Веди нас к жрецу, евнух, а не то… — глаза варвара опасно блеснули, несчастный жалобно пискнул, приседая под тяжелой ладонью северянина, но повиновался охотно, выскочив из поднадоевшей приятелям комнаты и поманив их за собой. Маленькие глазки пухлощекого евнуха быстро перебегали с сурового лица киммерийца на угрюмую физиономию туранца и обратно, розовые пальцы, унизанные дорогими кольцами, шевелились и дергались. Он отчаянно жестикулировал, увлекая приятелей за собой, и почему-то старался оказаться поближе к Рахмату. Может быть восточная внешность юноши внушала ему больше доверия, чем покрытое шрамами лицо северянина и его, непривычные в этих местах синие глаза.

— Конан-настойчиво шептал туранец — давай свернем шею этому толстозадому задаваке и сбежим отсюда. Мне совсем не нравятся его глаза. Выходки у него тоже мерзкие — так и норовит прижаться ко мне пухлым боком.

— Мне не хочется шатать по дворцу в чем мать родила, до тех пор, пока какая-нибудь темнокожая дура не подстрелит нас по ошибке. Знаю я этих амазонок — сначала убьют, а затем начнут разбираться. Нет, приятель, давай посмотрим что произойдет дальше. Тебе-то уж точно ничего не грозит, вон как ты понравился нашему розовощекому другу — подтрунивал Конан над Рахматом — Говорил же тебе, не рядись девицей. — Рахмат вспыхнул от злости и зашипел, точно потревоженная кобра, отпихивая подальше пухлого евнуха.

— Ты спятил Конан — стонал туранец, подпрыгивая, чтобы дотянуться до уха северянина — Боги отобрали у тебя разум. Ты что не слышал, как тот щеголь в шелковых одеждах толковал о кипящем масле и прочих прелестях? От одной мысли об этом у меня заболевают зубы. Не для того я бежал из Турана, спасаясь от ищеек Илдиза.

— Если дело дойдет до кипящего масла, то у тебя заболят не только зубы, можешь мне поверить! — ответствовал варвар, не обращая на нытье приятеля ни малейшего внимания.

— Спасибо. Ты так меня обнадежил — голос Рахмата понизился до шепота — Если бы не твое ослиное упрямство, киммерийская деревенщина…Убери лапы! — взвизгнул Рахмат, награждая толстяка увесистым пинком — Еще раз ты протянешь ко мне свои ручонки..

— Пришли. пришли — залебезил евнух, потирая ушибленное место. Он не ожидал подобной прыти от миловидного юноши, считая его всего лишь постельной грелкой северянина и надеясь переманить к себе на службу. Бочком протиснувшись мимо мощного варвара, Рахабуи наткнулся на колючий взгляд туранца, шарившего по голому телу в поисках несуществующего кинжала — Нужно торопиться.

Евнух отдернул шелковую занавесь и сделал приглашающий жест.

Бывшие пленники душного подземелья оказались во дворцовых банях, просторных и роскошных.

— Купаться вредно — протестующе пробормотал Рахмат, принюхавшийся в собственной вони и попятился. Но не тут то было.

Подлый коротышка щелкнул пухлыми пальцами и дюжие служители, мускулистые и красномордые, подхватили их под руки уложили на широкие мраморные лежаки. Затем, достав щетки и скребки, принялись оттирать с тел своих необычных подопечных зловонную грязь.

Вскоре банщики взмокли от усердия.

Конану мытье доставляло истинное удовольствие. Непривычный к комфорту, а тем более к горячим баням, обычным при дворах восточных правителей, он, тем не менее быстро освоился и сумел оценить полезность этого изобретения. Теперь, разомлев от горячего пара он находился в самом распрекрасном расположении духа. Глаз с входной двери он, однако не спускал. Периодически возникающая в дверном проеме лунообразная физиономия главного евнуха ему определенно не нравилась.

Приятель Конана, смуглолицый и тонкокостный Рахмат, наоборот считал необходимость мыться именно в этой бане, процессом противным и мучительным. Мощный служитель, которого боги при рождении силушкой не обидели с такой яростью натирал его кожу мылом, а затем скреб щеткой, что туранцу оставалось лишь взывать к своему покровителю Белу, прося того оградить себя от изуверской пытки чистотой. — Ох, Конан! — плакался туранец, отпихивая ногой настырного банщика — С меня словно живьем содрали кожу.

Отмытые от грязи приятели попали в руки массажиста, умастившего их тела благовониями, а, затем брадобрея. Тот, не торопясь, используя особую мазь, избавил их от волос на теле, при чем ни Конан, ни Рахмат вначале даже не заметили этого. Затем служитель остриг им ногти, подровнял волосы и выбрил подбородки. Под конец наглый раб, не взирая на отчаянные протесты, обрызгал друзей огромным количеством душистой воды, от которой в носу немилосердно защипало.

Толстый евнух колобком подкатился к свежевымытой парочке, полюбовался на творение рук дворцовых рабов.

— Гораздо лучше — медовым голосом пропел толстяк Рахабуи, танцуя вокруг них — Теперь не стыдно и Верховному дайому на глаза показаться.

Конан, которому пахучие духи забили всю носоглотку шумно чихнул раз, затем другой. Не выдержав, он ухватил евнуха за скользкую полу халата и с удовольствием высморкался в дорогой шелк.

— Клянусь Кромом! — проревел киммериец — Если мне сейчас же не принесут одежду..

Разобиженный Рахабуи несколько мгновений рассматривал испорченный халат, тряся тройным подбородком, затем махнув рукой, выкатился прочь.

— Варвар, дикий варвар..- донесся до киммерийца тоненький голосок толстяка — Деревенщина неотесанная..

— Вот и я о том же всю дорогу толкую — развалившись на мраморном лежаке произнес туранец и мстительно добавил — Увалень киммерийский.

Заместо изчезнувшего главного евнуха в комнату вошел другой вендиец, и низко поклонившись, поманил приятелей за собой. Следущая комната располагалась через зальчик от банного помещения, была уютна, заставлена мебелью и имела одно крохотное окошко.

Служитель, исполнив роль провожатого, мгновенно растворился среди ковров и шелковых занавесей, не желая ни единого лишнего мгноаения находиться в обществе опасных и странных, с его точки зрения, людей.

— Брось Конан — обратился к северянину Рахмат, видя что тот рыщет по комнате, точно зверь, попавший в ловушку — За дверью охрана, а единственное окно не годится для бегства. Мы в башне, стены гладкие, словно кожа аграпурской шлюхи, внизу только голый камень. Запросто можно переломать все кости, а у меня, как на зло, нет ни одной лишней.

— Угу! — согласился Конан и тут же высунул нос за дверь.

В покой неслышно, точно крадучись вошла стройная вендийская девушка. Увидев двух мужчин, разгуливающих по комнате нагишом, она ничуть не смутилась и поклонившись, распахнула неприметную дверцу в другую комнату.

Рахмат восхищенно подкатил глаза и зацокал языком, увидя стол, обильно украшенный различными лакомствами.

Только почуствовав запах пищи, Конан понял, как проголодался. К тому же длительное пребывание в темнице способствовало поднятию аппетита.

Черноокая вендийка, откровенно восхищаясь, рассматривала мускулистое тело северянина. Тонкими пальчиками девушка ласково поглаживала смуглую кожу, трогая обветренное и покрытое шрамами лицо, мешая киммерийцу утолять голод.

Тело варвара напряглось, наливаясь желанием, но вендийка уже отошла от него.

Она хлопнула в маленькие ладошки и в комнату скользнули еще четыре девушки. Они держали в руках различные музыкальные инструменты.