Конан слушал очень внимательно. Когда речь зашла о цене, он одобрительно кивнул, хотя, услышав о «любимой дочери», слегка поморщился, сочтя подобную награду досадным излишеством. — Еще говорят — глаза Рахмата алчно блестели — Что когда магараджа стянул обруч с головы идола, статуя богини страшно закричала и покрылась кровью, а сам храм затрясся и обрушился. Магараджа и его свита едва спаслись. Развалины поглотили джунгли, дорога к руинам храма забыта, а жемчужина…Каждый раз, на большие праздники, вроде рождения наследника или вступлении в брак, правитель или правительница надевает на голову корону Сигтоны и при помощи черной жемчужины творит чудеса — предсказывает будущее, исцеляет больных и даже…, но это скорей всего врут, с помощью святыни могут вернуть мертвого из царства Нергала!

— Становится все интересней и интересней..- пробормотал Конан, улыбаясь своим тайным мыслям и поглаживая рукоять тяжелого меча. Глаза киммерийца наполнила алчность и они зажглись, как и взгляд Рахмата. — И ты предлагаешь, ни много, ни мало, как..

— Ограбить Лунный дворец — закончил его мысль Рахмат — Забрать жемчужину, ну и что там еще попадется под руку. Говорят, что файнаги убили нынешнего магараджу и похитили девчонку, наследницу трона — юную княжну Гури. Так что, если вдруг изчезнет жемчужина, то искать будут не двух неизвестных воришек — чужестранцев, а жрецов богини. Мы же, тем временем, присоединимся к какому-нибудь каравану и прости — прощай, Вайнджан! За безделицу из короны можно получить столько денег, что нам с тобой, Конан, хватит на всю оставшуюся жизнь.

Киммериец довольно хлопнул Рахмата по плечу, да так, что щуплый туранец даже присел.

— Хитер ты, приятель! — восхитился варвар — Не зря за тебя Илдиз награду объявил.

— Угу! — пробурчал молодой туранец, которому было мало радости в том, что за его голову обещают много денег — Был первым вором в Аграпуре, был, да сплыл… Появился огромный варвар и принялся махать своим дурацким мечом, да резать стражников, точно баранов и, прощай, Туран..

— Неприятности у тебя начались задолго до моего появление в том треклятом трактире. — справедливости ради, заметил Конан.

— А солдат, отправленных за нами в погоню, видать нечистый дух прикончил? — не сдавался туранец.

— Может и нечистый — миролюбиво согласился киммериец — Выкупаться так и не удалось. Вместо этого я, помнится, спасал кого-то от старого развратного любителя мальчиков. Зато ты жив и даже сохранил невинность — киммерийцу несколько поднадоело сидение в душном трактире, хотелось на воздух — Постой, постой — вспомнив, спохватился северянин — Ты так и не рассказал мне, что дальше стало с магараджей, который разрушил храм и завладел короной Сигтоны. Наверное, жил долго и счастливо, с таким-то сокровищем в руках?

— Ничего особенного — буднично ответил туранец — Однажды утром слуги нашли его в мраморной купальне, совершенно голого, на залитом кровью полу. У него отрезали нос, уши и все, что еще можно отрезать у мужчины, выкололи глаза, а, вырванное из груди сердце, сожгли прямо там и от него осталась лишь горстка пепла. И никто не слышал ни криков о помощи, ни шума борьбы. Именно так богиня отомстила осквернителю своего храма, дотянувшись до него из сумеречного мира.

Конан и Рахмат переглянулись-им было о чем подумать.

Киммериец не боялся злобных, мстительных монстров и, судя по всему, их не слишком опасался туранец.

— Как же мы попадем во дворец? — задумался киммериец, жадно вглядываясь в синеющую за окном даль — Знаю я этих восточных царьков. У них охраны больше, чем блох на беззубой собаке!

Взгляд Рахмата был весел и хитер, точно беглый аграпурский воришка удумал какую-то пакость. Очень не понравился этот взгляд киммерийцу — от него за лигу несло неприятностями.

— Есть один способ — важно проговорил Рахмат — нужно найти «червя». — Червя? — Конан изумился и внимательно взглянул на юношу — не сбрендил ли тот, часом-Зачем тебе подобная мерзость? Холодная, скользкая тварь…А! — осенило его — Ты хочешь подбросить мерзкую штуку в постель бедной женщины, которая лишилась мужа и дочери одновременно? — Конан сокрушенно покачал головой — Подумать только — и он меня еще называет варваром!

Не слушая киммерийца, туранец продолжил свою мысль:

— «Червям» известны все тайные норы этого города, все вонючие ямы и тоннели. Если кто и сможет провести нас в Лунный дворе, то только «червь».

Конан сморщил нос — ему уже чудился запах сточной канавы и вонь грязных тел

…В это время, внизу, в общем зале трактира, толстый хозяин «Последнего приюта» переживал очередное потрясение, горько сетуя на привратности злой судьбы, пославшей ему столько испытаний за короткий срок.

Не успел он отнести завтрак буйному здоровяку и его тощей подружке, оказавшейся и не подружкой вовсе, а бесстыдным юнцом и поведать об этом пикантном обстоятельстве заспанным шлюхам, едва продравшим глаза после весело проведенной ночи, и спешившим покинуть заведение, предварительно обогатив трактирщика несколькими серебряными монетами, как дверь в «Последний приют» распахнулась и в него ввалилась толпа вооруженных людей.

Шлюх и прочий люд, с утра толпившихся в трактире, в надежде вновь увидеть здоровяка-варвара, уложившего темнокожего охранника вендийца (хотя на самом деле это сделал, переодетый девушкой Рахмат при помощи тяжелого кувшина с вином) и послушать последние сплетни о случившихся в преступном крайке ночных происшествиях, как ветром сдуло, едва лишь они завидели высокий белый султан страусиных перьев на блестящем шлеме высокой чернокожей девушки.

Воительница, уверенно и властно распахнувшая двери в этот оплот преступности и рассадник похоти выглядела необычайно для страны, где женщины нежны и покорны, томны и искусны в любви, стараясь во всем угодить своему повелителю и господину-мужчине.

Традиционное одеяние вейнджанских дам — сари из полупрозрачного шелка, никогда не касалось широких плеч этой величественной темнокожей девушки, не ласкало нежный атлас ее кожи.

Она выглядела необычайно привлекательно в юбочке из пятнистой шкуры леопарда, столь короткой, что она едва прикрывала тугие ягодицы темнокожей девы. Две позолоченные чаши закрывали роскошный бюст девушки, оставляя полностью открытым ее плоский живот, покрытый загадочными татуировками, лишь чуть заметными на темной коже. Мускулистые руки украшали широкие медные браслеты, золотые кольца, тяжелые и массивные блестели на длинных пальцах, чешуйчатый пояс, гибкой змеей обвивался вокруг тонкой талии, словно сжимая рослую воительницу в своих объятиях. Роскошное ожерелье из мелких золотых монет, круглых и блестящих, украшало длинную шею и было последним даром раджассы Вейнджана капитану Черных стражей. Ибо девушкой, больше похожей на экзотическую чернокожую королеву, была Рамасанти, капитан личной гвардии властительницы Марджены, ее доверенное лицо.

Следом за своей предводительницей в трактир ворвались ее воины — такие же темнокожие, сильные и смертельно опасные. Они, как и Рамасанти, их капитан были одеты вызывающе и необычно, вооружены тувларами и длинными кинжалами.

Предводительница Черных стражей взглянула на крысомордого содержателя притоны взглядом, способным убить кобру и спросила, подкрепляя свои слова легким покалыванием кинжала в филейную часть вендийца:

— Где они, толстобрюхий сын гиены?

Трактирщик, перепуганный до полусмерти воинственным видом вооруженной девицы, трясся, точно осенний лист на ветру. — Кто они, о достойнейшая из женщин этого города? — плаксивым голосом осведомился трактирщик, лихорадочно размышляя о том, кто же из его ублюдочных помощников мог прогневить сильных мира сего, разозлить до такой степени, что они прислали в Город Висельников не обычную городскую стражу, с которой можно договориться при помощи некоторого количества золота, а эту темнокожую суку, с повадками бешенного носорога.

— Не придуривайся, вшивая задница! — улыбнулась Рамасанти и смуглое лицо трактирщика посерело от одного взгляда на эту многообещающую улыбку. Голос кешанки был обманчиво спокоен — Где они? Варвар-северянин и его спутница, чужестранцы?

В который раз хозяин «Последнего приюта» проклял небеса, пославшие ему беспокойного постояльца, разыскиваемого грозной Рамой, о крутом нраве и решительности которой в городе ходили легенды.

Кешанка шагнула к трактирщику и, схватив того за ворот рубахи, слегка притянула к себе. Монеты в ее ожерелье оглушительно, как показалось вендийцу, звякнули и ласково повторила свой вопрос, другой рукой приставив кинжал к жирной шее вендийца:

— Где они, вонючая обезьяна? Ты нарушаешь закон и противишься повелениям властей. Я прикажу распять твою мерзкую тушу на площади Звезды и оставлю подыхать на радость толпе.

Толтым пальцем трактирщик ткнул вверх и диким голосом взвыл:

— Четыре монеты…Всего четыре монеты…Они там, о блистательная госпожа. Пусть раксаши утащат душу этого чужака в подземелье Катар…Пусть Сигтона пожрет его мужскую силу…Они там. там наверху. Он, этот мерзких варвар и его развратный приятель…Никогда, никогда больше не один чужестранец не войдет в эту дверь. или пусть меня поглотит подземелье Зандры!

— Приятель? — брови темнокожей девушки взлетели вверх, выразив крайнее удивление — Я думала, речь идет о подружке. Впрочем, разберемся.

И она, на всякий случай, велев караулить тракирщика, подала знак своим людям. Десяток чернокожих девушек, рослых и сильных, хорошо обученных и опасных ничуть не меньше, чем голодные леопарды, бесшумными тенями скользнули вверх по широкой лестнице. Еще пятеро застыли перед трактиром, нацелив на окна длинные стрелы.