«Демоны» Imagine Dragons проникают в мои уши и, черт возьми, если бы эта песня не была написана для Джеймса. И тут до меня доходит. Музыка. В каждой песне есть скрытый смысл и эмоции. Интересно, поэтому Джеймс так часто ее слушает? Она затрагивает его, может быть, он использует ее как способ выразить то, что не может сказать вслух. Возможно, я смогу достучаться до него таким образом.

Моя остановка приближается, так что я вернусь к этой мысли позже.

Я скучаю по тебе.

Пятиминутное глубокое дыхание и попытки успокоить свои эмоции за дверью квартиры Джеймса помогают дерьмово, чтобы подготовить меня к тому, что я собираюсь увидеть. Когда я захожу внутрь, то сразу вспоминаю тот день, когда нашел его, а я еще даже не дошел до ванной.

Я буквально встряхиваюсь, мотая головой из стороны в сторону, прежде чем осторожно пройти в ванную. Мои глаза закрываются, когда я заворачиваю за угол, молча надеясь, что Макс уже был здесь и просто забыл сказать мне.

Он не был здесь.

Застоявшаяся вода, окрашенная кровью Джеймса, все еще наполняет ванну. Полотенца, которыми Том вытирал его, запачканные кровью, остались на полу там, где он их бросил. Кусочки жареного куриного филе и сморщенный картофель фри усеивают плитку, и, насколько я могу определить, отсутствуют только пустые пузырьки из-под таблеток, скорее всего взятые парамедиками.

Какое-то время я могу только смотреть. Смотреть... и вспоминать. Через Бог знает сколько времени время звонок в домофон выводит меня из транса, в который я впал, но я не реагирую сразу. Я не могу никого впустить сюда, пока все это не закончится.

Но звонок звучит снова.

И еще раз.

— Алло? — отвечаю я резким голосом после того, как подхожу к трубке.

— Впусти меня, мудак.

Тесс. Ее голос заставляет мои губы изогнуться в слабой улыбке, когда я впускаю ее в здание. Повесив трубку, я открываю дверь и жду ее. Через несколько мгновений она появляется из лифта напротив в своей рабочей форме — черные кроссовки и белая футболка с логотипом компании, вышитым на ней.

— Как ты нашла меня здесь?

— Я звонила Тому. Я не позволю тебе сделать это в одиночку.

— Там беспорядок, — предупреждаю я. — Там к… кр… — у меня сдавило горло, я не могу закончить предложение.

— Тем больше причин мне быть здесь. Мы сделаем это в два раза быстрее.

— Спасибо, — это все, что мой дрожащий голос позволяет мне сказать, прежде чем я поворачиваю на кухню в поисках ведра. Некоторые вещи все еще не на месте после разрушительного срыва Джеймса накануне... того... случившегося, поэтому я лавирую по мере продвижения. В конце концов, я направляюсь в ванную, вооружившись тазиком для мытья посуды, наполненной мыльной водой, мешками для мусора и несколькими губками.

— Господи, — бормочет Тесс, следуя за мной. — Боже, Тео... я даже не могу представить, что с тобой было, когда ты нашел его здесь.

— Было бы намного хуже, если бы со мной не было Тома, — говорю я, желчь царапает мое горло, когда я закатываю рукав и опускаю руку в воду, вытаскивая пробку. — Он просто знал, что нужно делать. Не думал, что когда-нибудь скажу это, но я так чертовски рад, что моя машина снова сломалась, иначе я был наедине с этим.

Я смотрю, как вода кружится, стекая в канализацию, и с облегчением вижу, как она полностью уходит. Она оставляет розоватые, остаточные водяные знаки по стенкам ванны, поэтому, окунув губку в мыльную воду, я сначала смываю их.

— Иногда, — начинаю я, ненавидя себя за то, что собираюсь сказать. — Иногда я жалею, что встретил его, просто чтобы не чувствовать его боли. Насколько это эгоистично?

— Это не эгоистично, Ти. Даже святой не смог бы пройти через то, через что прошел ты, без каких-либо сомнений. Ты не эгоист, ты просто испытываешь такую боль, которую я даже не могу себе представить.

— Ему еще больнее.

— Нет, это не так. Он просто не справлялся с этим так, как ты.

Если бы у меня хватило сил, я бы рассмеялся. Я не справляюсь. Я просто существую. Жизнь в чистилище. Я больше не вижу будущего. Все, что я видел всего пару недель назад, исчезло.

— Какая пустая трата KFC, — говорит Тесс, пытаясь разрядить тяжелую атмосферу, когда она сбрасывает протухшую еду в черный мешок.

Мы убираемся пару часов, моем все по три раза. От каждого движения губки у меня болит в груди, но к тому времени, как мы заканчиваем, нет никаких следов ужаса, который здесь произошел.

— Итак, — начинает Тесс. — И что ты теперь собираешься делать? Мы могли бы по дороге домой взять еду на вынос, посмотреть пропущенные серии «Мыслить как преступник» (прим.  американский телесериал о работе команды лучших следователей ФБР).

— Вообще-то, я думаю, что останусь здесь.

— На ночь?

Я киваю.

— Здесь я чувствую себя ближе к нему. Кроме того, кухня все еще не в порядке, а все должно быть идеально, когда он вернется, независимо от того, захочет ли он, чтобы я был здесь или... — слово застревает комом, который образуется в моем горле.

— Он не воспринимает объективно реальность, Ти. Когда ему окажут необходимую помощь, он придет в себя.

— Возможно, — глядя в потолок, я вздыхаю. — Но я должен научиться смириться с тем, что он может этого не сделать.

— И как ты собираешься это сделать?

Глубоко вздохнув, я пожимаю плечами.

— Понятия не имею.

Когда Тесс уходит, я нажимаю «shuffle» на iPod Джеймса, который постоянно стоит в квадратной док-станции на кухне (прим. кнопка «shuffle» — случайный порядок выбора музыки). Чувство спокойствия охватывает меня в ту самую секунду, когда музыка начинает наполнять пустую квартиру. Здесь всегда звучит музыка, и когда я закрываю глаза, я почти чувствую, как Джеймс подкрадывается ко мне сзади, кладет мне руки на бедра, дышит мне в шею.

Я скучаю по тебе. Пожалуйста, скучай по мне тоже.

Некоторое время я слоняюсь по кухне, переставляя что-то в шкафах и делая заметки о вещах, которые мне нужно заменить. Позже вечером мне звонит Макс и говорит, что Джеймса перевели в психиатрическое отделение и что он не только отказывается видеть меня, но сейчас и его тоже. По-видимому, режим клиники там намного строже со временем посещения. Я больше не смогу ждать за пределами его палаты, прогуливаясь по их коридорам, но они не могут помешать мне ждать снаружи здания в течение каждого доступного мне часа посещения, и это именно то, что я собираюсь сделать.

Закончив разговор с Максом, измученный, я собираюсь лечь спать. Сняв одежду, я аккуратно вешаю ее на спинку плюшевого стула в спальне Джеймса — потому что знаю, что бросить ее на пол было бы для него неприятно — затем я забираюсь на кровать. Прижимая к груди подушку, пропитанную его запахом, к своей груди, я срываюсь в тысячный раз с тех пор, как нашел его... рыдаю до тех пор, пока не проваливаюсь в беспокойный сон.

Я скучаю по тебе.

Глава 12

Джеймс

— Доброе утро, Джеймс, — весело говорит медсестра, которая приходит каждое утро. — Пора просыпаться.

      Я проснулся. Я не смотрю на нее. Я ни на кого не смотрю. Целыми днями я лежу на спине, склонив голову набок, и смотрю на стену с магнолиями, пока у меня не начинает болеть спина, потом переворачиваюсь и смотрю на деревянные шкафы без дверей.

— У меня для тебя лекарства. Ты возьмешь их сегодня?

Нет.

Она спрашивает снова и снова не получает ответа. Я просто хочу, чтобы она ушла. Я хочу, чтобы все это закончилось.

— Скоро привезут тележку с завтраком. Ты сегодня будешь есть?

Нет.

— Я скоро вернусь, чтобы сделать тебе перевязку.

Когда она уходит, я переворачиваюсь на бок и продолжаю смотреть на стену. Я не должен быть здесь. Меня нигде не должно быть. Я был так уверен, что на этот раз не облажаюсь, но я это сделал. Я вечно лажаю. Я пустая трата жизни.

* * *

Уже четыре дня я не разговариваю ни с одним человеком. Иногда мне кажется, что могу. Иногда я думаю, что должен. Но эти мысли недостаточно сильны, чтобы победить единственное, что мучает мой разум каждую длинную минуту каждого длинного дня.

Я не хочу быть здесь.

Возможно, если я достаточно долго буду игнорировать всех, притворяться, что я не существую, мое тело в конечном итоге сдастся, как я и планировал.

— Тук-тук, — практически поет Питер, входя в мою палату. Питер Донован — мой психотерапевт, на ступеньку выше медсестер, которые не перестают суетиться вокруг меня, и на ступеньку ниже моего психиатра, которого я видел всего один раз. Питер, однако, удостаивает меня своим раздражающим, нежелательным присутствием по два раза каждый гребаный день.

Его визиты заканчиваются каждый день одинаково. Он говорит, я — нет. Вчера он сказал мне, что, если я продолжу отказываться от своих лекарств, у них не будет выбора, кроме как принудительно заставить меня принять их. Этого нельзя допустить. Я взрослый человек. Я должен быть в состоянии принимать свои собственные чертовы решения. Какая им разница, здесь я буду или нет? Во всяком случае, они должны быть благодарны за дополнительную кровать. Нет смысла занимать ее, тратить их время, деньги правительства на кого-то, кто этого не хочет.

— Сестра Мэри сказала мне, что ты сегодня утром позавтракал. Это здорово.

Надменный ублюдок.

— Что заставило тебя начать есть?

— Я был голоден. — Мудак.

Питер пододвигает стул к моей кровати и садится.

— Ты разговариваешь? Я польщен.

Какого хрена? Разве ты не должен меня успокаивать и расспрашивать о моих чувствах?

— Ну, как ты себя сегодня чувствуешь?

Началось.

— Отлично. — Почему я говорю? Заткнись, черт возьми.

— Но ведь это не совсем так, правда?

— Что?

— Я занимаюсь этой практикой уже семь лет. Учился еще дольше. По моему опыту, люди, которые чувствуют себя отлично, не пытаются покончить с собой.

Не могу поверить, что я здесь и слушаю подобное дерьмо. Все должно было закончиться.

— Итак, ты поел, разговариваешь, как насчет того, чтобы принять лекарства?

— В этом нет никакого смысла.

— Почему ты так думаешь?