Наряду с официальными инструкциями в егерских войсках создавались собственные. Примером такой инструкции являются «Примечания о пехотной службе вообще и о егерской в особенности», составленные в 1785 году в Бугском егерском корпусе, когда им командовал М. И. Кутузов. Кроме общих положений о содержании солдата, в которых главное внимание уделялось сохранению здоровья солдата и ограждению «от излишнего к службе ненадобного отягощения»[1038], инструкция содержала конкретные указания о подготовке егерей, ибо раз «главнейшее назначение егеря есть стрельба, то и должен сей предмет прежде всякого другого представиться к размышлению»[1039].

От егерей требовался «выстрел верный», в связи с этим особое внимание обращалось на стрельбу в цель из различных положений и в различных строях: рассыпном двухшереножном или трехшереножном. Особенность данной инструкции состояла в указаниях о тактической подготовке егерей. В них раскрывались не только принципы действий, но и способы ведения боя на открытой и пересеченной местности. В отличие от официальной инструкции егерям предписывалось действовать цепью в одну линию (маневр первый), переходом в две линии (маневр второй), «веревкой» — в лесной местности (маневр третий) и, наконец, на марше в колоннах (маневр четвертый).

На маневрах в Кременчуге в 1787 году Бугский корпус показал высокую тактическую подготовку, и, очевидно, «Примечания» стали известны и командирам других егерских корпусов.

Несмотря на наличие частных инструкций, единый егерский устав не был создан до конца века. Егерские войска руководствовались общим уставом 1763 года и дополнительными инструкциями. Нужно полагать, что руководящие военные круги понимали целесообразность и необходимость создания егерской пехоты, ведущей бой на основе новой тактики колонны и рассыпного строя, но разрешить рождавшиеся противоречия идеологического порядка не могли.

Строевой устав 1763 года не освещал многих вопросов полевой службы. Действовавшие главы устава 1716 года и «Дополнительные главы к генеральному уставу полевой службы»[1040] также не разрешали всех назревших вопросов. Практическая необходимость в специальном полевом уставе ощущалась уже в Семилетнюю войну. В 1761 году Румянцев составил «Учреждение»[1041], в котором были затронуты некоторые вопросы, касавшиеся полевой службы.

Вновь вопрос о полевом уставе возник уже во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг.

В этот период Румянцев приступил к разработке инструкций для несения полевой службы. Необходимость введения устава он обосновывал следующим образом: «В армиях полки хороши от полковников, следственно от особ, а не от устава, как бы быть им должно, Тогда бы они были хороши и все бы текло в равномерном порядке до последнего пункта службы, как часы заведенные, от силы действующего устава»[1042].

«Целое не может быть совершенно, если части оного не будут согласны между собою», — писал Румянцев. Наконец, указывает он дальше: «Распространяя порядок, споспешествующий службе… должен я выдать свое постановление, отрешая разновидные обряды, каковые я здесь нашел, что каждый полк имел свой образ, отличествующий от другого, и исправляет службу, дабы введением для всех должностей единообразной отдалить настоящее нестроение, яко полки один пред другим неодинаковыми поступками представляют собой как бы иное войско, хотя всем есть один устав, каким образом делать службу»[1043].

Исходя из этих соображений, Румянцев и составил в марте 1770 года «Обряд службы»[1044]. Рассылая его в полки, он приказывал: «Полковым командирам рекомендую накрепко своим штаб- и обер-офицерам подтвердить, дабы мною изданный «Обряд службы» не довольно прочесть, но и всегда в крепкой памяти иметь, для лучшего же знания иметь всегда в кармане при себе»[1045].

«Обряд службы» выдвинул ряд новых положений в части строев, форм и методов обучения и порядка внутренней и полевой службы.

Вместо рекомендованного уставом 1763 года трехшереножного строя пехоты «Обряд» вводил двухшереножный строй, чем достигались большие возможности для ведения огня. В строю солдаты должны были располагаться свободно, «держа тело прямо и непринужденно…»[1046]. При движении рекомендовалось «ступать равною ногою и не бить», делая «80 шагов в минуту, а шаг в три четверти, а скорым маршем 120»[1047]. «Обряд» решительно упрощал ружейные приемы. В прилагаемых к уставу нужных во время экзерциций и ее оборотах пунктах подчеркнуто: «Все лишние приемы в экзерциции избегать, так же как и принуждения фигуры»[1048].

Главное внимание Румянцев уделил установлению простейших приемов, которые требовалось «делать скоро, но ясно»[1049]. Отработка приемов обеспечивала быструю изготовку для стрельбы. Хотя Румянцев и упростил подготовку к стрельбе, но оставил без изменения принцип непрерывности огня и поэтому не акцентировал внимания на прицельной стрельбе[1050].

Перенося в «Обряд службы» принцип непрерывности огня, он полагал, что огонь этот необходим во время боевых действий линиями, а при расчлененном боевом порядке (сочетание егерских линий и колонн, каре и колонн и т. п.) частая пальба, естественно, отпадала. Она заменялась прицельным огнем егерей.

Наряду с вопросами строевой и огневой подготовки «Обряд службы» разрешил ряд вопросов внутренней и полевой службы, в частности, о марше армии, о лагерной службе, о караульной службе и т. п. Направляя свой устав в дивизию Олица, Румянцев писал ему: «Господа полковые и ротные командиры с рачением постараются подчиненных своих, а особливо нижних чинов привести в свойственное военным людям состояние… надлежит обучать их (солдат) со всякими подробностями, но притом со скоростью и каждого особо; прилежный и понятливый скоро восчувствует свои в том надобности и познает свое в том превосходство над неустроенным и невежею, каков наш настоящий неприятель, а непонятливый и ленивый потерпит за себя»[1051].

Румянцев внимательно следил за тем, чтобы офицеры знали его устав, и когда при проверке по дивизии выявилось, что поручик Каховский, стоя на отводном карауле, не знал своих обязанностей, главнокомандующий арестовал его на две недели, а в специальном приказе подтвердил необходимость изучения устава[1052].

«Обряд службы» был принят в 1776 году в качестве официальной инструкции и разослан Военной коллегией во все дивизии.

На основе указаний Румянцева в 1-м гренадерском полку, которым командовал В. Воронцов, в 1774 году была подготовлена и затем одобрена Румянцевым «Инструкция ротным командирам»[1053]. Это удивительно яркий документ о подготовке рекрутов и солдат в роте. Не меньший интерес вызывает до сих пор не публиковавшееся «Учреждение в пользу всех чинов, дабы по пространному в нем описанию единственно поступали во всем полку»[1054].

Громадную роль в обучении русских войск сыграл устав Суворова «Наука побеждать». Этот замечательный устав сложился не сразу. Его предшественником было «Полковое учреждение», написанное Суворовым в 1764–1765 гг. в период командования Суздальским полком, и ряд приказов, в которых выкристаллизовывались его основные тактические принципы:

«Наука побеждать» была оформлена в виде устава в 1795–1796 гг.

В «Науке побеждать» Суворов сформулировал основные принципы воинского обучения:

1. Подготовка солдат должна производиться систематически, последовательно и непрерывно.

2. Обучение должно быть активным и действенным.

3. Каждый воин должен понимать свой маневр, и все, чему он учится, должно быть необходимо для боевой практики.

4. Обучение должно вести показом, а не рассказом, т. е. на основе чувственного восприятия.

Стержнем воинского обучения должно быть овладение тремя воинскими искусствами: «глазомер, быстрота, натиск». В решении вопроса о строях, боевых порядках, а отсюда и формах и методах обучения Суворов исходил из нового понимания сущности боя. Он не понимал бой односторонне и не сводил его лишь к огневому бою. Он полагал, что «огни открывают победу», завершает же ее штыковая атака. «Штык, быстрота и внезапность суть вожди россиян…»

Рассматривая бой как многосторонний акт, Суворов ввел такие понятия, как подготовка к атаке, огневой бой, атака и преследование. Это было совершенно новое понимание боя. Как известно, на Западе знали только подготовку к бою и огневой бой, к атаке не стремились, а преследование противника вообще исключалось, ибо в это время могла разбежаться армия победителя, состоявшая из наемников.

Исходя из нового понимания боя, Суворов, оставляя уставной строй, рекомендовал такие боевые порядки, которые обеспечивали бы наступательный бой. «Должно стремиться к одной главной точке, — писал он, — и забывать о ретираде; быстрота и внезапность заменяют число; натиск и удар решают битву и приступ предпочтительнее осады»[1055].

Отсюда, полагал Суворов, боевые порядки должны сообразоваться с замыслом полководца, обязанного учесть «силу и обыкновение неприятеля», местность и время. Поэтому он предпочитал для ведения наступательного боя расчлененные боевые порядки, обеспечивавшие быстроту и внезапность натиска.

Новое понимание сущности боя приводило к известной коллизии между системой боевой подготовки и господствовавшими общественными отношениями. Вот почему Суворовский устав продержался недолго и был изъят Павлом I, а сам Суворов отправлен в ссылку.

Таким образом, в уставной теоретической мысли определились ясно выраженные два направления, нашедшие отражение в практике боевой подготовки. В меньшей степени эта борьба находила отражение в уставах и инструкциях, регулировавших боевую подготовку кавалерии и артиллерии.