- Что не так? — спрашивает меня Ван. Такая забота очень мила.

- Прошу прощения, но я сейчас слышал, что вы обвинили эту женщину в угоне своей машины? — спрашивает офицер, кладя руку на пистолет. Этот жест у полицейских кажется рефлекторным.

Нас накрывает тишина. Ван выглядит таким же взволнованным, какой и я себя чувствую. Не могу ничего прочитать по лицу Зандера, но он не подтверждает слов офицера. Это даёт мне толику надежды. Возможно, он наиболее прощающий человек в мире.

— Нет! Она подружка моего брата. Она всего лишь возила меня поужинать! — выдает Ван, и, оставив Зандера, торопится ко мне и хватает за руку, как делал это раньше.

Я вздрагиваю. Не хочу, чтобы у Вана были неприятности из-за меня.

— Ван, тебе не следовало бы…

— Да, детка, почему бы тебе не забрать Воуна и не вернуться в мою машину? Мы вскоре отправимся домой, — говорит Зандер, и Ван просто начинает светиться от этих слов.

Я, стараясь не выдать своего шока, киваю, будто его слова — совершенно обычное дело. И иду, как на ходулях, к машине, из которой только что вылезла, и на некоторое время замираю у дверцы, прежде чем у меня получается забраться внутрь.

Ван залезает на заднее сидение, а я занимаю переднее пассажирское, так, наверное, будет более естественно, чем сзади с Ваном.

Я отодвигаю в сторону плед у ног, пока смотрю, как Зандер обменивается ещё несколькими словами с копом и идет к машине. Я задерживаю дыхание, поскольку жду, что он скажет мне вылезать и что коп заберет меня под стражу. Вместо этого парень просто открывает дверцу и присаживается за руль.

— Ремень, — бормочет он.

Я оглядываюсь. Ван поспешно натягивает ремень. Но до тех пор, пока Зандер не посылает строгий взгляд в мою сторону, я так и не осознаю, что не пристегнула свой.

Когда мы наконец пристегнулись, он трогается с места, оставляя позади копа. Тот всё ещё наблюдает за нами. Я чувствую себя сбитой с толку.

Что, чёрт побери, сейчас произошло? Возможно, я создала себе ещё большие проблемы, чем те, что у меня уже есть?

Глава 2

После того, как мы проезжаем несколько кварталов в тишине, я не выдерживаю.

— Почему ты делаешь это? — спрашиваю, смотря в окно, не в состоянии даже перевести взгляд на Зандера.

— В смысле, почему я солгал офицеру полиции ради женщины, которая только что угнала мою машину и похитила моего брата? Понятия не имею, черт побери, — фырчит он, и я прикусываю губу, чтобы удержатся от просьбы не материться при мальчике.

— Она неплохая, — Ван с заднего сидения начинает гневно меня защищать, его предыдущая благодарность к Зандеру быстро испарилась.

— Все в порядке, Ван, — говорю ему мягко, чувствуя, как мое собственное раздражение уменьшается, столкнувшись сего. — В этот момент я до некоторой степени плохая. — Я прекрасно осведомлена, что кража и похищение не делают меня кандидатом на звание лучшего гражданина.

— Но у тебя не было выбора. Ты должна рассказать ему о…

— Воун, достаточно, — рявкает Зандер, и гнев был в каждом его слове.

Я закрываю глаза. Напряжение в машине возрастает до неуютного уровня, и стоит, пожалуй, ожидать, что кто-то сейчас взорвется. Мои ожидания оправдываются.

— Прекрати меня так называть! Я ненавижу, когда ты так меня зовешь! — кричит Ван, и я морщусь от того, как громким эхом слова разносятся в небольшом пространстве автомобильного салона.

— Это твое имя! — выдает в ответ Зандер.

— Это не мое имя. Мое имя Ван!

- Ван — твое прозвище, — Зандер быстр на ответ. — Я не твой друг. Я твой брат, и наши родители дали тебе имя Воун, поэтому я отказываюсь называть тебя как-то по-другому, кроме как по имени, данному тебе от рождения!

Такое ощущение, что эта ссора случалась уже не однажды. Я смотрю назад на Вана, в его глазах стоят слезы. Мое сердце сжимается. Неужели Зандер не видит этого? Почему нельзя быть снисходительным к ребенку? Предполагается, что он должен быть взрослым, и потом, мальчишка ведь не просит что-то запредельное или неблагоразумное, даже если я и не понимаю, почему имя имеет такое большое значение. И все же, Ван ясно дает понять, что для него это много значит.

— Как же я ненавижу тебя! Хотелось бы мне, чтобы ты…

— Ван, — быстро прерываю его я и бросаю взгляд на Зандера. После этих слов он кривится как от боли, я поворачиваюсь к Вану. — Я знаю, ты злишься, и я определенно думаю, что твой брат сейчас был засранцем по отношению к тебе. — Я наблюдаю, как его плечи немного опустились, расслабляясь. Зандер прочищает горло, как будто напоминая, что он все слышит. — Но то, что ты кричишь на него и говоришь неприятные вещи, ничего не изменит. У меня есть идея получше.

— Есть? — Ван настороженно бросает на меня взгляд. Кажется, он разрывается между надеждой, что моя идея окажется потрясающей, и предположением, что она будет в стиле "взрослых" — скучной и разумной.

— Ага, — у меня ее нет. Понятия не имею, почему я это сказала.

С тех пор, как я подалась в бега, узнала две вещи о себе. Я любопытная, и мне нравится прислушиваться к разговорам других людей. Я невероятно циничная, и мне приходилось предполагать худшее в каждом человеке, которого видела за последние несколько дней. Ну, кроме Вана, но он ребенок. Я так же оказалась воровкой — украла машину, хотя не очень успешно. Теперь я знаю, что я еще и жалкая лгунья.

Но, раз уж он так выжидающе смотрит на меня, и даже Зандер искоса поглядывает, я должна что-нибудь сказать. Так что я даю себе мгновение, позволяя разуму поработать и выдать вероятно наитупейшую идею.

— Как на счет того, чтобы каждый раз, когда твой брат расстраивает тебя или ведет себя как мега-засранец, ты будешь мне рассказывать про него что-нибудь смущающее? Готова поспорить, что он научится намного быстрее не наседать на тебя так сильно, — предлагаю я и почувствую, что мой голос становится громче и уверенней, когда глаза Вана загораются от этой идеи.

— Ава… — рычит Зандер, и я невольно вздрагиваю от звука своего имени.

Брайан был тихим парнем, едва повышая или понижая голос, звучавший монотонно. Он никогда не произносил моего имени в гневе или в возбуждении. Но когда я услышала, как Зандер произносит мое имя, так ворчливо и раздраженно, я почувствовала, как мое сердце понеслось вскачь.

— Ты, бл*дь, серьезно? — заканчивает он. Его глаза на краткий миг отрываются от дороги, чтобы взглянуть в мою сторону.

Я вздрагиваю от матерного слова. Я до сих пор не уверена, что "засранец" допустимо для употребления в обществе детей, но это лучше, чем говорить "б…ь" в каждом новом предложении.

Вот еще одна новая деталь, которую я о себе узнала. Я против того, чтобы ругаться матом в присутствии ребенка, и у меня совершенно отсутствует такое понятие, как удержание своего носа и мнения подальше от дел других людей. Я прикусываю язык, чтобы не заговорить, но это всё равно меня не останавливает.

— Думаю, это было бы уместно — не ругаться перед двенадцатилетнем братом, — говорю, ужасаясь тому, что зашла слишком далеко за границы допустимого, находясь в совершенно ином положении.

Думаю, у меня в некотором роде истерическое состояние, только без неконтролируемого смеха. Но, может быть, он еще появится. И, возможно, именно потому я смехотворно веду себя в данный момент.

Что я делаю? Мне просто нужно заткнуться и надеяться, что меня не высадят у полицейского участка. Сперва я угоняю машину этого мужчины и похищаю его брата, затем он лжет копу обо мне, а теперь везет меня куда-то, надеюсь, что подальше от этого самого копа. И что я делаю? Читаю ему лекции о том, как говорить с его же братом. Да что со мной не так?

Зандер приковывает меня взглядом, замораживая на месте, и строго говорит:

— Как на счет того, чтобы ты не лезла в то, что тебя не касается?

— У Зандера когда-то были дреды. И однажды паук устроил себе там гнездо. А когда мама рассказала ему об этом, он так визжал, — Ван спешит сказать это очень быстро, на одном вдохе.

У меня челюсть на секунду падает от шока, прежде чем я понимаю, что смеюсь, представляя эту картину. У Зандера были дреды? У этого мускулистого морпеха, парня, выглядящего как спецназовец, когда-то были дреды, и он визжал из-за паука в волосах?

— Как, черт возьми, ты узнал об этом? — задыхаясь, произносит Зандер. Его щеки горят красным, когда он оглядывается на меня и видит меня смеющейся.

— Мама однажды рассказала. У нее были фотографии, ты выглядел по-дурацки. — В словах Вана нет ни грамма извинения, очевидно, он доволен тем, что смутил брата.

— Это… — старший брат делает глубокий вдох, а руки его становятся белыми, поскольку он очень сильно сжимает руль. — Никогда больше не повторится.

Я смотрю назад, на Вана, и подмигиваю.

— Дреды? И как долго тебе пришлось отращивать волосы, чтобы сделать их? — спрашиваю, испытывая благодарность за возможность сосредоточиться на чем-то еще, кроме своей собственной ситуации.

— Неважно, — мямлит он.

— Они были до середины его спины, — отвечает Ван.

— И как же долго ты не мыл волосы, чтобы получилось такое? — я гримасничаю от предвкушения его ответа. Долго, очень долго — самый вероятный ответ.

— Неважно, — снова скалится он.

— Мама сказала, что его волосы ужасно пахли, и она думала, что там, наверное, сдохла крыса.

— Она не говорила такого! — Зандер бросает быстрый взгляд на мальчишку и опять возвращается к дороге.

— Говорила, — голос Вана звучит самодовольно, а его улыбка говорит, что его совсем не беспокоит раздражительность брата.

Я снова смеюсь, ценя эту более легкую тему и момент, который дает мне возможность забыть о моей собственной насущной проблеме.

— Готова поспорить, тогда ты выглядел как услада для глаз, — говорю я и слышу, как на заднем сидении смеется Ван.

— Думаю, что сохранилось несколько фотографий в коробке в кабинете у Зандера. Я покажу тебе их. Такие забавные! — произносит он между хихиканьем.