— Андреич! — Прибежал к нему посланный от караула Васильев. — Бригантина на рейде!

— Чья? — Отложил гусиное перо и потянулся Баранов.

— Под флагом Республиканских Штатов.

— Оружием торговать будут, — скаредно выругался правитель и, пригибаясь, вышел из низкой банной двери. На его носу краснел след от очков.

Индейцы на долбленых лодках уже гребли к судну, бросившему якорь. С бригантины салютовали Русскому флагу. С батареи ответил медный единорог калибром в четверть пуда. Баранов долго рассматривал в подзорную трубу палубу судна. Индейцев на нее не пустили, показывали товар с борта. Полтора десятка матросов с ружьями наблюдали за торгом.

— Шляются тут всякие, — проворчал, щелкнул трубой. — Васенька, скажи Тараканову, пусть возьмет людей и, как колоши перестанут крутиться возле бостонца, пусть он поговорит с капитаном, узнает, что и почем.

Ситхинцы с недавних пор как-то нехорошо стали посмеиваться над русичами, что они самые бедные, — порох и ружья не продают, одеяла и сукна меняют дороже, чем бостонцы и англичане. Баранов спорил, показывая наши добротные шерстяные одеяла и бостонские, ветхие, скупленные по приютам.

«Одеяло и есть одеяло» — азартно торговались ситхинцы. Они были проворней и остроумней эскимосских народов и своих сородичей — кенайцев с якутатами.

Вечером Тараканов с пятью удальцами побывал на бригантине, вернулся, не задержавшись и на час, сразу отправился к Баранову. Промышленные, ходившие с ним на торговое судно, пошли в казарму. Старовояжный стрелок, захлебываясь, рассказывал товарищам:

— Вот купцы так купцы — чертей наловили и торгуют! По сотне бобров за каждого рядятся. А у тех сиськи — во! — Показывал руками и крестился. — Меж ног, как у бабы… Если кто из колошей купит черного раба, другие от зависти звереют…

— Что так быстро? — спросил Баранов вернувшегося Тараканова.

— Чаем не угощали! — Усмехнулся передовщиик. — Оно и лучше — разговор короче… Харч у них только для себя. Меняют бусы, топоры, котлы, ружья и негров… Капитан удивлялся, что на Ситхе наша крепость. Сказал, что англичане в проливе Нушка не выдержали постоянных нападений и бросили крепость, которую купили у испанцев.

Об этом Баранов уже слышал от прибывавших торговых судов, зевнул и спросил:

— Кто капитан?

— Мистер Кокс!

Глаза у правителя стали круглыми, усы задергались.

— Кто-кто? — вскрикнул он.

— Кокс! А что?

Баранов обеспокоенно забегал возле баньки:

— Медведникова, Труднова, Кочесовых, Кабанова — ко мне… Сам тоже приходи, разговор есть!

Удивляясь странностям правителя, Тараканов пошел к казарме, возле речки встретил умывавшегося Кабанова.

— Андреич зовет! — сказал стрелку.

— Чего ему? — хмуро обернулся промышленный. С мокрой бороды стекала вода, по спине узлами ходили жилы.

— Не знаю, — пожал плечами Тимофей. — Сказал, что капитаном на бригантине Кокс, а тот…

— Кто-о-о? — Уставился на передовщика Кабанов разъяренными глазами зверя. Не дождавшись ответа, схватил рубаху и бросился к бане.

Возле недостроенных сеней казармы, покуривая, сидел Афанасий Кочесов.

Тараканов сказал ему:

— Баранов зовет тебя с братом и еще Медведникова с Трудновым…

— Чего ему надо? — пробубнил передовщик, не вынимая трубки изо рта.

— На бригантине прибыл капитан Кокс…

Афанасий подскочил, чуть не выронив трубку.

— У, е-е! — выругался и бросился в казарму. Через минуту оттуда выскочили все званные. Тараканов поплелся за ними, не дойдя до бани, услышал громкие голоса старовояжных и правителя, повторявшего:

— Оборотень, должно быть!

Тимофей согнулся в дверях, ступил в баньку. Все обернулись к нему и стихли. На заваленном бумагами столе горел жировик, лица говоривших были растеряны.

— Наш, проверенный! — Кивнул на вошедшего Баранов.

Стрелки вновь обступили его и загалдели.

— Батька, мы тебе верим, но для порядка бумаги покажи, — пробасил дюжий Медведников.

— Закуют в железо — не оправдаемся тем, что ты нам говорил, — хмуро добавил Кабанов.

— Все бумаги при мне, хоть на иных уже чернила выцвели! — Баранов вытащил кожаный бумажник с бечевой для ношения на шее. Открыл, нацепил на нос очки и стал перебирать старые слежавшиеся письма.

— Вот они! Читайте… Тимофей, у тебя глаза острей, — протянул листки. — Мой договор с главным пайщиком артели, с курским купцом Шелиховым.

Тараканов придвинулся к глиняной плошке с горевшим в ней жиром и мхом, стал читать с указанного места. — … Принять все необходимые меры против шведских каперов, под предводительством аглицких капитанов, стремящихся захватить угодья. Если каперы войдут в русские гавани или высадят десант… Всеми средствами и силами отразить его… Сделать отряд из американцев, приобща алеут или вымарать их красками, хитростью выманить команду на берег или заманить судно в опасное место, другим же напасть на него… приготовленным инструментом извертеть борта в нижних местах или иным каким способом сжечь его, скрывая при этом русских…

— Лихой был купец Григорий Иванович, царствие небесное, только случись следствие — он за нас уже не постоит, — беззубым ртом прошамкал Василий Кочесов, взял в руки письмо и стал разглядывать прочитанное, далеко отодвигая от глаз.

— Есть и другие документы, — обиженно проворчал Баранов. — Уж коли взялись выяснять — делайте до конца… Тимофей, читай! — …«От коллежского асессора Ивана Коха Александру Баранову, 16 августа 1790 г. № 21», — прочитал Тараканов и спросил: — Все подряд читать?

— Нет у меня от вас секретов!

— «…Секретнейше извещен я Его Высокопревосходительством генералпоручиком Иваном Алферовичем, что шведский король открыл умысел под его флагом сделать нападение на тамошние окольные места. К сему делу употреблен будет некто из англичан Кокс, который в начале 1789 года снаряжал судно, вооруженное четырнадцатью пушками, обитое медью и весьма хорошо снабженное парусами, именуемое „Меркурий“, которого изображение на корме в скульптурной работе имеется… Его Высокопревосходительство, основываясь на вышеописанных известиях, изволил предписать мне — снабдить вас о том ясными наставлениями. Во исполнение чего я рекомендую вам:

1. Во время вояжа, окажется ли где такое судно, и вы в том без малейшего сомнения уверены будете, и неприятельское судно пушечной пальбой намерение то явно откроет, тогда вы имеете долг, призвав Всевышнего на помощь, дать отпор грабителям и победить многоумством и природной храбростью российских людей, каковой неприятель наш лишен…

2. Во время бытности вашей на Алеутских островах и твердой земле Америки, рекомендую вам против всех приближающихся иностранных судов и кораблей принимать меры предосторожности… Но при том крайне остерегаться должно, кабы безвременной предприимчивостью не нарушить святейшего закона страноприимства, политических связей России, не отказать страждущим и прибегающим к вам от бед…» — И так можно повернуть наказ и эдак, — проворчал Кабанов. — Слава Богу, Кох еще жив, — голос промышленного стал спокойней, чем минуту назад.

Другие тоже притихли.

— Ты вот чего, — сказал Труднов Баранову, — под пули больше не лезь, не дай Бог, помрешь вперед нас, тогда нам не оправдаться…

— Это уж как Бог даст! — проворчал правитель. — Я вот о чем думаю, детушки. Капитан Мур, сообщивший нам о смерти Кокса, мог ошибиться, а мог и намеренно лгать. Потому советую всем быть настороже, в казарму и на батарею гостей не пускать, караулы усилить, лишнего даже своим не говорить.

— Куда больше усиливать? — пророкотал Медведников. — И так треть в караулах, работать некому, а талинские бездельничают.

На другой день матросы с бригантины шныряли возле русского селения.

Близко их не пустили, а удаляться от берега они боялись, чтобы не попасть в руки индейцев. Вскоре на шлюпке к Баранову прибыл капитан Кокс, ничем не походивший на бравого английского пирата, нападавшего на русские промыслы в Кенайской губе. Но его мирная внешность не успокоила правителя. Поговорив с ним, он стал выспрашивать о брошенной англичанами крепости. Капитан неприязненно усмехнулся:

— Скоро вернутся! Если вы закрепитесь здесь, им будет легче удержаться против немирных индейцев.

— Мы уже закрепились! — сказал Баранов.

Капитан ехидно рассмеялся:

— Вы сильны — пока на берегу, англичане и испанцы — пока на кораблях.

Скоро здесь будет много кораблей и вряд ли вы долго продержитесь против их пушек.

— Цыплят по осени считают! — Откланялся правитель и, взглянув на озадаченного Тараканова, не знавшего, как это перевести, кивнул ему: — Скажи: поживем — увидим!.. Ишь, вспылил, барышник, что в острог не пустили!

Вскоре к торговому судну подошла байдара с «Северного Орла».

Подпоручик в белых штанах и при шпаге поднялся на палубу.

— Должно быть, компанейскими мехами торговать собирается их блядородие! — переговаривались караульные. — Своим откуда быть? На «Орле» только Кривошеин, Белоногов и Сивцов — промышленные, остальные лодыри и дармоеды. Кривошеина не видать, похоже, бросил службу. Креол Сивцов их кормить не станет. На то он и креол, чтобы думать: а не много ли я работаю?..

К вечеру на палубе бригантины показался подпоручик в обнимку с бостонским капитаном. На байдару погрузили корзину и бочонок. Скучавший и злой Куськин, которого на судно не пустили, стал грести к Бобровой бухте.

Утром бригантина снялась с якоря и ушла к югу.

Пару дней «Северный Орел» стоял на прежнем месте без признаков жизни.

Потом на палубе появились больные от пьянства матросы, кое-как подняли якорь и парус. Пакетбот подошел к устью Индейской реки и встал там.

Клейменый поселенец Агеев начал кричать с борта, требуя от имени капитана морской паек. На крикуна никто не обращал внимания.

Тогда, цепляясь за ванты, на палубу выполз в одной рубахе навигационного искусства специалист.