АКТ ВТОРОЙ

Лесистые увалы, уходящие далеко к горизонту. Островерхие ели в логах, камни-валуны у дороги. В тайгу углубляется трасса высоковольтной линии. На могучие опоры натягиваются провода.

С е в а с т ь я н о в. Татауров! Леня! Помоги Каримову!.. Так, крепите! Хорошо!.. Вы у меня — экстракласс! Ветерочек наверху бодрит?.. Рыбальчук, куда прешь? Влево бери, влево! Завязнешь в болотине — за неделю не вытащишь!

Снизу доносится рокот трактора.

Дьявол, всю работу застопорит!.. (Крупными шагами спускается в лог.)

За кустами — ее тут сразу и не заметишь — сидит А л л а с этюдником. Рисует.

К у з ь м а, в бахилах, с ружьем, выбирается на дорогу.

К у з ь м а. Груня, где ты?.. Груня!.. Вот баба, не иначе как заблудилась. (Разряжает в воздух ружье.)

Г р у н я (появляется прямо перед ним). В кого палишь?

К у з ь м а. А ты чего не откликаешься?

Г р у н я. До крику ли было? В гору, чай, ползла.

К у з ь м а. Дробь из-за тебя испортил.

Г р у н я. Ствол почистил, и то ладно. Я вон целое лукошко брусницы волоку. Ты хоть бы сороку какую дохлую к поясу прицепил. Все будет не стыдно по селу идти.

К у з ь м а. Сама-то ты сорока.

Садятся, отдыхают. Снизу опять рокот, крики.

Податливо у них идет, а?

Г р у н я. Куда тянут, не знаешь?

К у з ь м а. В тундру. Город там строится. То ли уголь, то ли нефть открыли. Не податься ли нам туда?

Г р у н я. Сиди уж… Строитель! (Кокетливо толкнула его в бок.)

К у з ь м а. Ты что?.. Не девка, чай?

Г р у н я. А ты, что ли, уже старик?

К у з ь м а. Я вот тебе покажу — старик. (Опрокинул ее.)

Возвращается С е в а с т ь я н о в.

С е в а с т ь я н о в. Где-то я тут куртку оставил…

Г р у н я. Ой!

К у з ь м а. Гляди-ка… мы на ней устроились и не заметили.

С е в а с т ь я н о в (посмеивается). Как успехи, охотник? Кого подстрелил — уточку или куропаточку?

К у з ь м а. Откуда теперь куропатки? Рано еще.

С е в а с т ь я н о в. Ну, не скажи.

К у з ь м а. Эта — домашняя!

Груня колотит его по спине.

С е в а с т ь я н о в. Рыбальчук! Я же тебе показал — куда! Вот черт упрямый!.. Левей бери! Левей! Завязнешь!

А л л а (выступила из-за куста). Минуточку! Ни с места!

С е в а с т ь я н о в. А, это вы…

А л л а. Стойте, как стояли! Руки не опускайте!

К у з ь м а. Одного его в плен берешь или всех нас?

А л л а. Э-эх, такая поза пропала! Угловатая, резкая!

К у з ь м а (заглядывает в этюдник). Грунечка… и мы попались. Как есть мы. Во всей натуре. Глянь.

Г р у н я. Очень надо!.. Притаилась тут, подсматривает.

К у з ь м а. Да ведь хорошо! Право, хорошо! Хоть на стенку вешай! Я сижу — ноги вытянул. Ты в корзине ягоды перебираешь. (Алле.) Не слишком ли длинны у меня ноги-то получились?

Г р у н я (тоже заглянула). Какие есть, такие и нарисованы. И я… страсть как похожа.

К у з ь м а. Вылитая!

Г р у н я (подобрее). Угощайтесь брусницей. (Насыпает Алле полные пригоршни.)

А л л а. Спасибо.

К у з ь м а. А это от меня! (Достает из-за пазухи пару новеньких лаптей.)

А л л а. Лапти?!

К у з ь м а. Они самые! Вам в коллекцию. Нарочно сделал крюк к деду Иннокентию. За пять верст. Так что можно сказать — импортные.

А л л а. Не знаю, как вас и отблагодарить!

К у з ь м а. На маленькой колодке сковыряны, аккуратненькие.

С е в а с т ь я н о в. В таких хоть на лекцию, хоть в кино.

К у з ь м а. Да уж не чета вашим бахилам!

Алла примеряет лапти.

Не так. Не так. Это тоже надо умеючи. Вот. Во-от. Еще бы беленькие онучи подвернуть, так и совсем блеск!

А л л а. А почему их теперь не носят?

К у з ь м а. Потому что зажрались! Возомнили о себе бог знает что! Легкость-то какая в них, а? Идешь, как по персидскому ковру. Мозоли не натрешь. Сто верст прошагаешь — подошвы не оттопаешь. Опять же поскрипывают — душу веселят! Разве неправда?

А л л а. Правда. В самом деле правда!.. (Знаками показывает, чтоб все спрятались и замерли. Выходит на дорогу.)

Навстречу ей — от села — идет С е р а ф и м а И в а н о в н а с пустой корзиной.

Здравствуйте, Серафима Ивановна!

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Здравствуйте. (Уперлась взглядом в ноги.) Куда это вы… так?

А л л а. Тоже по ягоды.

С е р а ф и м а И в а н о в н а (недоверчиво). По ягоды?..

А л л а. Да.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Во что же вы их?

А л л а. Я… я в карманы. Могу еще в капюшон. Вот только я плохо знаю здешние места. Не возьмете ли вы меня с собой?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Нет.

А л л а. Почему?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Что это вы… вырядились-то так?

А л л а. Я решила прислушаться к советам старших товарищей и понемногу отказываюсь от вычурной, ультрасовременной одежды. Стараюсь приблизиться к простоте. Не правда ли, хорошо! Брюки-эластик и они! Удивительно гармонируют! А легкость-то какая! Идешь, как по персидскому ковру. Мозоли не натрешь. Сто верст прошагаешь — подошвы не оттопаешь. Опять же поскрипывают — душу веселят!

Груня за кустом прыснула. Кузьма зажимает ей рот.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Вы что же… и в классе в них?

А л л а. Непременно, если Павел Гаврилович разрешит!

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Вот что, Орешко!.. Вы, я вижу, приехали сюда не учить, а смешить!

А л л а. Серафима Ивановна!..

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Теперь я понимаю, почему в городах этакая расхлябанная молодежь растет! В руки вот таких, как вы, отдается воспитание подрастающего поколения!

А л л а. Так вы меня с собой не возьмете?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Я с вами и ста шагов пройти не хочу! (Уходит.)

А л л а. Да почему?.. Это одежда наших предков! Лапти носили ваш отец и ваша мать!

С е р а ф и м а И в а н о в н а (издали). Мои родители никогда не были лапотниками! И вы за оскорбление ответите на педсовете!

А л л а (сокрушенно). Вот… теперь я понимаю, из чьих рук выходят тупые, ограниченные люди.

С е в а с т ь я н о в. А-ха-ха-ха!.. Давно так не смеялся! Хотел бы я поприсутствовать на этом педсовете!

Г р у н я. Алла Викторовна, вы очень-то не расстраивайтесь. Ее ведь не то что ученики, а и мы-то… (Махнула рукой.) Была когда-то учительница, да кончилась.

А л л а. Как это ужасно. Быть кем-то — и кончиться! Еще при жизни.

С е в а с т ь я н о в. Да.

А л л а. У вас что! Рухнет опора — новую поставят! А наш брак до пенсионного возраста бодренько топает.

К у з ь м а (спохватился). Ножик где?

Г р у н я. Я тебе отдала.

К у з ь м а. Врешь! (Осматривает все карманы.) Ведь врешь!

Г р у н я. Ну… тогда в колоду у ручья воткнула.

К у з ь м а. В какую колоду? Иди показывай!

Г р у н я. Да ты что, Кузя? С версту обратно, не меньше.

К у з ь м а. А ножик-то какой? Еще с фронта!.. Иди, говорю, иди! Ну и раззява!..

Оставив корзину, спускаются в лог.

С е в а с т ь я н о в (рассматривает рисунки). А вы, оказывается, давно возле моей бригады пасетесь. Я и не замечал.

А л л а. Люблю писать, когда не позируют.

С е в а с т ь я н о в. Татауров-то какой — герой! А? Герой! И Каримов ничего. А вот Рыбальчук…

А л л а. У хорошего человека я стараюсь усилить его привлекательность. Не боюсь ему польстить. Ну, а у неважнецкого… все его недостатки — наружу! Сгущаю! Пусть увидит!

С е в а с т ь я н о в. Как же разобрались, кто какой?

А л л а. Немного помогли ваши эпитеты, которыми вы оглашали лес и горы.

Смеются.

С е в а с т ь я н о в. Дайте мне ваши рисунки. На время. Завтра будет летучка. Покажу парням.

А л л а. Это тот случай, когда искусство активно воздействует на жизнь?.. (Кого-то увидела вдали.) Полина Александровна?.. Точно — она!

С е в а с т ь я н о в. Где?

А л л а. Идет с ребятами. По склону. Полина Александровна, сюда! Сюда!.. (Садится и торопливо делает набросок.)

Доносится песня. Голос Полины: «Теперь одни дойдете?» В ответ звонкое: «Дойдем!» И снова песня.

Чем дольше я здесь живу, тем меня все сильнее тянет к этому человеку.

С е в а с т ь я н о в. Почему?

А л л а. Противоположности сходятся. В ней все не так, как во мне. Она ровна, серьезна. Я задорна, легковесна. В ней есть какой-то прочный стержень. А я сплошной зигзаг. Она сделает в жизни много настоящего, доброго.

С е в а с т ь я н о в. И мне тоже кажется, что она такая.