По тропе поднимается П о л и н а. В спортивном костюме. Усталая, но улыбающаяся.

П о л и н а. Ходили в поход. В Зотово. Там живет старушка сказительница. Записывали на магнитофон. Здравствуйте!

С е в а с т ь я н о в. Здравствуйте.

П о л и н а. Шла — все ничего. А как ближе к дому…

А л л а (прикрыв ноги курткой). Я знаю способ, как можно прошагать сто верст и не устать.

П о л и н а. Как?

А л л а. А вы меня на педсовете… не того?

П о л и н а. Что-то не улавливаю связь.

Алла вскочила на ноги.

Нашла?

А л л а. Кузьма Ильич подарил! На маленькой колодке сделаны, аккуратненькие! Еще бы беленькие онучи подвернуть, так и совсем блеск!

П о л и н а (смеется). Блеск!

А л л а. Отныне мы будем законодателями мод! Это позор, когда наши же вещи поступают к нам с Запада как новинки сезона! Демонстрирую: ЭКСПО-74! (Пошла по дороге, напевая.) «А я иду, шагаю по Москве…» (Издали.) Вы у меня уже есть! (Хлопает по этюднику.) Хочу ребят запечатлеть! Уж очень слаженно они шагают! (Уходит.)

П о л и н а (провожает ее взглядом). Трудно ей будет у нас.

С е в а с т ь я н о в. Не труднее, чем вам.

П о л и н а. Я северянка. Из Охты. Все это — мое, родное… Алла Викторовна, возвращайтесь! (Села. Перешнуровывает кеды.)

С е в а с т ь я н о в (что-то записывает в блокнот). Натерли ноги? Могу подвезти.

П о л и н а. Чем больше мозолей, тем крепче делаешься. Это я еще в детстве усвоила.

С е в а с т ь я н о в. О-о, да вы злопамятная!.. Ну, а серьезно?

П о л и н а. Спасибо. Не хочется домой. Здесь так хорошо.

С е в а с т ь я н о в. Вот и мне.

П о л и н а. Что?

С е в а с т ь я н о в. Тоже не хочется домой. Шестой месяц в пути.

П о л и н а. По-прежнему обходитесь без прачечной и лестницы в небо?

С е в а с т ь я н о в. Не ожидал, что вы меня моим же ударите. Я тогда вам хотел помочь!

П о л и н а. Я это оценила. И поняла, что нашего полку прибыло.

С е в а с т ь я н о в. Так зачем же своих?..

П о л и н а. Своих?.. Вы здесь пробудете еще неделю. Ну, самое большее — две. И новые поселки, деревни на вашем пути. А все то, что остается позади, понемногу забывается. Не так ли?

С е в а с т ь я н о в. Что-то забывается. А что-то и остается.

П о л и н а. Да. Что-то и остается… (Задумалась.) Аркадий Сергеевич, вы Юлю сегодня не видели?

С е в а с т ь я н о в. Нет. Обычно пробегает мимо. Сегодня не появлялась. А что?

П о л и н а. Я очень люблю ее… и постоянно тревожусь о ней. Особенно последнее время.

С е в а с т ь я н о в. Почему последнее время?

П о л и н а. Есть причина.

С е в а с т ь я н о в. Договаривайте, если начали.

П о л и н а. Иногда я думаю: случись с ней какое-нибудь горе — мне будет в сто раз тяжелее, чем если бы это стряслось со мной.

С е в а с т ь я н о в. О каком вы горе говорите? Да мы-то на что?

П о л и н а. Хорошо. Я буду на вас надеяться.

С е в а с т ь я н о в. Татауров! Передай парням, чтоб кончали! На сегодня хватит! Отбой!.. Рыбальчук! Не забудь завтра горючее получить! Вот наряд, возьми! (Уходит и вскоре возвращается.) Осень поджимает. И по выходным работаем.

П о л и н а. Когда в наши места приходит осень, то мне все почему-то начинает казаться синим. Синие увалы. Синий воздух. Синие дожди.

С е в а с т ь я н о в. Осенью океан придвигает к материку льды. Они раскалываются и сверкают.

П о л и н а. Мне еще девчонкой хотелось пойти туда — все прямо и прямо, через тайгу, через тундру! Увидеть льды!

С е в а с т ь я н о в. Я был там.

П о л и н а. Они синие?

С е в а с т ь я н о в. Там почти нет пыли. Воздух совершенно прозрачный.

П о л и н а. Все прозрачно… (Снова задумалась.) А что вы там делали?

С е в а с т ь я н о в. После школы нанимался матросом на траулер.

П о л и н а. Я тоже хотела стать моряком! Я даже бескозырку носила в лагере!.. (Смеется.) Где вы еще были?

С е в а с т ь я н о в. Спросите, где не был. Вот и вашу Охту довелось повидать. Трасса проходила мимо. Прямо через холм, на котором похоронен летчик. Испытатель, кажется.

П о л и н а. Нет.

С е в а с т ь я н о в. Вот как? Вы его знали?

П о л и н а. Я училась с ним в одной школе… с первого по десятый.

С е в а с т ь я н о в. А-а… Вот оно что…

П о л и н а. Он служил на Курилах. Во время облета границы попал в шторм. Машина обледенела. И он… упал около берега, на рифы.

С е в а с т ь я н о в (долго молча смотрит на Полину). Вы его так хорошо знали? Вы… любили его?

П о л и н а. Я должна была туда уехать. После окончания института. Взяла направление. А тут… и случилось это. (Пауза.) Не странно, что я все это рассказываю вам? До свидания. Пойду.

Возвращаются К у з ь м а с Г р у н е й.

К у з ь м а. Безголовая!..

Г р у н я. Ой, Полина Александровна?

П о л и н а. Груня?.. Откуда?

Г р у н я. По ягоды ходила.

П о л и н а. Чем расстроен, Кузьма Ильич?

К у з ь м а. Вон! Целую версту зря протопал! Засунула ножик за голенище и забыла! Ходили искать!.. Слушай, инженер! Я сейчас на лося напоролся!

С е в а с т ь я н о в. Да ну?

К у з ь м а. Кабы лицензия, так тут же уложил!.. Иду я, стало быть, болотцем. От нее, тараторки, в стороне. И вдруг… (Рассказывает, ожесточенно жестикулируя.)

Г р у н я. Посидите, Полина Александровна. Вместе тронемся. Опять из похода?

П о л и н а. Из похода.

Г р у н я. Пробуйте ягодки. Больно вкусные. Себе-то запасаете?

П о л и н а. Некогда, Груня.

Г р у н я. Павел Гаврилович мужик домовитый, хозяйственный. (Придвинулась.) Как живете-то?

П о л и н а. Хорошо.

Г р у н я. С ним жить можно. Но вообще-то нынешние мужики — люди никудышные. В корне испорченные люди.

П о л и н а. Неужели?

Г р у н я. Взять, к примеру, моего. Вернулся он с фронта — пиры да гулянки. Холостой, правда, еще был. И до того избаловался, что в каждом хуторе по бабе имел.

К у з ь м а. Груня, ты там что-то про меня?

Г р у н я. Да что ты, Кузя… Я Полине Александровне рассказываю, как на ягодное место попасть. Сначала, значит, просекой, а потом через жердочки… И до того-то обтрепался, ну истинно шпана шпаной стал! Вот в таком-то образе и подкатился ко мне. Люблю, говорит! Я поглядела на него, подумала. Мое положенье вдовье. Где лучше-то взять? Дай, думаю, рискну. Я баба рисковая! Выгнать-то завсегда успею!.. И столько там ягод, Полина Александровна, что хоть лопатой греби!.. Принарядила я его, подкормила. Живем — ничего. А потом — батюшки свет! Приходит мой матаня чище прежнего. Весь в грязи, на лице борозды, будто под культиватором лежал. Я в слезы. И совсем уж его турнуть хотела, да подумала: неужто я, здоровая баба, с ним совладать не сумею? Всю-то ночку возле него просидела и составила вроде плана… пятилетнего, чтоб его в человеческий вид привести!

П о л и н а. Ну и как?

Г р у н я. С перевыполнением идет! Повела я его к Юльке-фельдшерице, и она — по моему наущению — признала у него туберкулез. Батюшки свет! Как перепугался-то он! И в самом деле запокашливал!.. А ягод там, Полина Александровна, до самого снегу не вынести!.. Но это еще не все. Главное — уберечь от компании. Почему я к вам с ним часто хожу? Вы, может, и не рады. Потому что вы ничего такого не позволите. У вас и разговор умный, всегда что-нибудь новое узнаешь. А вот когда вы в отпуске были, повела я его к этому… по химии-то.

П о л и н а. К Андрею Ефимовичу.

Г р у н я. Вот, вот. Ну и химик! Бац литруху самогонки на стол! И меня-то, дуру, напоили. Песни пели, так весело было! И я еще за бутылкой сбегала! (Осеклась.) Оно ведь иногда и выпить не грех. В меру, конечно. Ну, а Кузе лишнее…

П о л и н а. А он-то сам про этот пятилетний план знает?

Г р у н я. Ни-ни! Вы, часом, не проговоритесь!

К у з ь м а (грозно). Груня! Я ведь слышу!

С е в а с т ь я н о в. Утки!

К у з ь м а. Где?

С е в а с т ь я н о в. У речки сели, вон. Кустами, кустами.

Кузьма и Севастьянов убегают.

Г р у н я. Вот, вот. Побегай-ка, спать будешь крепче. Для чего, думаете, я ему ружье-то купила?

П о л и н а. Охотиться.

Г р у н я. Неужто он охотник?.. Чтоб по воскресеньям дома не сидел да пьяных дружков не видел. Умается, сердечный, в лесу-то, ну и опять неделю работает. Даже на баб чужих перестал заглядываться. Вот оно, ружье-то!